Первые шаги Лейбористской партии

Торможение в социальной активности ведущих партий, победа в них традиционалистского крыла, сторонников невмешательства в отношения между трудом и капиталом, явственно сказались в политической жизни страны. Национальный доход в начале XX в. достиг 1,8 млрд. фунтов стерлингов, или по 43 тыс. фунтов стерлингов на душу населения. Однако правительство тори жаловалось на гнетущую бедность, и королевская комиссия под председательством главы знаменитого банкирского дома Ротшильдов не смогла изыскать средств на вспомоществование безработным и нуждающимся. И по части прав законодатели демонстрировали ту же инертность. Показательна была судьба билля о 8-часовом рабочем дне, который по инициативе Конгресса тред-юнионов с регулярностью часового механизма вносился на рассмотрение палаты общин и исправно отвергался. Долгое время не удавалось провести даже частный вариант — введение 8-часового рабочего дня для горняков, занятых под землей. От второго чтения билля (1894) до его принятия прошло 15 лет!

В рабочей среде зрела мысль о необходимости самостоятельного, без посредничества либералов и консерваторов, представительства в парламенте. На Плимутском конгрессе тред-юнионов (1899) раздавались гневные речи: необходимые рабочим законопроекты «с презрением вышвыриваются» из «августейшей ассамблеи». В феврале следующего, 1900 г. в лондонском Мемориал-холле представители более чем полумиллионной профсоюзной массы и трех социалистических организаций (Независимой рабочей партии, Фабианского общества, Социал-демократической федерации) образовали Комитет рабочего представительства (КРП).

На первых порах дела Комитета шли ни шатко ни валко. Выборы, проведенные в 1900 г. на гребне шовинистической волны, вызванной англо-бурской войной, принесли победу консерваторам. Но затем у общественности наступило отрезвление: «война до крайности здесь всем надоела, между тем не видно конца фазису... партизанских действий». «Энтузиазм уступил место рассудочности, рассудочность — критике», - сообщали в Петербург российские дипломаты. Народную совесть возмущали варварские акты военщины, в особенности изобретенная генералами «новинка» в виде концентрационных лагерей.

Трудовую Англию взволновало и встревожило «Дело Таффской долины». В ходе конфликта между персоналом проходившей по Уэльсу железной дороги (с требованием восстановить на работе уволенных товарищей, сократить продолжительность смен и повысить зарплату) и предпринимателями последние обратились в суд, который счел возможным возместить их убытки за счет фондов профсоюзов. Палата лордов санкционировала это решение.

Тред-юнионы были возмущены: так можно было их разорить. Попытка добиться справедливости в палате общин успехом не увенчалась — резолюция с требованием оградить рабочих от судебного произвола была провалена голосами консерваторов. А тут начался застой в делах, кривая безработицы поползла вверх, и акции КРП начали повышаться. В него вступали все новые и новые профсоюзы, и на всеобщих выборах 1905 г. Комитету удалось завоевать 29 мест. В целом же победу одержали либералы. Делегаты шестой конференции КРП (1906) пришли к выводу, что пора преобразовать Комитет в Лейбористскую партию. Так родилась одна из двух основных современных партий Великобритании. Ей удалось добиться отмены решения по «делу Таффской долины», причем при поддержке нового премьер-министра Г. Кэмпбелл-Баннермана, упомянувшего в своей речи о «великих заслугах профсоюзов» в «предотвращении конфликтов между трудом и капиталом». С новой партией явно считались. Принятый акт двусмысленно санкционировал мирное пикетирование и не разрешал возбуждать судебные иски против профсоюзов и их должностных лиц (за исключением уголовных дел).

Дальнейших громких успехов лейбористам одержать не удалось. Они зарекомендовали себя как фракция реформаторов несколько левее либералов и лояльно поддерживал правительство.

Лейбористская партия имела двойное членство – индивидуальное (очень незначительное) и коллективное: если на собрании какого-либо тред-юниона половина его членов плюс один голос выступали за вхождение в Лейбористскую партию, считалось, что оный союз является ее коллективным членом. При этом каждый был волен голосовать на выборах по своим наклонностям и симпатиям, а вовсе не обязательно за лейбориста. Парламентская фракция не была подчинена партийному исполкому, решения ежегодных конференций имели для нее рекомендательный характер. Традиционная нелюбовь к «теории», боязнь сузить круг сторонников, отпугнуть их «крайностями» во взглядах побуждали делегатов этих конференций отвергать предложения о выработке программы. Среди их насчитывалось немало сторонников социализма. Случалось, резолюция об обобществлении средств производства собирала на конференции большинство голосов, но, не будучи обязательной для лейбористских «эм-пи», как сокращенно именуются в Англии парламентарии, она оставалась благим пожеланием.

Рождение новой фракции было встречено в палате общин подчеркнуто благожелательно. Было сделано все, чтобы ее члены почувствовали себя «как дома» в «лучшем клубе Лондона». Никто, никогда и ни по какому поводу не позволил себе хоть намеком подчеркнуть свое превосходство в образованности и культуре над вчерашним ткачом или литейщиком. Лейбористский «эм-пи» чувствовал себя равным среди равных законодателем, с готовностью поддавался общей атмосфере, тщательно соблюдал веками сложившиеся обычаи, вроде низкого поклона спикеру после закрытия прений.

9. «Народный бюджет» Дэвида Ллойд Джорджа.

В 1905 г. в либеральный кабинет впервые вошел в качестве министра торговли Дэвид Ллойд Джордж. Валлиец по рождению, он рано потерял родителей и воспитывался у дяди, владельца небольшой сапожной мастерской в захолустной уэльсской деревушке с труднопроизносимым названием Лланистамдви, где еще не забыли старый кельтский язык. Дэвид самоучкой постиг начала юриспруденции, поступил в провинциальную адвокатскую контору и стал сотрудничать в местной печати. Выступал он первоначально под знаменем уэльсского национализма и в 27 лет добился успеха на выборах в парламент.

В палате общин он специализировался на вопросах налогообложения — благо повода для критики было хоть отбавляй и всегда можно было находиться на виду. Имя его стало известно всей стране в годы англо-бурской войны. Ллойд Джордж стал ее страстным обличителем, проявив при этом немалое личное мужество, ибо на митингах шовинисты пускали такие увесистые «аргументы», как камни, палки и стулья. Особенно запомнилась ему «встреча» в Бирмингеме в 1901 г.: уже у входа в зал продавались кирпичи с надписью «для Ллойд Джорджа», в помещении были выбиты стекла, переломана мебель. Выступить Ллойд Джорджу не удалось – крики и улюлюканье делали это невозможным, пришлось скрыться, поспешно переодевшись в форму констебля и в окружении полицейских. После этого некий доброжелатель предложил одолжить Ллойд Джорджу фамильные рыцарские доспехи — для произнесения речи на следующем митинге

Ллойд Джордж прослыл бунтарем. Многое смущало в нем правящие круги и привилегированные группы общества: полагалось уважать аристократию — а он клеймил лендлордов и выставлял напоказ свое скромное происхождение. С негодованием читали оппоненты в газетах его филиппики: не нынешние владельцы лондонской земли, оцениваемой в полмиллиарда, сотворили ее и все, что на ней располагается, говорил он: «Все богатства были созданы трудом, энергией, предприимчивостью живущих в Лондоне людей». А лорды не произвели на свет даже болота, располагавшегося некогда на месте столицы.

Следовало проявлять почтение к монархическому институту, а Ллойд Джордж выступал за сокращение расходов королевской семьи. Правда, здесь он не переходил границы.

После выдвижения Ллойд Джорджа на министерский пост российский посол счел нужным сообщить в Петербург: «Ввиду его крайних взглядов, назначение его считается немного опасным». Но премьер-министр Г. Кэмпбелл-Баннерман знал, что делал, — либералы нуждались в ораторском таланте и сравненной способности Ллойд Джорджа к социальному маневрированию, его умении достигать компромисса там, где казалось, интересы непримиримы. Он сумел предотвратить несколько конфликтов в промышленности, выступив посредником между предпринимателями и персоналом их предприятий.

Но правительству не повезло: стоимость жизни словно ждала прихода либералов к власти, чтобы двинуться вверх, а за нею последовала и безработица. Реальные доходы стали снижаться даже в тех случаях, когда номинальные повышались. Активизировалось стачечное движение, возобновились марши безработных.

Надо было приступать к реформам всерьез, и лицом, как бы самой судьбой предназначенным для этой миссии, являлся Ллойд Джордж, пересевший в кресло канцлера казначейства.

В 1909г., по традиции в апреле, Ллойд Джордж внес палату свой первый бюджет. Министр перетрудился над его подготовкой и при презентации был не в ударе – запинался, а под конец речи охрип. Рассчитанная на эффект последняя фраза – что уже при жизни тогдашнего поколения убожество исчезнет из Англии, как исчезли волки, коими некогда кишели ее леса, – не прозвучала должным образом.

Ллойд Джордж окрестил свое детище без ложной скромности «народным бюджетом». В нем появилась новая статья — о пенсиях по старости (с 70 лет) и предусматривалась материальная поддержка бирж труда, что способствовало, их эффективности. На все социальные расходы министр предлагал выделить около 10 млн. фунтов, сопроводив это каскадом деклараций насчет заботы о благе народном. Вчетверо больше предусматривалось на военно-морские расходы, но об этой части расходов канцлер казначейства говорил нарочито скромно, а на верфях один дредноут закладывался за другим. Чтобы покрыть разрыв между доходами и тратами, Ллойд Джордж предложил пересмотреть покрытую вековой ржавчиной систему налогообложения. В частности, предусматривалось увеличение налогов с зажиточных слоев населения, а также налогов, взимавшихся при наследовании.

Консерваторы стеной стали на пути принятия бюджета, обвинив его творца в посягательстве на частную собственность. Они прибегали к обструкции, цепляясь за каждый пункт, цифру, строчку. 70 дней и ночей заняло обсуждение; 554 раза депутаты расходились по разным комнатам (ибо в палате общин тогда «голосовали ногами»), и страна жила за счет временных ассигнований.

Ллойд Джордж по бойкости характера отвечал оппонентам с большим задором. Одна из его речей, в которой он провозглашал: «Я сын народа. Я вырос в его среде. Я знаю его испытания», – вызвала такое недовольство короля Эдуарда VII, что тот вопреки всем обычаям, гласно осудил попытки «своего» министра подстрекать «класс против класса».

Лишь в ноябре 1909 г. палата общин голосами либералов, лейбористов и ирландцев приняла бюджет. Консерваторы решили продолжать бой у лордов. Обычно полусонная палата забурлила, бюджет был провален с треском. Понадобились новые выборы и обещание более податливого к настояниям правительства нового короля Георга V возвести в пэры хоть триста человек, чтобы и в верхней палате кабинет получил большинство для достижения цели, и через год после памятной речи Ллойд Джорджа удалось «протолкнуть» бюджет и у лордов. Им пришлось поплатиться за свое упрямство: прерогативы верхней палаты были урезаны, она вообще лишилась права участвовать в обсуждении финансовых биллей, и бюджета в том числе, прочие законопроекты она могла задерживать в течение двух сессий; если палата общин принимала их в третий раз, они становились законами и без санкции лордов.

Недовольство пэров ущемлением их прав проявилось бурно; появившегося было в зале заседаний премьер-министра Герберта Асквита встретили криками: «Предатель!», «Диктатор!» Группа непримиримых решила «пойти ко дну с поднятым флагом» и сопротивляться до конца. Более хладнокровные и рассудительные сознавали, что дальнейшие акции бесполезны, и в знак протеста ограничились тем, что не участвовали в голосовании. В 1911 г. закон, значительно урезавший права верхней палаты, вносивший важные перемены в конституционный строй страны, вошел в силу.