Журнал Павла Ивановича Чичикова, коллежского советника

Юлия Арская

Журнал коллежского советника

Павла Ивановича Чичикова

Около года назад мне довелось побывать в Твери по делам компании, где я работаю. После того, как все формальности были улажены, Иван Павлович Ч..., один из наших тверских партнеров, пригласил меня к себе в гости. Из разговора с ним я узнал, что он бывший эмигрант, недавно вернувшийся в Россию. Его предки после революции покинули страну, долгое время жили в Англии, с началом второй мировой переехали в Америку. Они вели свою родословную со времен Александра I, владели землями и крупными предприятиями в Тверской губернии. Затем мой собеседник показал мне свою домашнюю коллекцию. Меня особенно заинтересовала шкатулка «красного дерева с штучными выкладками из карельской березы», удивительное походившая на ту, что была описана Гоголем в «Мертвых душах». К сожалению, ее многочисленные закоулки оказались пустыми. Внимательно рассматривая эту диковинную вещицу, я обнаружил сбоку потайной ящик, в котором нашел несколько старых ассигнаций и толстую тетрадь в темно-красном переплете с металлическими уголками... Этому невозможно было поверить, но ее хозяином оказался не кто иной, как Павел Иванович Чичиков!

Мой партнер признался, что шкатулка попала к нему совершенно случайно. Он получил ее по наследству вместе со всей коллекцией. Иван Павлович любезно согласился подарить мне «дневник господина Чичикова», сказав, что при желании я могу его опубликовать...

Расположившись в кресле самолета, я перелистывал мелко исписанные твердым круглым почерком страницы, слегка пожелтевшие с краев. В некоторых местах, где приводились бухгалтерские подсчеты, были загнуты уголки. В самом начале несколько страниц были аккуратно выдернуты: возможно, Павел Иванович хотел что-то скрыть о своем прошлом...

«Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой», - наставлял меня мой покойный родитель. Это золотое правило глубоко заронилось мне в душу, и с самых детских лет я ему следовал неустанно. Я испытал много на веку своем, потерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь мою. Но никакие превратности судьбы не сломили воли моей, ибо от природы был я наделен терпеньем, превосходившим деревянное терпенье немца, заключенное уже в медленном, ленивом обращении крови его. Несчастным я не сделал никого: я не ограбил вдову, я не пустил никого по миру. Так зачем же на меня обрушилась беда? За что же другие благоденствуют, и почему должен я пропасть червем?