Вопрос 1. Различные подходы к определению понятия права и государства

1. Проблемы определения понятия права традиционно относились и относятся к числу наиболее важных в отечественной и зарубежной юридической науке проблем. В исследованиях государства и права им всегда придавалось огромное значение.

Первая же основная задача юридической энциклопедии, отмечалось в связи с этим в «Энциклопедии права» Е.Н. Трубецкого, изданной по запискам студентов в 1906 г., «заключается в определении самого понятия о праве. Пока мы не выясним для себя, что такое право вообще, наши суждения о тех или других конкретных видах права будут страдать неясностью, отсутствием определенного научного содержания». По поводу каждого нашего отдельного суждения, относящегося к той или другой области юриспруденции, может возникнуть сомнение - представляет ли оно собою действительно суждение о праве или чем-то другом, что не есть право. «При отсутствии удовлетворительного определения понятия права не могут быть проведены ясные границы между правоведением и другими науками; а при отсутствии таких границ наука права всегда рискует или не охватывать весь свой предел, или совершать захваты из других чуждых ей областей знания».

Аналогичные мысли по поводу определения понятия права многократно высказывались и нашими современниками. «Известное замечание Канта о том, что юристы все еще ищут определение права, - пишет, например, по этому поводу Г.В. Мальцев, — остается справедливым и в наши дни. Юридическая мысль, судя по всему, обречена на бесконечный поиск определения права, побуждаемая к этому практиче­ской необходимостью построить правопорядок на фундаменте как можно более надежных, четких и полных знаний о его сущности, предмете правового регулирования». С одной стороны, справедливо замечает ученый, «постоянная неудовлетворенность достигнутым уровнем юридических знаний, вечно актуальное ощущение неполноты права, желание его усовершенствовать, а с другой — возрастающее вместе с опытом понимание относительности результатов, добываемых юридической мыслью, ограниченного и преходящего характера выводов, в «истинность» которых люди уже успели поверить».

2. К настоящему времени в отечественной и зарубежной научной литературе выработано множество различных определений права.

И все они (не считая субъективных, умозрительных построений) в той или иной степени адекватно отражают реальную правовую действительность. Однако трудность выработки устойчивого, а тем более «всеобщего» понятия, охватывающего все стороны правового бытия, за­ключается прежде всего в сложности, многоуровневости и сильной подвижности во времени (различные эпохи) и пространстве (различные страны и правовые культуры) правовой материи.

Следует отметить, что право, как и государство, принадлежит к чис­лу не только наиболее важных, но и наиболее сложных общественных явлений. Пытаясь понять, что такое право и какова его роль в жизни общества, еще римские юристы обращали внимание на то, что оно не исчерпывается одним каким-либо смыслом. Право, писал один из них (Павел), употребляется по меньшей мере в двух смыслах. Во-первых, право означает то, что «всегда является справедливым и добрым», т.е. естественное право. Во-вторых, право — это то, что «полезно всем или многим в каком-либо государстве, каково цивильное право».

По мере развития общества и государства у людей, естественно, менялось и представление о праве. Появилось множество различных правовых идей, теорий, суждений. Однако изначальные основы, зало­женные римскими юристами, особенно в такой отрасли права, как гра­жданское (цивильное), хотя и в модернизированном виде, но сохранились. В первую очередь это касается таких правовых институтов, как собственность, наследование, купля-продажа, и многих других.

Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать знаменитый Кодекс Наполеона, или Гражданский кодекс Франции 1804 г., который был подготовлен на основе глубокого изучения и широкого использова­ния римского права. В нем, например, под сильным влиянием принци­пов и различных институтов римского права особо выделялось право собственности, которое определялось как «право пользоваться и распо­ряжаться вещами наиболее абсолютным образом, с тем чтобы пользова­ние не являлось таким, которое запрещено законами или регламентами» (ст. 544). В Кодексе Наполеона закреплялись пути и способы приобре­тения собственности. Устанавливалось, в частности, что «собственность на имущество приобретается и передается путем наследования, путем дарения между живыми или по завещанию и в силу обязательств» (ст. 711). Особое внимание уделялось договорным обязательствам, имеющим огромное значение для развития и имущественных и иных общественных отношений. Договор при этом рассматривался как «согла­шение, посредством которого одно или несколько лиц обязываются пе­ред другим лицом или перед несколькими другими лицами дать что-либо, сделать что-либо или не делать чего-либо» (ст. 1101).

Следует отметить, что многие институты римского права в качестве своеобразного первоисточника постоянно использовались и продолжа­ют использоваться при разработке гражданских кодексов и иных нор­мативно-правовых актов и в других странах. Подобное влияние рим­ского права на правовые системы многих стран, восприятие последни­ми наиболее важных его принципов и институтов, называемое в юридической литературе рецепцией римского права, в значительной мере сказалось на характере и содержании этих систем, а также на оп­ределении понятия самого права.

Народы мира, писал по этому поводу Р. Иеринг, спустя столетия после исчезновения Римской империи полностью восприняли законы, правовые идеи и принципы, которые «дал им древний Рим». Это бы­ла вновь «ожившая часть истинного римского быта и жизни, ценнее и оригинальнее всего остального, что римский народ оставил в искусст­ве и науке в наследие последующим векам, лучший цвет, богатейший плод его духа». «Странное дело! — восклицал автор (Иеринг Р.). — Мертвое право, пробуждающееся к новой жизни, право на чужом языке, доступное только ученым, наталкивающееся всюду в жизни на противодействие и все-таки всюду завоевывающее себе доступ и победу! То, что не уда­лось во времена его существования, процветания и силы — переродить права чуждых народов, — то удалось ему полтысячелетия спустя; оно должно было сначала умереть для того, чтобы развернуться во всей своей силе». «Не в том заключается значение римского права для но­вого мира, что оно временно считалось источником права, — делал вы­вод Р. Иеринг, — это значение и было только временно, но в том, что оно произвело полный внутренний переворот, преобразовало все наше юридическое мышление. Римское право сделалось, так же как христи­анство, культурным элементом нового мира».

Как в предыдущие годы и столетия, так и в настоящее время в полной мере сохранили свою значимость и актуальность, например, положения, сформулированные древнеримскими и древнегреческими юристами о неразрывной связи права и справедливости, права и добра.

Будучи «регулирующей нормой политического общения», право, как отмечал еще древнегреческий мыслитель Аристотель, должно служить «критерием справедливости». Для того чтобы знать, что такое право, пи­сал древнеримский юрист Ульпиан, нужно понять, с чем, с какими явле­ниями оно связано и откуда оно происходит. Нужно помнить прежде всего, что «оно получило свое название от justitia - правда, справедли­вость», что право есть «искусство добра», равенства и справедливости.

3. Не утратили своего значения для современной юридической тео­рии и практики, особенно для глубокого и всестороннего понимания сущности и содержания права, а также его определения положения, касающиеся естественного права.

Что такое «истинный закон»? — вопрошал Цицерон. И отвечал, со­относя право не только со справедливостью и добром, но и с самой природой, с естественным бытием человека: это «разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, посто­янное, вечное, которое призывает к исполнению Долга». Право, по Цицерону, устанавливая те или иные ограничения и запреты, «за­прещая, от преступления отпугивает». Однако оно «ничего, когда это не нужно, не приказывает честным людям и не запрещает им и не воздействует на бесчестных, приказывая им что-либо или запрещая».

Идеи и основные положения естественного права нашли свое отра­жение в конституционном и текущем законодательстве многих совре­менных государств. Например, в Конституции Российской Федерации предусмотрено, что «основные права и свободы человека неотчуждае­мы и принадлежат каждому от рождения» (ч. 2 ст. 17). Это означает, что они не даруются и не устанавливаются «свыше», каким бы то ни было государственным или иным органом, а возникают и существуют в силу естественных, ни от кого не зависящих причин.

Влияние идей естественного права просматривается и в Конститу­ции Японии, провозглашающей, что «народ беспрепятственно пользу­ется всеми основными правами человека» и что эти права, «гаранти­руемые народу настоящей Конституцией, предоставляются нынешнему и будущим поколениям в качестве нерушимых вечных прав» (ст. 11).

Несмотря на то, что многие положения естественного права призна­ются и закрепляются в конституциях ряда стран, попытки определения общего понятия права с опорой и ссылкой на естественное право в его сочетании с позитивным правом в отечественной и зарубежной ли­тературе воспринимаются не однозначно.

Так, одни авторы считают, что разделяемое ими «широкое видение» права, его понимание «в значении признаваемой в данном обществе, его практической жизни обоснованности, оправданности свободы (возмож­ности) определенного поведения людей» и понятие естественного права являются по своей сути и содержанию «двумя вещами совпадающими, в принципе однозначными». При этом позитивное право воспринимает­ся как «реальный, существующий в законах, иных документах, фактиче­ски осязаемый (и потому «позитивный») нормативный регулятор, на ос­нове которого определяется юридически недозволенное поведение и вы­носятся судами, другими государственными учреждениями юридически обязательные, императивно-властные решения».

В то же самое время другие авторы исходят из того, что «широ­кое» правопонимание, «вводящее в правовую теорию уже изжитый ра­нее дуализм естественного и позитивного права», является неправомер­ным, а сами попытки «совмещения» в общем понятии права позитив­ного и естественного права несостоятельны.

Следует заметить, что проблема соотношения позитивного и естест­венного права, а вместе с тем попытки их «совмещения» друг с дру­гом и определения на их основе общего, «синтезированного» понятия права являются далеко не новыми и отнюдь не оригинальными. Они занимали умы исследователей в течение ряда столетий. Однако удов­летворительного ответа на вопросы типа: что такое право и возможно ли вообще определение его общего понятия путем сочетания основных признаков позитивного и естественного права, так и не было найдено.

При этом одни авторы относятся к возможности определения обще­го понятия права весьма оптимистично. Другие же, наоборот, исходят из того, что «общемировое понимание и определение права практиче­ски невозможны» и что только «в пределах отдельного государства и контролируемого им единого правового пространства поиски общего для всех участников правоотношений понимания права имеют опреде­ленный упорядочивающий смысл».

Разумеется, в данном, равно как и в других аналогичных, случае речь идет не только и даже не столько о выработке общего понятия права, о нахождении его общей дефиниции, которая, как считали еще римские юристы, «чревата опасностью», ибо в жизни «мало случаев, когда бы она не могла быть опрокинута», сколько о едином представ­лении о праве и его едином понимании.

В противном случае, если общее определение права и его единое понимание будут ограничиваться лишь «пределами отдельного государства и контролируемого им единого правового пространства», то в тео­ретическом плане весьма трудно будет говорить не только об общей теории права, охватывающей собой наряду с национальными правовыми системами также международную правовую систему, но и о юридиче­ской науке как таковой в целом. Следуя логике понимания права, огра­ниченного пределами каждого отдельно взятого государства, мы долж­ны будем говорить не о юридической науке как таковой, объективно существующей независимо от государственных границ, а о юридической науке отдельного государства или региона. Это, несомненно, противоре­чило бы сложившемуся в мире представлению о том, что есть наука, если это действительно наука, и что представляют собой ее пути и осо­бенности развития в той или иной стране.

В практическом плане отсутствие единого «общемирового понима­ния и определения права» затруднит, вне всякого сомнения, использо­вание права как регулятивного средства расширения и упорядочения межгосударственных и межрегиональных отношений.

Для решения вопроса о разработке общего определения понятия пра­ва, в равной мере охватывающего и отражающего как различные — пози­тивистские и естественно-правовые — взгляды и представления о праве, так и его национальные и региональные видения, необходимо, очевидно, одновременно идти, с одной стороны, по пути выявления и раскрытия его общеродовых с другими однопорядковыми явлениями (такими, как политика, мораль и др.) черт, а с другой — по пути установления и рас­крытия его «специфических видовых признаков».

Кроме того, весьма важно, как справедливо отмечается в литерату­ре, учитывать, что право — это не только весьма сложное, многосто­роннее, но одновременно и многослойное, многоуровневое явление.

Будучи регулятором общественных отношений, право, независимо от того, как оно понимается и как определяется, всегда структурирует­ся как минимум на трех уровнях или средах — нормы, идеи и отноше­ния. Основополагающую роль при этом неизменно играют нормы. «Нормативность, — резонно замечает Г.В. Мальцев, — это универсаль­ное и глубинное качество права. Норма есть во всякой форме пра­ва— в древнем обычае, так же как и в современном законе».

С учетом данного обстоятельства в течение многих столетий фор­мировалось и формируется нормативистское определение понятия пра­ва. Даже тогда, когда право определялось не только в объективном, но и в субъективном смысле, оно неизменно сводилось к норме. Пра­во, писал в начале прошлого столетия Е.Н. Трубецкой, следует рас­сматривать: «1) как совокупность норм, предоставляющих, но вместе с тем ограничивающих свободу лица, и 2) как свобода, предоставленная и ограниченная нормами». Под правом в объективном смысле, пояс­нял автор, «нужно разуметь совокупность всех юридических норм», а под правом в субъективном смысле «следует разуметь ту сферу внешней свободы, которая предоставляется человеческой личности нормами объективного права».

Аналогичные определения понятия права, акцентирующие внимание исследователем главным образом на норме права или же на совокуп­ности норм, наряду с другими определениями сохраняются в несколь­ко видоизмененном, «модернизированном» виде и поныне. Причем это касается не только отечественного, но и зарубежного правоведения. В этом нет ничего удивительного, а тем более предосудительного в смысле не только правомерного и допустимого, но и необходимого в интересах развития юридической науки существования различных то­чек зрения в отношении права как явления и его общего понятия.

Однако нормативный аспект права нельзя преувеличивать в ущерб другим его срезам, а тем более абсолютизировать. В этом плане несо­мненно прав Г.В. Мальцев, когда подмечает, что «большинство опре­делений права», как и других однопорядковых явлений, «даже не пы­таются охватывать трехуровневую структуру соответствующей норма­тивно-регулятивной системы, ограничиваются каким-либо одним уровнем, который берется за основу». В определении понятия права это чаще всего нормативный уровень.

4. Говоря об определении общего понятия права, а вместе с тем о формировании представления о его сущности и содержании, нельзя не обратить внимания наряду с отмеченными также на другие факторы, играющие важную роль в данном процессе. В частности, на те из них, которые связаны со служебной ролью и социальным назначением пра­ва в жизни общества и государства.

Общепризнан тот факт, что в социальном плане право никогда не бывает абстрактным. Оно всегда выражает и закрепляет прежде всего волю и интересы стоящих у власти социальных классов, слоев, групп, прослоек. Нет права «вообще». Оно всегда конкретно и реально.

В чем это проявляется? История развития права свидетельствует, что в первую очередь оно освящает и закрепляет имущественное, социаль­ное и иное неравенство людей. Неравенство рабовладельца и раба, фео­дала, помещика и крепостного, работодателя и работополучателя.

Даже размер наказания за убийство человека раньше ставился в за­висимость от его общественного положения. Так, по «Русской Прав­де»— важнейшему памятнику древнерусского права, за убийство кня­жеского дружинника следовал штраф (вира) — 80 гривен; за убийство «купчины» — 40 гривен; а за убийство княжеского холопа-крестьянина следовало «вознаграждение» его хозяину в размере пяти гривен.

По «Салической правде» — правовому памятнику салических фран­ков конца V в. н.э., за убийство свободного франка был предусмотрен штраф (вергельд) в 200 денежных единиц — солидов; за убийство по­лусвободного (лита)—100 солидов; за убийство раба взыскивалось всего лишь 35 солидов, и то в пользу хозяина.

В то же время «Салическая правда», выражая волю и защищая ин­тересы господствовавших кругов, предусматривала, что «если кто ли­шит жизни человека, состоящего на королевской службе», то с него взыскивается тройной, по сравнению с обычным свободным франком, вергельд в сумме 600 солидов.

Явно выраженное или завуалированное закрепление неравенства людей прослеживается и во многих других памятниках права. Широко известное в марксистской и немарксистской литературе положение «Манифеста Коммунистической партии» о том, что «ваше право», т.е. право буржуазии, «есть лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса», несомненно, имеет под собой определенную основу, по существу адекватно отражает действительность.

Не подлежит никакому сомнению тот факт (и это подтверждается повседневной государственно-правовой практикой), что право в любом обществе и государстве выражает волю и интересы в первую очередь экономически и политически господствующего при данной системе от­ношений класса или слоя, что оно обслуживает прежде всего стоящие у власти классы и слои. В этом смысле В.И. Ленин безусловно был прав, когда отстаивал тезис о том, что содержащаяся в любом норма­тивно-правовом акте государственная воля есть воля господствующего класса: «Воля, если она государственная, должна быть выражена как закон, установленный властью».

В принципе разделяя этот многократно подтвержденный самой жиз­нью тезис, следует в то же время обратить внимание на его опреде­ленные изъяны, его известную уязвимость. Дело в том, что, сводя всю государственную волю, выражаемую в праве, а вместе с ней и все его социальное содержание только к классовому содержанию, мы тем са­мым, во-первых, упускаем из виду, сознательно или непроизвольно, все остальные существующие в обществе, помимо классовых и наряду с классовыми, многочисленные социальные общности (группы, слои, трудовые коллективы), их волю и интересы; во-вторых, не учитываем того, что у власти в определенные, чаще всего переходные от одной исторически сложившейся системы власти к другой периоды могут стоять не классы, а определенные слои (клики, кланы и т.п.) людей со своими взглядами, ценностями и интересами, отражаемыми в праве; в-третьих, упускаем из поля зрения тот общеизвестный факт, что в любом обществе наряду с защитой интересов стоящих у власти клас­сов или слоев право самопроизвольно, естественно или вынужденно отражает интересы всего общества. В нем неизменно сочетаются груп­повые интересы с общесоциальными, национальными, классовые с об­щечеловеческими. Степень такого сочетания и соответствия не везде одинакова. Но она существует. И это естественно. Ибо право изна­чально порождается и развивается не как результат деятельности лишь отдельного класса, нации или группы людей. Оно является порождени­ем и результатом естественного развития всего общества.

Говоря о выражении в праве воли и интересов различных слоев об­щества, нации, классов, социальных групп, следует также иметь в ви­ду, что западная социология, а отчасти и другие гуманитарные науки традиционно не только оперируют классовой структурой общества (высший, средний и низший, рабочий класс), но и рассматривают его под углом зрения деления на «страты».

Деление на «страты» — стратификация в отличие от классовой гра­дации представляет собой «горизонтальное деление общества на впол­не определенные и отличающиеся друг от друга части общества, та­кие, как классы, слои, касты, и пр.». Существуют различные опреде­ления страт и различные к ним подходы. Некоторые западные авторы в процессе изучения общества и возникающих на его базе различных государственно-правовых явлений пользуются исключительно страти­фикацией. Другие же предпочитают, наоборот, классовую градацию.

Однако независимо от того, чему отдается предпочтение — классо­вой градации или социальной стратификации, важно, чтобы в праве, рассматриваемом как явление в целом, или же в его отдельных отрас­лях и институтах в полной мере учитывались интересы не только час­ти общества в виде господствующего класса, группы, слоя, «страты», но и всего общества. В этом, помимо всего прочего, состоит залог эф­фективности права и его социальной значимости. В этом его ценность как элемента культуры человечества.

Данное утверждение в равной мере относится как к национальному, так и к международному праву.

Убедиться в этом позволяют такие, например, имеющие огромную общечеловеческую значимость акты нашего времени, как Всеобщая декларация прав человека, принятая 10 декабря 1948 г. Генеральной Ас­самблеей ООН; Международный пакт о гражданских и политических правах, принятый 16 декабря 1966 г. Генеральной Ассамблеей ООН; Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам, принятая 14 декабря 1960 г. Генеральной Ассамблеей ООН. В них закреплены не только высокогуманные общечеловеческие интере­сы, но и непреходящие общечеловеческие ценности.

Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, записано в ст. 1 Всеобщей декларации прав человека. Они наде­лены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства. Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность, провозглашается в ст. 3 этого докумен­та. Все люди равны перед законом и имеют право, без всякого разли­чия, на равную защиту закона, согласно ст. 7 Всеобщей декларации.

Аналогичные по своему характеру положения содержатся и в дру­гих статьях данного документа. Они закрепляют такие жизненно важ­ные для каждого человека права и свободы, как право на гражданство, свобода передвижения и выбора места жительства «в пределах каждо­го государства», свобода убеждений и свободное выражение их, право на труд, благоприятные условия труда и на защиту от безработицы.

Особое внимание во Всеобщей декларации прав человека уделяется защите чести и достоинства каждого человека, неприкосновенности его личной и семейной жизни. «Никто не может подвергаться произволь­ному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его коррес­понденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет пра­во на защиту закона от такого вмешательства или таких посяга­тельств» (ст. 12).

Положения, отражающие интересы всего или по крайней мере большей части общества, содержатся не только в международно-право­вых актах, но и в актах, принимаемых на уровне государств, — в кон­ституциях, обычных законах, некоторых подзаконных актах. Фактиче­ски конституция каждого современного государства содержит в себе требования и положения, затрагивающие интересы всего общества. Это очевидно и бесспорно.

Так, Конституция Российской Федерации провозглашает равенство всех перед законом и судом (ч. 1 ст. 19), право каждого на жизнь (ч. 1 ст. 20), на свободу и личную неприкосновенность (ч. 1 ст. 22), право «на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, теле­графных и иных сообщений» (ч. 2 ст. 23), право на труд, право на от­дых, на охрану здоровья и медицинскую помощь, на образование (ст. 37, 41, 43).

Такие же или подобные им права и свободы, затрагивающие интере­сы всех или подавляющего большинства членов общества, провозглаша­ются и законодательно закрепляются в других странах.

Однако при этом, как и прежде, открытыми, далеко не однозначны­ми остаются вопросы типа: как соотносятся в данном случае общечело­веческие и общенациональные интересы с классовыми интересами?

Не «растворяются» ли последние в первых? Действительно ли интересы всего общества, так же как и интересы отдельных индивидов, различ­ных групп и ассоциаций, не совпадающие с интересами правящих кру­гов и классов, не только формально провозглашаются, но и практически осуществляются? Ведь не следует забывать, что в жизни интересы гос­подствующих кругов зачастую стоят на первом плане, доминируют над общечеловеческими и общенациональными интересами. А, кроме того, интересы правящих кругов и классов (и их воля), как правило, не отра­жаются в праве в чистом, обнаженном виде. Они зачастую выступают в виде всеобщего интереса и в форме всеобщей — национальной или го­сударственной воли. Подмечая данное обстоятельство, Маркс и Энгельс не без оснований утверждали: «Помимо того, что господствующие при данных отношениях индивиды должны конституировать свою силу в виде государства, они должны придать своей воле, обусловленной эти­ми определенными отношениями, всеобщее выражение в виде государ­ственной воли, в виде закона». Разумеется, лишь в идеологических це­лях, теоретически. Практически же все, как правило, обстоит наоборот. Свои специфические волю и интересы правящие круги реализуют в реальной жизни не только непосредственно, но и опосредованно, при­крываясь всеобщей волей и интересами.

5. Решая вопрос об определении общего понятия права, а вместе с тем и о выработке его частных понятий под углом зрения его соци­ального содержания, социально-классовой роли и назначения, нельзя не заметить, что в научной литературе в данном отношении, так же как и в других ранее отмеченных отношениях, над единством мнений преобладает разнобой.

Последнее особенно четко прослеживается в отечественной литера­туре при попытках разрешения проблем соотношения в понятии и со­держании права общечеловеческого и общенационального, с одной стороны, и классового — с другой.

Если сравнивать определения понятия права и подходы к его изу­чению, характерные для советского периода, с определениями понятия права и подходами к его познанию в постсоветский период, то нетруд­но заметить, что важнейшей особенностью тех и других подходов яв­ляется или категоричное признание, или столь же решительное отрица­ние классового характера права. Первые строятся на строго классовых постулатах, на представлении о государстве и праве как средствах, орудиях в руках господствующего класса или классов. Вторые же, молчаливо отвергая классовость, апеллируют к общечеловеческим цен­ностям и интересам или же к «общим и индивидуальным интересам населения страны».

В качестве примера сугубо классового подхода к понятию права можно сослаться на довольно типичное определение, в соответствии с которым право рассматривается как совокупность установленных и ох­раняемых государством норм, выражающих волю господствующего класса, содержание которой определяется материальными условиями жизни этого класса. Или на определение права как на систему норма­тивно-обязательного регулирования поведения людей, поддерживае­мую государством и выражающую материально обусловленную волю господствующих классов (при социализме — волю народа).

Примером внеклассового или надклассового подхода к определению понятия права может служить дефиниция, в соответствии с которой оно рассматривается как система общеобязательных правил поведения, которые устанавливаются и охраняются государством, выражают об­щие и индивидуальные интересы населения страны и выступают госу­дарственным регулятором общественных отношений.

Разумеется, в сфере права, равно как и в других сферах государст­венной или общественной жизни, никто, не может претендовать на ис­тину в последней инстанции при установлении критериев правильно­сти подходов к изучению и определению понятия тех или иных явле­ний, не исключая и самого права.

Только практика, по общему признанию, может служить критерием истины. Однако, для того чтобы практика «сказала» свое слово и тому или иному определению понятия права был вынесен оправдательный или обвинительный «приговор», требуется время. Только на основе на­копленного опыта можно с уверенностью говорить о преимуществах или недостатках того или иного подхода к изучению права и его оп­ределению.

Это относится ко всем существующим в мировой государствен­но-правовой практике и, естественно, имеющим право на существование подходам к рассмотрению права и его определению. В известной мере это касается также сугубо классовых и внеклассовых дефиниций права.

Оговорка «в известной мере» здесь необходима для того, чтобы подчеркнуть то обстоятельство, что имеющийся опыт определения пра­ва путем чрезмерного выпячивания, преувеличения его классовости в свое время в советской литературе и одновременно полного ее отрица­ния или подчеркнутого игнорирования в западной литературе свиде­тельствует, как и в случае с государством, о двух крайностях.

Первая заключается в абсолютизации роли классовости, в ее явной переоценке, а вторая — в ее недооценке. Шараханье из одной крайно­сти в другую при определении понятия права, как и во всех других случаях, — не лучший способ нахождения научной истины.

В жизни классы существуют наряду с другими социальными и по­литическими общностями людей. В полной мере проявляются и их ин­тересы, особенно когда классы находятся у власти. В силу этого было бы весьма неразумным и опрометчивым в процессе выработки понятия права и определения его сущности и содержания «не замечать» их су­ществования и функционирования, полностью игнорировать влияние классов и их интересов на государственно-правовую жизнь.

Наличие множества определений права, сформулированных под воз­действием социальных и иных жизненных обстоятельств и отражающих различные стороны правовой жизни и подходы к ней, само по се­бе следует рассматривать, несомненно, как явление положительное. Множество определений права позволяет взглянуть на него сквозь призму веков, отразить в нем наиболее важные его стороны и черты не только для одной исторической эпохи, но и для ряда других эпох, увидеть право не только в статике, но и в динамике. Существование множества «социально-классовых» определений права свидетельствует, помимо всего прочего, о глубине и богатстве государственно-правовой мысли, об огромном разнообразии знаний о праве, накопленных авто­рами - теоретиками и практиками - за тысячелетия его исследования. Однако в таком множестве определений есть и свои изъяны. Глав­ный из них заключается в трудностях, порождаемых порой взаимоис­ключающими друг друга подходами, отсутствием единого, концентри­рованного, целенаправленного процесса познания права и его практи­ческого использования. Диалектика, таким образом, состоит в том, что множественность определений понятия права как положительное явле­ние выступает в то же время и как отрицательное явление.

Возможно ли успешное преодоление негативных сторон множест­венности, а точнее, известной разрозненности или даже противоречи­вости «социально-классовых» определений понятия права? В значи­тельной мере -да. Можно использовать несколько путей решения данной проблемы. Один из таких путей заключается в том, чтобы на основе сформулированных в разное время частных определений поня­тия права выработать пригодное «на все времена» и «на все случаи жизни» общее определение понятия права.

В отечественной и зарубежной юридической литературе попытки подобного характера предпринимались, и неоднократно. Отмечалось, в частности, что «общее определение права, если оно правильно сформу­лировано, имеет ту несомненную теоретическую и практическую цен­ность, что оно ориентирует на главные и решающие признаки, харак­терные для права вообще и отличающие право от других, смежных, неправовых общественных явлений». Однако тут же, и не без основа­ний, оговаривалось, что в процессе исследования права и его примене­ния нельзя ограничиться «одним лишь общим определением понятия права», поскольку в нем не могут получить «свое непосредственное отражение» весьма важные для глубокого понимания права и практики его применения «специфические моменты, свойственнее тому или иному историческому типу права». Специфические особенности, на­пример, рабовладельческого или феодального права вряд ли можно от­разить в общем понятии, которое «вбирало» бы в себя также хотя бы некоторые специфические особенности современных правовых систем или типов права.

Специфические особенности характеризуют лишь частные определе­ния понятия права, отражающие соответственно специфические при­знаки и черты рабовладельческого, феодального или любого иного со­циально-классового характера права. Что же касается общего определения понятия права, то оно может складываться исходя из своего названия и назначения лишь из самых общих черт. В силу этого оно неизбежно будет носить слишком общий, чрезмерно абстрактный, ма­лопригодный для успешного решения теоретических задач и достиже­ния практических целей характер.

Разработкой такого рода определений, когда право рассматривается в весьма абстрактном или одностороннем виде, лишь как «институт принуждения поведения человека власти правил» или как «правила по­ведения, устанавливаемые и охраняемые государством», нередко увле­каются западные юристы. Отечественные же авторы, предпринимавшие попытки выработки общего понятия права, в силу объективных и субъективных причин чаще всего «сбивались» на отдельные специфи­ческие черты, касающиеся «воли» того или иного господствующего класса, рассматривали право исключительно как классовый регулятор общественных отношений и т.п. Иллюстрацией сказанного может слу­жить дефиниция общего понятия права, в соответствии с которой оно представляется как государственная воля господствующего класса, вы­раженная в совокупности норм, которые охраняются государством как классовый регулятор общественных отношений.

Анализ приведенных в качестве примеров определений общего по­нятия права показывает, что они пока довольно далеки от совершенст­ва. Следовательно, окончательно не сформировавшись в единое, полно­стью удовлетворяющее потребностям государственно-правовой теории и практики общее понятие, они не могут служить эффективным сред­ством, или путем преодоления негативных последствий множественно­сти, разрозненности и противоречивости представлений о праве.

Не могут служить достижению этой цели и «ходячие», по выраже­нию известного немецкого теоретика права Иеринга, или «наиболее распространенные» (выражение Л. Петражицкого) воззрения на право как на «принудительные нормы, пользующиеся признанием и защитою со стороны государства», как на «совокупность действующих в госу­дарстве принудительных норм». Ибо при всей своей «общепризнанно­сти» и широкой распространенности они отражают лишь отдельные взгляды и подходы к анализу права и его определению и не являются универсальными средствами и подходами.

Вот почему наиболее эффективным, а, следовательно, и наиболее приемлемым путем, или средством преодоления негативных последствий множественности и противоречивости определений права и подходов к нему является выделение и рассмотрение его наиболее важных призна­ков. Что же касается наиболее приемлемого в теоретическом и практи­ческом плане определения права, то им, по мнению М.Н. Марченко, могло бы служить определение, согласно которому право понимается как система общеобязательных, формально определенных норм, обеспечиваемых государством и направленных на регулирование поведения людей в соответствии с принятыми в данном обществе ус­тоями социально-экономической, политической и духовной жизни.