Современный экологический кризис

Л. Уайт-мл. // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 593-596.

1. Является современный экологический кризис случайностью истори­ческого процесса или закономерностью развития западной цивили­зации?

Бэконова вера в то, что научное знание дает техническую власть над природой, обрела практическую значимость едва ли не раньше 1850 года. Лишь в химической промышленности это произошло еще в XVIII веке. Принятие Бэконовой меры в качестве нормального руководящего принципа в практической деятельности нужно считать величайшим событием в истории человечества после создания агрокультуры, а может быть, и во всей нечелове­ческой земной истории. Как только это произошло, почти сразу же появилось и новое по­нятие экологии. В английский язык оно было введено в 1873 году. Спустя менее столетия после возникновения новой ситуации воздействие человеческого рода на окружение настолько усилилось, что его результат стал другим и по своей сути.

К примеру, в начале XIV века выстрелили первые пушки, и это имело экологические последствия — обезлесение и эрозию, потому что в горы и леса были посланы рабочие для добывания в большом количестве поташа, серы, железной руды и древесного угля. Нынешние водородные бомбы уже совсем иные: если они будут использованы на войне, скорее всего, изменится генетическая основа всей жизни на Земле. В 1285 году в Лондоне возникли первые проблемы со смогом из-за сжигания битумных углей, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что нынешнее сжигание горючего грозит изменить химическую основу глобальной атмосферы в целом, и мы лишь кое-что начали понимать, какими могут стать последствия. Демографический взрыв и раковая опухоль бесплановой урбанизации породили свалки мусора и объемы сточных вод поистине геологических масштабов, и, разумеется, никакая другая живая тварь на Земле, кроме человека, не смогла бы столь быстро осквернить свое гнездо.

Но, чтобы понять случаен или закономерен экологический кризис, мы должны начать со своего мышления и обрести ясность понимания, а для этого нужно дать глубокий исторический анализ всего, что легло в основание современной науки и техники. Наука всегда была аристократична, спекулятивна и интеллектуальна, техника же на ранг ниже – эмпирична и ориентирована на практическое действие. К середи­не XIX века они совершенно неожиданно соединились, не без помощи происшедших ранее демократических революций: понизив социальные барьеры, они побудили создать функциональное единство мысли и руки. Наш экологический кризис – это результат становления совершенно новой демократической культуры. Таким образом, мне кажется что экологический кризис является закономерность развития.

2. Каковы религиозные источники этого кризиса?

Христианство, особенно в своей западной форме, - наиболее антропоцентрическая из всех мировых религий. Уже во II веке н.э. и Тертуллиан, и св. Ириней Лионский настаивали, что, когда Бог создавал Адама, в нем уже содержалось предзнаменование образа воплощенного Христа — второго Адама. Отношение человека к природе определяется во многом тем, что он, как и Бог, трансцендентен по отношению к миру. Противостоя язычеству и азиатским религиям христианство не только установило дуализм человека и природы, но и настояло на том, что воля Божия именно такова, чтобы человек эксплуатировал природу ради своих целей.

Для обычного человека все это обернулось интересными последстви­ями. В эпоху античности каждое дерево, каждый ручей, каждый водный поток, каждый холм имели своего genius loci, своего духа-защитника. Эти духи были доступны человеку, хотя и очень не похожи на него: кентав­ры, фавны, сирены, наяды – все они являли собой двойственный облик. Прежде чем срубить дерево, вырыть шахту, перекрыть речку, важно было расположить в свою пользу того духа, который владел определенной ситуацией, и позаботиться о том, чтобы и впредь не лишиться его милости. Разрушив языческий анимизм, христианство открыло психологическую возможность эксплуатировать природу в духе безразличия к самочувс­твию естественных объектов.

Итак, получается, что мы пришли к выводам, неприятным для многих христиан. «Наука» и «техника» — это уважаемые слова в нашем словаре, поэтому некоторые могут быть удовлетворены, узнав, во-пер­вых, что с исторической точки зрения современные естественные науки - это экстраполяция натуральной теологии и, во-вторых, что современ­ную технику можно хотя бы отчасти объяснить как западную волюн­таристскую реализацию христианского догмата о трансцендентности человека по отношению к природе и о его полноправном господстве над ней. Мы увидели и то, как около столетия назад наука и техника, будучи прежде совершенно независимыми видами деятельности, соединились, чтобы дать человеку силы, вышедшие теперь из-под его контроля, если судить по множеству негативных экологических последствий. Если так, то христианство несет на себе огромное бремя исторической вины за экологический кризис.

3. Какие альтернативные христианские идеи могут быть использованы для преодоления экологического кризиса?

То, что мы делаем с окружением, зависит от нашего понимания взаимоотношений человека с природой. Если ввести в дело больше науки и больше техники, это не выведет нас из нынешнего экологического кризиса до тех пор, пока мы не найдем новую религию или не переос­мыслим старую. Самые далеко идущие революционеры нашего време­ни — битники — свидетельствуют о своем глубоком духовном родстве с дзэн-буддизмом, в котором отношение человека с природой предстает почти во всем противоположным христианскому пониманию. Дзэн, однако, глубоко обусловлен историей Азии, как и Христианство — историческим опытом Запада, и я сомневаюсь, что Дзэн обретет среди нас свою вторую родину.

Скорее всего мы должны теперь по-настоящему оценить роль вели­чайшего радикала в христианской истории после Христа — св. Франциска Ассизского. Святой Фран­циск выдвинул альтернативный христианский взгляд на природу и на место человека в ней, попытавшись заменить идею безграничного гос­подства человека над тварью другой идеей равенства всех тварей, включая и человека. Он потерпел неудачу. Мы должны заново осмыслить и глубоко пережить в душе, в чем же состоит наше подлинное предназначение и ка­кова наша природа. Первоначальное францисканство обладало глубоко религиозным, хотя и еретическим пониманием духовной самоценности всего, что есть в природе, и это помогает нам найти направление к выходу.