Образ главного героя

в повести Н.С. Лескова «Очарованный странник»

Образ Ивана Северьяныча Флягина — это единственный «сквозной» образ, соединяющий все эпизоды повести. Как уже отмечалось, он обладает жанрообразующими признаками, так как его «жизнеописание» восходит к произведениям с жесткими нормативными схемами, а именно к житиям святых и авантюрным романам.

Автор сближает Ивана Северьяновича не только с героями житий и романов приключений, но и с былинными богатырями.

Характер Флягина многогранен. Основная черта его — «откровенность простой души». Рассказчик уподобляет Флягина «младенцам», которым Бог иногда открывает свои замыслы, таимые от «разумных».

Флягина отличают детская наивность и простодушие. Бесы в его представлениях напоминают большую семью, в которой есть и взрослые, и шкодливые дети-бесенята. Он верит в магическую силу оберега — «тесменного пояска от святого храброго князя Всеволода-Гавриила из Новгорода». Флягин понимает переживания укрощаемых лошадей. Он тонко чувствует красоту природы.

Но вместе с тем душе очарованного странника присуща и некоторая черствость, ограниченность (с точки зрения образованного, цивилизованного человека). Иван Северьяныч хладнокровно засекает до смерти в поединке «татарина» и не может понять, почему рассказ об этом состязании ужасает его слушателей. Иван жестоко расправляется с кошкой графининой горничной, задушившей его любимых голубей. Некрещеных детей, прижитых от жен-татарок в Рынь-песках, он не считает своими и оставляет без тени сомнения и сожаления.

Природная доброта уживается в душе Флягина с бессмысленной, бесцельной жестокостью. Так, он, служа нянькой при малолетнем ребенке и нарушая волю его отца, своего хозяина-барина, отдает дитя слезно умолившей Ивана матери и ее любовнику, хотя и знает, что этот поступок лишит его верного пропитания и заставит снова скитаться в поисках пищи и крова. И он же в отрочестве из баловства засекает насмерть кнутом уснувшего монаха.

Флягин безогляден в своем удальстве: просто так, бескорыстно, он вступает в состязание с «татарином» Савакиреем, обещая знакомому офицеру подарить приз — коня. Он весь отдается овладевающим им страстям, пускаясь в пьяный загул. Пораженный красотой и пением цыганки Груши, не колеблясь, дарит ей порученную ему огромную сумму казенных денег.

Натура Флягина одновременно и непоколебимо тверда (он свято исповедует принцип: «Чести моей никому не отдам») и своевольна, податлива, открыта влиянию других и даже внушению. Иван легко усваивает представления «татар» об оправданности смертельного поединка на нагайках. Доселе не чувствующий завораживающей красоты женщины, он — как бы под воздействием бесед с опустившимся барином-магнетизером и съеденного «магического» сахара-«ментора» — оказывается очарован первой встречей с Грушей.

Скитания, странствия, своеобразные «искания» Флягина несут «мирскую» окраску. Даже в монастыре он исполняет ту же службу, что в миру, — кучера. Этот мотив — значимый: Флягин, меняя профессии и службы, остается самим собой. Он начинает свой трудный путь с должности форейтора, наездника на лошади в упряжке, и в старости возвращается к кучерским обязанностям.

Служба лесковского героя «при лошадях» не случайна, она обладает неявной, скрытой символичностью. Переменчивая судьба Флягина подобна быстрому бегу лошади, а сам «двужильный» герой, выдержавший и перенесший многие тяготы на своем веку, напоминает крепкого «битюцкого» коня. И флягинская вспыльчивость, и независимость как бы сопоставлены с гордым конским норовом, о котором поведал «очарованный странник» в первой главе лесковского произведения.

Укрощение же лошадей Флягиным соотносится с рассказами античных авторов (Плутарха и других) об Александре Македонском, усмирившем и приручившем коня Буцефала. Есть к этому эпизоду и русские параллели – например, в богатырской сказке о Бове Королевиче, герой которой легко подчиняет себе могучего и своевольного скакуна.

А подобно герою былин, выезжающему померяться силою в чистое поле, Флягин соотнесен с открытым, вольным пространством: с дорогой (странствия Ивана Северьяныча), со степью (десятилетняя жизнь в «татарских» Рынь-песках), с озерным и морским простором (встреча рассказчика с Флягиным на пароходе, плывущем по Ладожскому озеру, паломничество странника на Соловки). Герой странствует, перемещается в широком, разомкнутом пространстве, являющемся не географическим понятием, но ценностной категорией. Пространство — зримый образ самой жизни, посылающей навстречу герою-путешественнику бедствия и испытания.

В своих скитаниях и путешествиях лесковский персонаж достигает пределов, крайних точек Русской земли: живет в казахской степи, сражается против горцев на Кавказе, идет к Соловецким святыням на Белом море. Флягин оказывается и на северной, и на южной, и на юго-восточной «границах» Европейской России. Иван Северьяныч не побывал лишь на западном рубеже России.

Впрочем, столица у Лескова может символически обозначать именно западную точку российского пространства. (Такое восприятие Петербурга было характерно для русской словесности XVIII в. и воссоздано в пушкинском «Медном Всаднике»). Пространственный «размах» путешествий Флягина значим: он как бы символизирует широту, безграничность, открытость народной русской души миру. Именно «как бы символизирует». Символичность деталей, вещей, пространства движения в нем героя у Лескова неявная. Она обычно скрыта в подтексте его произведений и становится очевидной при соотнесении их с те или жанрами-образцами, играющими роль ключа-кода к сочинениям самого Лескова. В случае «Очарованного странника» такие тексты и жанры — прежде всего жития и былины.

«Остановка» Флягина в Петербурге оказалась кратковременной, потому что 6к как бы расписанный по жестким правилам мир столицы отторгает Ивана Северьяныча, чья душевная широта и неуемность не сочетаются с петербургской «узостью». По сравнению с остальной Россией Петербург – город искусственный, театрализованный: не случайны и недолгая работа Флягина справщиком в адресном столе, и его служба в актерах, завершившаяся скандалом (герой заступается за «фею», оскорбляемую «принцем», и теряет место).

Но широта натуры Флягина – «русского богатыря» вовсе не равнозначна праведности. Лесков неоднократно создавал в своих произведениях образы русских праведников, людей исключительной нравственной чистоты, благородных и добрых до самоотвержения («Однодум», «Несмертельный Голован», «Кадетский монастырь» и т. д.). Однако Иван Северьяныч Флягин не таков. Он как бы олицетворяет русский народный характер со всеми его темными и светлыми сторонами и народный взгляд на мир.

Имя Ивана Флягина — значимое. Он подобен сказочным Ивану-дураку и Ивану-царевичу, проходящим через разные испытания. От своей «дурости», нравственной черствости Иван в этих испытаниях излечивается, освобождается. Но нравственные идеалы и нормы лесковского очарованного странника не совпадают с моральными принципами его цивилизованных собеседников и самого автора. Нравственность Флягина — это естественная, «простонародная» нравственность.

Не случайно и отчество лесковского героя — Северьяныч / Северьянович (severus — по-латыни суровый). Фамилия говорит, с одной стороны, о былой склонности к питию и загулам, с другой — как бы напоминает о библейском образе человека как сосуда, а праведника — как чистого сосуда Божия.

Жизненный путь Флягина отчасти представляет собой искупление его грехов: «молодеческого» убийства монаха, а также убийства оставленной любовником-князем Грушеньки, совершаемого по ее мольбе. Темная, эгоистическая, «животная» сила, свойственная Ивану в юности, постепенно просветляется, наполняется нравственным самосознанием. На склоне жизни Иван Северьяныч готов «помереть за народ», за других. Но от многих поступков, предосудительных для образованных, «цивилизованных» слушателей, очарованный странник не отрекается по-прежнему, не находя в них ничего дурного.

В этом не только ограниченность, но и цельность характера главного героя, лишенного противоречий, внутренней борьбы и самоанализа, что, как и мотив предопределенности его судьбы, сближает повесть Лескова с классическим, античным героическим эпосом.

Жизнь Флягина причудлива, «мозаична», она как бы распадается на несколько самостоятельных «биографий»: герой множество раз меняет род занятий, наконец, дважды лишается собственного имен (уходя в солдаты вместо рекрута-крестьянина, затем — принимая монашество). (Здесь Лесков, очевидно, допускает противоречие – как послушник, Флягин не мог получить новое имя.) Иван Северьяныч может представить единство, цельность своей жизни, лишь пересказав ее всю, от самого рождения. Внутреннюю связность случившемуся с Флягиным придает мотив предопределенности. В этой предопределенности судьбы героя, подчиненности и «завороженности» какой-то властвующей над ним силой, «не своей волей», которой движим Флягин, — смысл назван повести.

В судьбе, в поступках лесковского героя причудливо переплелелись возвышенное и комическое. Комическое, смешное подчас оказывается формой, оболочкой серьезного. Очарованность Грушенькой, захватившая Ивана, — чувство искреннее, высокое, беспредельно-глубокое, но мотивировано оно почти комически: любовь к цыганке внушает полупьяному Флягину опустившийся барин-магнетизер своими гипнотическими речами и неким чудодейственным сахаром.

Улыбку должен вызвать рассказ Флягина об открывшемся в пророческом даре и «прорицаниях» и «вещаниях», произносимых из погреба. Безусловно, отношение образованного («цивилизованного») автора к «прорицаниям» Флягина иронично. Но ирония направлена на «форму» пророчеств, а не на их «содержание». Флягину действительно свойственны то интуитивное чувство правды и безоглядность в ее отстаивании, которые отличали пророков. Поэтому бестрепетная готовность Флягина к пророческому служению вызывает уважение у повествователя.

На характер героя и его судьбу проливают свет «сны» и «видения», исполняющие в повести роль пророчеств, предопределяя жизнь Флягина, даже вопреки его намерениям. «Сновидения» бывают порой опоэтизированными, как в «явлении» убитого Флягиным монаха.

Порой «видения», в сценах с бесами и бесенятами, описаны с откровенным комизмом.

Эти «сны» и «видения», не только играющие роль предсказаний, но и раскрывающие многогранность натуры героя, богатство его воображения, лишены, однако, таинственности, загадочности, необычности (по сравнению с романтическими произведениями): для такого «непосредственного» героя, каким является Флягин, сверхреальное, мистическое, и повседневное не отделены друг от друга.