Аппиан о происхождении римского пролетариата

Геродот об отношении к труду

«Научились ли эллины от египтян также и этому, я не могу определенно решить. Я вижу только, что и у фракийцев, скифов, персов, лидийцев и почти всех других варварских народов меньше всего почитают ремесленников, чем остальных граждан. Люди же, не занимающиеся физическим трудом, считаются благородными, особенно же посвятившие себя военному делу. Так вот, этот обычай переняли все эллины, и прежде всего лакедемоняне».^[185] Но, как кажется, лакедемоняне в этом отношении превзошли всех: любая другая профессиональная деятельность, кроме военной, была запрещена, считаясь абсолютно невозможной для полноправных граждан. Ксенофонт пишет, что в Спарте «Ликург запретил свободным заниматься чем бы то ни было, связанным с наживой, но установил признавать подходящими для них такие лишь занятия, которые обеспечивают государству свободу».^[186]

Ни одно ремесло недостойно свободнорожденного человека, ибо ручной труд — унижение для гордого своей свободой эллина. Известный культуролог А.Я. Гуревич пишет: «Что же касается труда, то термин πωνο имел и второй смысл, тесно сплетавшийся в сознании древних греков с первым,— тягость, страдание, несчастье, бедствие. Физический труд — мука и боль, удел несвободных и низших, тяжкое и нечистое занятие, унижающее человека и приближающее его к скотине».[187]

То же мы обнаруживаем и в Древнем Риме. Его плебеи пусть и нищи, но лично свободны. Столичный пролетариат, деклассированный элемент, складывался из разоряющихся крестьян, некогда свободных владельцев своей земли, которые становились жертвами одновременно классового расслоения Республики, и ее военной экспансии, в результате которой огромные массы дешевых рабов лищали всякой конкурентоспособности свободнорожденных земледельцев. Говоря о событиях II в. до н. э., Аппиан пишет:

«...богатые, захватив себе большую часть не разделенной на участки земли, с течением времени пришли к уверенности, что никто ее никогда у них не отнимет. Расположенные поблизости от принадлежащих им участков небольшие участки бедняков богатые отчасти скупали с их согласия, отчасти отнимали силою. Таким образом богатые стали возделывать обширные пространства земли на равнинах вместо участков, входивших в состав их поместий. <…> число италийцев уменьшалось, они теряли энергию, так как их угнетали бедность, налоги, военная служба. Если даже они и бывали свободны от нее, все же они продолжали оставаться бездеятельными: ведь землею владели богатые, для земледельческих же работ они пользовались рабами, а не свободнорожденными».[188]

Лишавшиеся своей земли, они скапливались в городах, где им не находилось практически никакой работы. Добавим к этому, что ремесленнический труд в Риме, точно так же, как и в греческих городах, чуть ли не с самого его основания считался уделом париев, заниматься им было унизительно для свободного человека. Позднее к этим несчастным, что вместе с землей потеряли опору в жизни, добавятся и те, кто вообще питает органическое отвращение ко всякому регулярному труду (такие были во все времена, изобилует ими и наше).

А следовательно, как всякому свободному гражданину, им претит занятие физическим трудом. Особенно таким, который способен унизить человека. Поэтому для собственного обслуживания даже римские парии нуждаются в рабах. Атмосфера же общества, богатеющего на своих завоеваниях, позволит всем им сформировать род морального оправдания пусть сначала и вынужденному, но через поколения становящемуся врожденным тунеядству,— в их глазах физический труд становится уделом рабов, занятием, недостойным свободного человека. Единственное исключение из всех видов занятий —это труд земледельца на своей собственной земле.

Цицерон об отношении к труду:

«А о том, какие ремесла и промыслы надо считать благородными, какие низкими, мы знаем примерно следующее. Во-первых, не одобряются те промыслы, которые вызывают ненависть людей, как промыслы сборщиков податей и ростовщиков. Неблагородны и презренны промыслы <…> всех тех, кто продает свою работу, а не искусство, ибо само получение платы служит задатком на рабство. <…> Ремесленники все занимаются грязным делом: в мастерской не может быть ничего от свободнорожденного. <…> Но те ремесла, которые требуют значительного ума или приносят серьезную пользу, как медицина, архитектура, преподавание почтенных наук, считаются почтенными — для тех, конечно, кому они подходят по их социальному положению. Что касается торговли, то мелкую надо считать презренной; но если она крупная и богатая, когда привозится отовсюду много товаров и они продаются оптом многим без надувательства, то такую торговлю не следует порицать... Но из всех способов добывания благ нет ничего лучшего, прибыльнее, достойнее свободного человека, чем земледелие».[189]

Все эти люди формально обладали правами римских граждан, участвовали в выборах магистратов, в народных собраниях (никаких собственных политических интересов они, правда, не имели и обычно голосовали за кого скажут); не имели они и никакой собственности. Этот слой жил за счет подачек богатых граждан, становясь клиентами и поддерживая их кандидатов на выборах, выполняя какие-то мелкие услуги, наконец, просто за счет государственных раздач. В I веке до н. э. их содержание взяла на себя римская казна: по закону Кассия, изданному в 73 г. до н. э., каждому из пролетариев полагалось 5 модиев зерна в месяц (примерно 1,5 кг в сутки). В 50—40 до н. э. в Риме регулярно получали бесплатный хлеб до 300 тысяч человек; все они были занесены в особые списки, и было бы прямым нарушением римского закона хоть в чем-то обделить этих невольных нахлебников.

Многие плебеи имеют своих рабов, и уже этим они противостоят не рабовладельцам, но рабам. Своих рабов имеют и клиенты. Т.е. люди, не имеющие собственного источника доходов и живущие милостью своих патронов.