IV. Критика релятивизма в учении об именах

III. Вопрос о правильности имен.

1. <…> собеседники делят все имена на божественные и человеческие, причем первые целиком соответствуют своему предмету, вторые же - то более, то менее, и это касается не только имен богов, но и имен героев <…>

2. Имена, даваемые людьми, могут быть правильными или неправильными. Но неправильность имени не зависит от правильности или неправильности («уродства») самих предметов, так как уродливый предмет может быть назван совершенно правильно; точно так же неправильность имени не зависит от звукового состава имени и от разных частных значений имени, которые привносятся различием звукового состава. <…> Правильность наименования предмета зависит от правильности интерпретации этого предмета, т.е. она не есть результат простой репрезентации предмета в нашем сознании<…> Эту интерпретацию Сократ называет «вдохновенной мудростью», а ее результат - «типом», «образцом», не теряющим, однако, своей объективной значимости, т.е. связи с тем, что «вечно по своей природе». Другие такие же примеры слова «бог», «демон» («гений»), «герой», «человек»; рассматривая их, Платон повторяет указание на несводимость имени к его звуковому составу; то же утверждается и о словах «душа» и «тело». Далее Платон снова возвращается к исследованию имен богов, на этот раз весьма обширному <…> Сюда примыкает анализ слов «Солнце», «Луна», «месяц», «звезда», «молния», «огонь», «вода», «воздух», «Земля», «времена года», «год». Наконец, следует обширное рассуждение о множестве разных имен, имеющих отношение к умственным способностям человека, к его добродетелям, к понятиям прекрасного, доброго, искусства, мудрости, сущности и разных качеств существующего.

3. Поэтому правильность имен, даже если иметь в виду их происхождение, никак не сводится к простому звукоподражанию. <…> Но хотя слова и подражают вещам, подражание это в именах совершенно специфическое, не такое, как в музыке по отношению к слышимому голосу или в живописи по отношению к цвету и краскам, поскольку всякое имя вещи есть прежде всего подражание самой сущности этой вещи. <…> …для наименования требуется не просто воспроизведение, но сознательное воспроизведение сущности. Следовательно, выражение чего-нибудь с помощью физических приемов должно передавать тот самый предмет, который надо выразить. Конечно, важно было бы знать, в чем состоят самые первые наименования вещей, ставшие основанием и для их более сложного обозначения.

4. Краткая интермедия в связи с присоединением Кратила к беседе.

1. Кратил полагает, что все наименования вещей, как и все понятия о них, одинаково ложны и одинаково истинны.

2. Возражение Сократа: каждое имя относится к определенному предмету и есть подражание ему; следовательно, если в подражании будет что-нибудь искажено, то и имя вещи будет ложным, т.е. нельзя сказать, что все имена одинаково ложны или одинаково истинны. Это, однако, не значит, что подражание в имени должно быть абсолютным воспроизведением предмета…<…> имя оказывается не просто подражанием вещи, но тем или иным заявлением вещи о самой себе человеческому сознанию, тем или иным ее выражением. <…> имя предмета каждый раз может обозначать различные оттенки вещи, сами по себе вполне объективные. Так, отдельные звуки имени могут быть разными и в то же время иметь одну и ту же функцию; их условность не мешает их объективной значимости, их «правильности».

3. Отсюда вытекает, что по крайней мере в самом начале законодатель имен во всяком случае опирался на сущность вещей, как бы разнообразно он эту сущность ни изображал в именах, прибегая к их всестороннему познанию и рассмотрению. А это свидетельствует о том, что наблюдаемые законодателем имен предметы не только находятся в состоянии сплошной текучести (в условиях которой не могло бы состояться познание вещей), но им свойственна также и некоторая устойчивость, так что имена не просто переходят друг в друга, но и резко друг от друга отличаются; поэтому не может быть речи об их полной относительности, их установила какая-то высшая сила.

V. Заключение. Гносеологические выводы из предложенной выше теории имен.

1. Поскольку имена, как сказано, могут друг с другом смешиваться, то различаясь между собой, то уподобляясь и отождествляясь, ясно, что имена вещей, взятые сами по себе, еще не обеспечивают ни правильного их употребления, ни их объективной значимости. А значит, истину вещей нужно узнавать из самих вещей, а не из их образа, который выражается именем.

2. Сами же вещи, во-первых, несомненно, пребывают в вечном становлении; во-вторых, это становление возможно только тогда, когда существует то, что становится и что в то же время есть нестановящееся и вечно неподвижное, не выходящее из своей идеи, и самое бытие в себе, которое не течет, в противоположность его качествам, которые текут.

3. То, что представляет собою нечто сплошное и течет, непознаваемо; а познаваемо то, о чем можно сказать что-нибудь определенное, т. е. что не течет и не представляет собою нечто сплошное.