2014-02-13
322
Мы знаем свет и тени лишь земного неба, вкус, запах и тяжеловесность лишь посюсторонних плодов; полнозвучность, возможную только в физическом воздухе. Влага и сушь, голод и сытость, бодрость и сон — все это (чувственное, животное!) дано нам непосредственно и изначально. И душа (даже если она тысячу раз бессмертна) упакована в наши переживания, слита, срощена с ними неразрывно. Всякое движение души рождается не в ней самой, а в синкретическом единстве телесного и духовного, что хорошо показывает в XX в. феноменология тела. Желание разъять телесную оболочку, вырваться из нее прочь — есть удел немногих: мистиков, святых, поэтов. М. Цветаева писала: «В теле — как в трюме, в себе — как в тюрьме». И это тоже — скорее порыв, чем постоянная установка. Точно так же обстоит дело с повседневностью, с заботой, как хорошо обозначил ее М. Хайдеггер. Мы укоренены в заботе, погружены в нее, это наш способ жить, наши радости и огорчения. Об ином мире мы можем лишь гадать и догадываться. Именно поэтому было бы, наверное, грешно (по любым законам — Божеским и человеческим) отвергать плоть, вместившую твою душу, и обыденную жизнь, которая сделала тебя именно тобой.
2. Если предположить, что умение любить — универсальная характеристика души, свойственная ей во всех проявлениях (прижизненных и посмертных), то следует сделать вывод: тот, кто не любит этот мир, не полюбит и тот. Несколько десятилетий назад была популярна песня, и в ней были такие слова: «С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре. С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе...»То же самое можно сказать и о небесной родине. Пока не выучен урок любви к дольнему миру,.к папе и маме, к друзьям и подругам, к земле и порожденным ею созданиям, стремление в горнюю высь остается лишь ханжеством, словесным блудом, добросовестным самообманом. Только если
______________________________________ Лекция 8
видишь духовное в любом конкретном проявлении повседневности, Духовный Абсолют, вероятно, сможет явиться тебе в своем более высоком обличий. И здесь мы подходим к третьему пункту: к вопросу о соотношении Бога и мира.
3. Я не стану приводить длинные и сложные аргументы, которые применяют в теологических спорах сторонники двух выделенных позиций (мировоззренческие вопросы, как известно, вообще не решаются в логических дискуссиях!). Хочу лишь указать на точки зрения, присутствующие на Западе и на Востоке. Первая: Бог и мир разорваны. Между ними — пропасть. Их природа в корне различна. Бог трансцендентен миру, он — полнота бытия, в то время как мир — ложь, зло и бездна. Вторая: Мир — воплощение Бога или любимое Божье творенье. Бог не вне мира, он здесь, с нами, среди нас, он — внутренняя жизнь мира, его волшебное свечение, его Дух. Наша материальность, непроницаемость, твердость — «тело» Бога, его самодифференциация, одно из его свободных воплощений, причуд его творчества.
Эта точка зрения очень близка мне, потому что, не отка-зываясь от идеи Бога, Абсолюта, Сверхсознания, она говорит миру «да». Много выдающихся имен среди тех, кто утверждал это «да» своей теоретической деятельностью и самой жизнью: Франциск Ассизский и Рамакришна, М. Ганди и Д. Андреев, Р. Штайнер и А. Безант. «Большая ошибка суживать и сокращать область любви, потому что все во Вселенной божественного происхождения и заслуживает того, чтобы быть любимым», — пишет Свами Вивекананда, поясняя позицию Бхакти-йоги. Г. К. Честертон, характеризуя воззрения Франциска Ассизского, отмечает: «Для святого Франциска ничто не было фоном... Можно сказать, что для него вообще не было "заднего плана" — кроме, пожалуй, той божественной мглы, из которой на зов любви Господней выходят одна за другой твари всех цветов и форм... Он не звал природу
