Обусловленность значения слова

Специфику употребления некоторых слов иногда невозможно объяснить, оставаясь в рамках собственно языка. Речь идет о тех случаях, когда употребление языковой единицы регулируется узусом. Бывает так, что слова разных языков оказываются понятийно и фоново эквивалентны, но употребление этих слов в соответствую­щих лингвокультурных сообществах существенно различается. Так, например, Д. Б. Гудков отмечает, что русское слово амбициозный и болгарское амбициозен, являясь в обоих язы­ках заимствованными, понятийно (и даже графически) совпадают (согласно русско-болгарскому словарю), но выражаемое ими каче­ство занимает различное положение на шкале ценностей каждого из данных лингво-культурных сообществ, что приводит к различ­ному употреблению названных прилагательных в речи носителей русского и болгарского языков. Это обнаружилось, когда преподаватель предложил болгарским учителям русского языка написать положительную характеристику одного из своих учеников. Указанное прилагательное фигурировало во многих работах, включаясь в такой примерно ряд: Он умный, энергичный, амбициозный, трудолюбивый. Таким образом, качество, обозначаемое данным прилагательным, воспринималось как относящееся к числу положительных (оценка «+»), в то время как в русском языке оно чаще всего сопровождается оценкой «–».

Подобные компоненты значения, связанные с особенностями употребления слова, называются коннотациями.

Этот термин не получил в лингвистике однозначного толкования и по-разному понимается различными учеными. Следуя за Ю.Д.Апресяном, мы считаем коннотациями лексемы «несущественные, но устойчивые признаки выражаемого ею понятия, которые воплощают принятую в данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или факта действительности; они не входят непосредственно в лексическое значение слова и не являются следствиями или выводами из него» [Апресян, 1995, с. 159].

Существуют случаи совпадения поня­тийных семантических долей и несовпадения лексических фонов слов. Е. М. Верещагин и В. Г. Косто­маров называют такие слова псевдоэквивалентны­ми. Тем не менее, бывает очень трудно определить, чем обусловлено различное функционирование двух лексем в разных языках – несовпадениями в значении, в коннотациях или в узусе. Ученые считают вполне вероятным, что эквиваленты в прямом смысле этого слова в различных языках отсутствуют; нет слова, которое всегда, во всех контекстах переводилось бы на другой язык с помощью одного и того же «эквивалента» (речь не идет о терминологической лексике), чтобы слово и его перевод занимали бы одинаковые места в лексической системе своих языков, вклю­чались бы в одинаковые ассоциативные ряды. С последним тези­сом согласятся, безусловно, все, кому приходилось профессионально заниматься переводом с одного языка на другой. Это связано с тем, что каждое лингвокультурное сообщество в определенной степени по-своему расчленяет и классифицирует окружающий мир; «видя» один и тот же «предмет», люди воспринимают его по-разному, именуя при этом не сам «предмет», а свое представление о нём. Рассмотрим примеры, иллюстрирующие сказанное.

К. Менерт (в силу различных обстоятельств своей биографии (немец, родившийся в России и живущий в США) свободно владеет русским, немецким и английским и пишет свои работы на всех трёх языках) в своей книге о русских писателях и читателях [Цит. По:Гудков, 2000, с. 74] говорит о невозможности адекватно перевести на английский и немецкий языки название повести В. Шукшина «Калина крас­ная», хотя в каждом из названных языков есть слово, обозначающее данное растение, хорошо знакомое и немцам, и североамериканцам. Представления, стоящие за этими словами и обусловленные мифопоэтическими и фольклорными традициями, у русского, конечно, отли­чаются от тех представлений, которые могут возникнуть у носителей названных языков. К. Менерт отмечает, что ассоциативные ряды, до некоторой степени близкие тем, в которые включается калина, могут возникнуть у немца при упоминании о липе, а у американца – об ака­ции, но, по справедливому замечанию указанного автора, перевод на­звания повести с помощью слов акация или липа выглядит нелепым.

Если рассмотренный пример еще позволяет говорить о совпаде­нии понятий (хотя и это сомнительно) при различии лексических фонов или коннотаций, то тот пример, который приводится ниже, такую возможность исключает. Д. Б. Гудков приводит пример, связанный с коннотациями слов, обозначающих степень удаленности – «близко» и «далеко». Он показывает, что упо­требление слова может быть детерминировано не только лингви­стическими факторами, но и теми условиями, в которых живет определенный языковой коллектив.

«Неоднократно отмечалось, что слова далеко и близко по-разному используются русскими и жителями Западной Европы.… Помню удивление немцев, когда я сказал им, что Смоленск находится недалеко от Москвы. Во время моего пребывания в Бельгии одна из жительниц этой страны, хорошо владеющая русским языком, обращаясь ко мне, сказала: «Сегодня мы с мужем поедем за город к моей подруге. Она живет ужасно далеко». «Ужасно далеко» означало 25–30 минут езды на велосипеде от одного дома до другого [Гудков, 2000,
с. 74]. (Тем не менее, нужно отметить относительность пространственных оценок, которая связана с субъектом перемещения и типом пространства. Например, для жителя мегаполиса «близко» означает нечто другое, чем для жителя маленького городка [См. об этом: Яковлева, 1994, с. 40-46].

5. «Ключевые концепты»