Пискарёв. Оставьте… Сам знаю. С того самого момента, как я увидал вашу барышню, мне стало понятно – портрет будет. Не от ума понятно, – от сердца. Картина уже здесь. (показывает на своё сердце) Достоинство работы уже начинает обнаруживаться во всём моём воображении. Весь Петербург будет говорить гласно, судя даже по нынешней моей фантазии, в которой далеко еще не выступила вся моя мысль. Моя работа станет – совершенство! (на холсте проявляется танцующая Уленька.) Подобного явленья еще не показывалось от времен Перуджино. Будет окончена картина — и беднейший двор в Европе заплатит за нее охотно те деньги, какие теперь «плотят» за вновь находимые картины прежних великих мастеров, и таким картинам не бывает цена меньше двухсот или трёхсот тысяч.
Мадам Пюльшери. Вот как…
Пискарёв. В жизни никогда не рисовал, чтобы глядели глаза, а теперь нарисую. Помню её… Там на Невском…Точнее после…, когда узнал – кто она. Стоило мне только неотрывно всмотреться, пристально заглянуть ей в самую душу и она тогда уже преобразилась. Проступило божественное смирение, ангельская небесная кротость. И глаза, которые глядели демонски соблазнительно, тайно, будто маня к пороку, уже пронзали насквозь, но – чистым, непорочным светом. И лицо её преобразилось в совершенный Лик Пречистой Марии. Демоничество и святость - всё в ней в такой согласной силе и могуществе красоты...
|
|
Мадам Пюльшери. Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало хорошего. (Целует Пискарёва в лоб… Берёт его левую руку, изучающее смотрит на ладонь художнику, потом правую….)
Пискарёв. Ме... мне адо... Н-н... адо. Мне надо ещё раз... Взглянуть на натуру. Почти незаметные черты лица придают высокое достоинство портрету. Всякий оттенок... Лёгкая желтизна, едва заметная голубизна под глазами...
Мадам Пюльшери. Понимаю-понимаю... (Берёт баночку оставленную Случайновым, капает в стакан воды...) Ты изволил проводить барышню к дому, что в Литейной, и столько всего случилось… Не хотелось бы лишний раз рисковать. Я знаю средство куда более простое и эффективное, которое поможет тебе увидеть натуру еще раз и сколько тебе будет угодно…
Пискарёв. Какое средство?..
Мадам Пюльшери. (Подаёт стакан Пискарёву) Опиум.
Пискарёв. Опиум?
Мадам Пюльшери. Употреблять не больше, как по семи капель в воде. Пей. (Пискарёв пьёт...) И - спать. Сознание само восстановит и проявит любой желаемый тобою образ. И позволь дать один совет… Будь всегда покоен и не смущайся ничем, даже если бы и хуже что произошло.
Пискарёв. Что хуже? Что может произойти хуже?
Мадам Пюльшери. Я говорю – не отчаивайся. Никогда ни в чём не отчаивайся. Нет дела неисправимого. Смотри на меня: я всегда покойна. Какие бы ни были возводимы против меня казусы, спокойствие моё неколебимо.
|
|
Пискарёв. Да, это первая вещь. Мадам...
Мадам Пюльшери. Не торопись, работай, как работается. По своему усмотрению. И спокойствие... А это тебе на расходы. (Кладёт на стол деньги…) Тыщи две хватит.
Пискарёв. (улыбаясь) Вполне, мадам… Пюльшери...
Мадам Пюльшери. Будем к вам наведываться. И спокойствие...
Пискарёв. (счастливо...) Но, согласитесь однако ж, может быть такой случай, что отлетит всякое, всякое спокойствие...
Мадам Пюльшери. Это, поверь мне, малодушие. И спокойствие...
Пискарёв. Спокойствие... спокойствие...