ЛИТУРГИИ IV - V ВЕКОВ
С воцарением Константина Великого (324г.) завершился Доникейский период истории Церкви и начался новый, государственный период Её истории.
Константина Великого называют первым христианским императором. Это и так и не так. Ибо крещение, которое одно рождает человека в Церкви, он принял лишь на пороге смерти и от арианского епископа. Вера во Христа пришла к нему не через Церковь, а была воспринята “по-протестантски”, лично, накануне решающего сражения. И это личное, внецерковное избранничество сразу поставило его над Церковью, а созданную им империю соделало вторым (наряду с Церковью) “священным царством”.
Так “царство кесаря” (начало государственное) стало утверждаться в качестве начала религиозного. И в этом всё двусмысленное своеобразие зарождающейся Византии. Именно с IV в. сознание независимости Церкви от государства, её иноприродность перестала сознаваться и эти два принципиально разных начала быстро слились в одно.
Теперь надо было сначала подчиниться кесарю, чтобы стать Божиим. Те, кто смутно противился этому процессу вынуждены были бежать в пустыни. Оставшиеся остались уже не столько “чадами Божиими” сколько поданными христианской империи. Их вера оказалась лишь одной из гражданских обязанностей (зачастую не менее формальной, чем остальные).
|
|
Это резко меняло все прежние церковные установки. Начинался переход к новой парадигме - государственной. Изменялось само сознание людей и соответственно изменялось самосознание Церкви. Эти изменения в первую очередь коснулись фигуры римского императора, внезапно ставшего христианским монархом.
Как мы знаем, монархия имеет религиозное происхождение, но не христианское, а языческое (Др. Египет, Др. Восток, Рим). На всём Древнем Востоке царь усыновлялся Богу (у китайцев прямо: “сын неба”) и отсюда был заимствован ветхозаветный обряд царского помазания (см. И. П. Вейнберг “Человек в культуре древнего Ближнего Востока”, М., 1986г., с. 125 - 126).
Константин был прямым наследником имп. Диоклетиана и восточного божественного деспотизма. В массовом сознании он был божеством и по смерти был причтён к лику официальных божеств государства. Церковь попыталась вырвать инициативу, канонизировав Константина.
Начиная с 457г. Константинопольские патриархи стали участвовать в коронации императоров. А затем (начиная с имп. Иоанна Цимисхия на Востоке и с Карла Великого на Западе), в чин коронации стала включаться и практика царского миропомазания.
Царское миропомазание было знаком того, что коронация совершена с согласия Церкви, включена в общий ход Промысла Божия и т.д. т.е. это был священный обряд (сродни апостольскому благословению через возложение рук), но, конечно, не таинство (ибо Церковь знает только 7 таинств и миропомазание, как и крещение, неповторимо). Именно отождествление царского миропомазания с таинством породило ошибочную теорию патриарха Полиевкта (†970), согласно которой император, как заново крещёный, очищается от всех прежних грехов (даже убийства предшественника!).
|
|
В XII веке известный канонист Вальсомон развил эту т.н. “теорию 8-го таинства”, “ не без корыстных целей приписав царскому миропомазанию не только свойства крещения, но даже и архиерейской хиротонии. И обосновал на этом права императора, как верховного первосвященника”. (см. “Вестник Лен. Дух. Академии”, N°1, стр. 113).
Всё сказанное относится уже к теории “восточного цезаропапизма”, которая пришла из Византии на Русь в XV веке, актуализировалась здесь в виде теории “Москвы-Третьего Рима” и практически осуществилась в виде т.н. Синодального периода. Став официальным главой Церкви (формально с Павла I), самодержец, естественно, должен был низложить её законного возглавителя (т.е. патриарха) и уничтожить её соборную природу.
Так оно и произошло. После последнего патриарха Адриана Соборы на Руси не собирались до 1917г. Собор 1917 - 18 гг. восстановил патриаршество, узаконив Т.о. исторический разрыв между Православием и самодержавием. Но сейчас эти два начала снова отождествляются и ересь 8-го таинства снова возводится в догмат.
Следует помнить, однако, что теория “восточного цезаропапизма” (“православного монархизма”) оформилась чрезвычайно поздно: “Во всей христианской письменности эпохи Вселенских Соборов нет ни малейших следов ее существования” (Там же, стр. 112). Однако, корни её уходят в IV - V века и мы не случайно коснулись этого вопроса.
Мы увидели, как малопонятная литургическая церемония (“царское миропомазание”) через своё символическое осмысление превращается в новый догмат. Более естественен обратный процесс - символическое отображение нового догмата через литургический обряд или праздник. Но оба процесса одинаково характерны для византийского символизма.