Маркс об античной собственности

Аристотель об античной собственности

«Архонт сейчас же по вступлении в должность,— пишет Аристотель, характеризуя государственное устройство Афин,— первым делом объявляет через глашатая, что всем предоставляется владеть имуществом, какое каждый имел до вступления его в должность, и сохранять его до конца его управления»[153].

В сущности, то же самое мы наблюдаем и в Риме. Иначе говоря, частное владение каждый раз требует особого подтверждения со стороны высших представителей государства и все время остается под его неусыпным контролем.

Правда, контроль этого владения, как правило, был формален, поэтому фактическое распоряжение принадлежит все же частному лицу, но там, где дело касалось рабов, надзор за ними так до конца и остается общим делом полиса. Общим делом полиса становилось и управление чьим-либо имуществом там, где человек впадал в безумие или нарушались общественные нормы.

Законы XII таблиц

Если человек впал в безумие, то пусть власть над ним самим и над его имуществом возьмут его агнаты или его сородичи.

...расточителю воспрещалось управление принадлежащим ему имуществом.

Закон XII таблиц повелевает безумному и расточителю, на имущество которых наложено запрещение, стоять на попечении их агнатов.[154]

Все это приводит к мысли о том, что частная собственность никогда не была до конца частной, и собственник по существу являлся лишь исполнителем общественной функции управления частью совокупного ресурса социума.

«...Граждане государства лишь сообща владеют <...> своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это — совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации».^[155]

Другими словами, античная община превращается в своеобразную артель, где свои роли достаются каждому сословию, и все они вместе цементируются единой целью. Именно это органическое корпоративное единство, вопреки всем противоречиям, разделяющим классы, и ведет к политическому компромиссу, которое реализуется в демократических преобразованиях греческих государств и в истории Рима.

Но и во все последующие времена общество сохраняло контроль над своими богатствами. Поучительным примером, близким к нашему времени, может служить история Людвига II, короля Баварии (1845–1886), который вошел в историю как «сказочный король» благодаря построенным им замкам. Самым знаменитый из них – Нойшванштайн.

Известно, что он унаследовал сумасшествие своей матери. Но до тех пор, пока ему не пришло в голову продать свою Баварию, где никто не желал его понимать, а взамен купить необитаемый остров, без придворных, без совета министров, без конституции, без этикета, без надоевших непонимающих лиц, его подданные мирились со странностями своего короля.

Он даже поручил директору государственных архивов объездить все Гималаи, побывать на Крите и Кипре, в Канаде и в Крыму. Несчастный король везде искал свой заповедный уголок, но так и не нашел его.

Тем временем в Берлине начали всерьез опасаться за состояние здоровья Людвига, Германия усматривала в его существовании серьезную угрозу для себя. Летом 1886 года была созвана комиссия в составе четырех весьма уважаемых в то время психиатров. Врачи со всей ответственностью заявили, что Людвиг болен серьезно и неизлечимо. На государственном уровне было принято решение обеспечить безумному королю опеку и назначить в Баварии регента.