2014-02-24
3601
«По направлению к Свану»
| Жанр: роман-река Издан в:1913 Герои: · Марсель · ШарльСван — сын дедушкиного друга · Блок – школьный товарищ Марселя · ТётушкаЛеона · Одеттаде Креси Место действия: Комбре (французская комунна) Время действия: 1840 – 1915 О романе-реке: Роман-река (фр. roman-fleuve) - термин западного литературоведения, обозначающий серию романов, каждый их которых выступает как самостоятельное произведение, но все связаны между собою общностью героев или сюжета: «Человеческая комедия» (1830-48) О. Бальзака, «Ругон-Маккары» (1871-93, 20 книг) Э.Золя, «Национальные эпизоды» (1873-1912, 46 томов) Переса Гальдоса. В 20 в. наблюдается расцвет жанра Р.-р.: Р.Роллан. Термин используется зап. литературоведами для обозначения того, что в русской традиции иногда именуют романом-эпопеей. | Особенности: Лекции Яновской: · Эпопею Марселю Пруста определяют совершенно по-разному. Книга воспитание чувств и освобождения. Внутренняя книга. Опыт экзистенциального становления. Мистический опыт. психология состояний. Роман бессознательного. · Марсель Пруст и его цель в последнем романе «обретенное время» сходна с Петраркой. Петрарка отправился на поиски сказочного острова Туле. Вернувшись Петрарка сделал запись «туле я не нашел. Но всю оставшуюся мне жизнь я употреблю на то, чтобы познать самого себя». Именно эту цель ставит перед собой умирающий Марсель Пруст. Человек который одной ногой находится в могиле. · Герой Марселя Пруста начинает свой путь с выяснения вопроса, который явля-ется основан для любого человека: почему я люблю, почему я ревную. Через ответы на эти вопросы происходит понимания себя. · Сван влюблен в Одетту. Марсель любит Альбертину. Марсель находит сходства между своей любовью и любовью свана. Но есть и отличия. Сван ленивый. Марсель писатель. · Путь Марсель проходит через калейдоскоп темноты. Темнота по Прусту это желание понять и наслаждение. Он руководствуется девизом «работайте пока свет с вами». Чтобы произошло понимания, нужно осознать следующие вещи: мнимые вели-чины (здесь находится наше Я. Надо разрушить тождество Я=Я. Это возможно в пограничных состояниях: смерть, сильное потрясение), темнота. · Когда мы хотим что-то понять, возникает воронка непонимания. Чтобы ее пройти, надо войти в экзистенциальную точку. По Прусту точка равноденствия. В этой точке сходятся все тяжести мира. Здесь человек никто, в пространно в пространстве нигде. В этой точке «точка расширения души» уравнено все. Мыло и трактаты, запахи пирожного Мадлен и бензина. Нет качеств, нет иерархии, цена пребывания в этой точки воображение и страдания. Только в этой точке можно увидеть Ад (на языке Пруста это то, что есть на са-мом деле). В этой точке действует закон присутствия в непрерывно длящемся настоящем. И только пройдя через мыслительный АД, можно придти к этому пространству «я» настоящему. Пространство истинных величин, пространства понимания и пространства присутствия. Все осмыслено, понято. В этом пространстве мир творится заново. Пруст открывает многослойность человеческой личности. Личность представлена многослойным пирогом. Множество я. По Прусту «универсальная человеческая душа». У кого-то бог, универсум, абсолют. Это пространство где заложены все любые потенции того что может произойти в мире любого человека. Чтобы познать себя, нужно свериться с универсальным пространством. · В этом пространстве действуют 2 противоположных закона: · 1. Еще ничего не случилось. Паскаль комментирую этот закон написал «аго-ния Христа будет длится вечно» · 2. Всегда уже поздно · Стремление к полноте ощущений, к полноте восприятия и трагедия наша не-возможность достичь этой полноты. Если желание пережито полностью, то можно умереть от полноты ощущения. «я сегодня не могу. Я сегодня занята» - фраза которая заводит механизм любви для Свана и Марселя. Синоним «ускользания» у Пруста называется непонимание. Невозможность понять человека в том или ином эмоциональном появлении. Ревновать можно к памяти. Поцелуи матери – потребность в другом человеке. · Те механизмы которые не позволяют человеку познать самого себя: · Человек боится войти в себя и увидеть истину так как она есть. · Механизмы: · 1. Леность – по Прусту ты должен это сделать сам, здесь и сейчас, не откладывая на завтра и не перекладывая на плечи других. · 2. Страх – страх узнать, как на самом деле обстоит дело. · 3. Надежда – оставь надежду всяк сюда входящий. Можно увидеть свой ад только в том случаи, если оставит надежду не позволяющую увидеть большой ад. Единственная допустимая надежда замкнута на бога. Но не на человека. Надежда – пучок сена перед мордой осла, который вечно идет за ней. · Тема надежды основной стержень того, как Пруст понимает любовь к Альбер-тине. У Пруста «Я» имеет 2 смысла: 1. Неопределенное безмерное Я. Это хранитель материала сознания 2. Все другие множественные Я. Много марселей, много альбертин… Первая «Я» у Пруста истинное я. Я художника и поэта. Действительный внутренний человек. · Пруст писал: «что это за существо, я не знаю. Я знаю лишь одно, что оно возрождается по связям звука гармонии и умирает, когда гармония перестает звучать. возрождается, когда встречает другую гармонию. Питается лишь общим или идеей. И умирает в частном. Но в то время, пока оно существует, его жизнь экстаз и счастье. И лишь оно должно было писать мои книги». · Молния истины открывается смертью. У марселя к моменту написания произведения давно уже умерла бабушка. Но он не понимал смысла смерти. В той мере в которой он смог воссоздать присутствие бабушки, в той мере она понял, что ее больше нет. · весь роман Пруста пропитан символикой. Весь роман являет собой акт творе-ния. · Мамасашвили писал «весь роман пруст представляет собой машину, рождаю-щую лицо по фамилии пруст». Это механизм который рождает автора. · Путь в себя у Пруста это путь к миру, в котором человек обретается и из кото-рого он выходит. путь в себя у Марселя это поиск формы. Но это одновременно и рас-крытие этого поиска. · Роман это не только стремление обрести время, но и форму которую он так и не приобретает. Начало прустовского повествования это поиск, это метание, это опре-деление кем стать, автором или героем. · У Пруста нет авторского представления и восприятия мира. Пруст передает функции своему герою, который совмещает в себе и автора. · В итоге 4 функции выполняет герой в структуре повествования, которую практически невозможно разделить: 1. Я – воспринимающее мир 2. Я – транслирующее свое восприятие 3. Я – вспоминаемое 4. Я – вспоминающее Линии диалога в эпопеи: · Я и он. Я сейчас. И я, как он в юности. · Я и автор · Я и мои воспоминания о мире · Я и культура. Прошлое и современное · Я рацио, я разум и всплывающие из глубины бессознательного - воспомина-ния. · Представитель импрессионизма (в его прозаическом варианте). · Автор — тяжело больной человек, изолированный от жизни. · Произведение — средство замедлить бег времени, поймать его в сети слов. · Роман основан на принципах: o Все — в сознании, поэтому конструкция романа-потока выражает его бесконечную сложность и текучесть. o Впечатление — критерий истины (импрессионист). Мимолетное впечатление (названо озарением) и ощущение от него живут одновременно в прошлом и позволяют воображению насладиться ими и в настоящем. По выражению автора, «схватывается частичка времени в чистом виде» o В механизме творчества главное место занимает «инстинктивная память». Писательское «я» только воспроизводит запасы субъективных впечатлений, которые хранятся в подсознании. Искусство - высшая ценность потому, что оно (с помощью памяти) позволяет жить сразу в нескольких измерениях. Искусство — плод молчания, оно, отстраняя разум, способно проникнуть в глубину и установить контакт с длительностью. Такое искусство не изображает, а намекает, оно суггестивно и воздействует с помощью ритма, подобно музыке. o Мир в романе показан с чувственной стороны: цвет, запах, звук составляют импрессионистические пейзажи романа. Структура романа — реставрация, воссоздание мелочей бытия с радостным чувством, потому что таким образом обретается утраченное время. Развитие образов — в порядке припоминания, в соответствии с законами субъективного восприятия. Поэтому отстраняется общепринятая, иерархия ценностей, значение определяет Я., а для него поцелуй матери более значим, чем катастрофы мировой войны. Здесь основной принцип— история где-то рядом. o Движущей силой поступков героя становится подсознание. Характер не развивается под воздействием окружения, меняются моменты его существования и точка зрения наблюдателя. Впервые личность осознается не как сознательный индивидуум, но как цепь последовательно существующих «Я». Поэтому образ часто строится из ряда зарисовок, дополняющих друг друга, но не дающих целостной личности (Сван представлен в разных ситуациях как несколько разных людей). Здесь последовательно проводится мысль о непостижимости человеческой сущности. o В создании образа повествователя господствует «Я», т.е. герой - не тень автора, но словно бы сам автор (герой-рассказчик наделен всеми чертами жизни Пруста, вплоть до газеты, в которой работал). o Темы — а) традиционная для французской литературы бальзаковская темаутраченных иллюзий; 6) тема нетождественности человека и художника в структуре творческой личности: нет зависимости таланта от человеческих качеств личности. По мнению Пруста, художник — это тот, кто может престать жить собой и для себя, может «превращать свою индивидуальность в подобие зеркала». o Метод М.Пруста — трансформация реалистической традиции на уровне импрессионизма, не классического (конца XIX в.), а модернистского (начала XX в. Основа — философия Бергсона (интуитивизм), вслед за которым Пруст считал, что сущность – это длительность, непрерывный поток состояний, в котором стираются грани времен и определенность пространства. Отсюда понимание времени как безостановочного движения материи, ни одно из мгновений и фрагментов которого не может быть названо истиной. Т.к. все — в сознании, в романе нет хронологически ясности, преобладают ассоциации (то пропадают годы, то растягиваются мгновения). Целостное подчинено детали (из чашки чая, ее вкуса и запахов, пробудивших воспоминания, выплывает внезапно «весь Комбре со своими окрестностями»). o Стиль романа — поразил современников. На уровне композиции – кинематографичность видения (образ Свана — как будто смонтирован из кусков). Лексика отличается нагромождением ассоциаций, метафоричностью, сравнениями, перечислениями. Синтаксис сложен: передавая ассоциативное мышление, фраза развивается свободно, расширяется как поток, вбирая риторические фигуры, дополнительные конструкции и заканчивается непредсказуемо. При всей сложности структуры, фраза не ломается. · Пруст пишет повествование типа романа-биографии, но он принципиально иной, там последовательность событий представлена не напрямую, как это принято в классическом романе-биографии. Более того, последовательность событий вообще не является предметом описания, хотя ее можно реконструировать. · Он раскрывает внутреннюю жизнь своего героя, описывает потоки переживаний, вызываемых объективным миром. Автор представляет непосредственный ход этого потока, и в этом он пытается быть объективным, он пишет так, будто автора нет, он не пытается интерпретировать, что писатели делали всегда, явно или неявно. Пруст как бы фотографирует картину человеческого сознания, удаляясь полностью из этой картины. · Все гигантское сооружение романа Пруста покоится на фундаменте тщательно обдуманных, лаконично и жестко сформулированных принципов: «Все в сознании», «Впечатление — критерий истины» — принципов импрессионистических. · Словесная ткань прустовского романа, необычайный синтаксис — непосредственное выражение этого пассивного, порой полудремотного состояния, в котором пребывает повествователь. Невозможно представить, чем закончится предложение, как построится его капризная линия. В языке Пруста, как кажется, ничто заранее не продумано, фраза свободно разливается, обрастая сравнениями, перечислениями, метафорами. · Пруст не доверяет тому, что выходит за пределы личного опыта, поэтому «я» повествователя господствует в романе, этом своеобразном дневнике воспоминаний. Герой уже не роллановская «тень» автора, но словно бы сам автор. Во всяком случае герой-рассказчик болеет астмой, как и Пруст, печатает статьи в газете «Фигаро» и т.д. Все персонажи романа — родные героя-автора или же хорошие знакомые, все — из «его сознания». Пруст отличал свой роман от роллановского по тому признаку, что сознание для Роллана — «сюжет», тогда как сознание присутствует в книге только тогда, когда она им, сознанием, творится и свою подлинность, «аутентичность» сохраняет. · Вначале рассказчик относится к «стороне Германтов», т.е. к миру богатых и родовитых аристократов, восторженно. Для него этот мир загадочен и притягателен, он отождествляется с внешним блеском, с веками отшлифованной элегантностью, остроумием, тонкостью речей, природным изяществом. Молодой человек проникает в этот мир и с удовольствием его описывает в бесконечно повторяющихся обстоятельствах великосветских приемов и обедов. · Однако от пристального взгляда писателя не может укрыться и бессердечие, и предрассудки, и скудоумие, прикрытые импозантной внешностью. Появляются иронические интонации, сатирические характеристики, не скрывает Пруст и прямых оценок «деградирующей аристократии». В романе развертывается традиционная тема «утраченных иллюзий», бальзаковская тема. · Книга смутила самых доброжелательно настроенных читателей и критиков, так как на первый взгляд это был неудачный автобиографический роман, весьма запутанный хронологически, с событиями, которые никак не выстраивались в общую картину. Но роман был задуман автором как способ познать себя, своё сознание, свою психику на материале личных впечатлений и переживаний, но не в линейном построении, а по случайным всплескам эмоций и проявлений памяти. · Эффект обретения воспоминаний через запахи (когда один-единственный запах, звук или вкусовое ощущение способны вызвать в воображении объемные сцены из прошлого) получил название «феномен Пруста» (или «синдром Пруста») и послужил источником бесконечных вариаций у самых разных авторов. «Когда Марсель ощутил вкус размоченного в липовом чае бисквита, из чашки вдруг выплыли цветы в саду, боярышник в парке Свана, кувшинки Вивоны, добрые жители Комбре и колокольня церкви Святого Илария. Этим бисквитом угощала Марселя тетя Леония в те времена, когда семья проводила пасхальные и летние каникулы в Ком бре». · Название произведения объясняется тем, что у семьи Марселя было два излюбленных маршрута, которыми они гуляли в его детстве: один назывался «направлением к Мезеглизу» (или «к Свану», поскольку дорога проходила мимо его имения), а второй — «направлением Германтов», потомков прославленной Женевьевы Брабантской. · Произведение Пруста грандиозно, поражает размахом, широтой картины, необычайным творческим напряжением. С этим романом могут выдержать сравнение только такие произведения, как «Мемуары» Сен Симона, «Человеческая комедия» Бальзака, «Война и мир» Толстого, «Ругон Макары» Золя. Мы имеем в нем первое значительное литературное отражение эпохи Третьей Республики. Салоны 80 х и 90 х годов, Булонский лес, дело Дрейфуса, провинция. Роман Пруста состоит из 7 частей: «В сторону Свана», «Под сенью девушек в цвету, «У Германтов», «Содом и Гоморра», «Пленница», «Исчезнувшая Альбертина», «Обретенное время». · Роман охватывет более полувека: с 1840 по 1915 года. Вся книга сводится к поискам клада, где кладом служит время, а тайником — прошлое: таков внутренний смысл заглавия. Переход впечатлений в чувства, приливы и отливы памяти, волны страстей, — вот предмет огромного и при этом исключительно ясного и прозрачного произведения. · Правильно было отмечено однажды, что «героев» в романе Пруста нет, его единственным героем является память, его предметом — время. «Поиски» — роман о памяти. Пока человек воспринимает что-нибудь с вожделением, ища практической выгоды или наслаждения, до тех пор его восприятия искажены. Подлинное познание дает только память, вернее: только непроизвольные воспоминания. Целая группа воспоминаний возникает у Марселя от того, что он взял в руку печенье, того опреде ленного сорта «Мадлен», какое, вдруг вспомнилось, обмакивал он в чашку с чаем в детстве. Так в их непроизвольной связанности возникает и вся книга Пруста. · Прусту важно не столько дать наиболее явственные, хотя и воображаемые, портреты, сколько проследить, как они меняются, как меняются и наши впечатления от них в зависимости от того, как меняемся мы сами. «Поиски» вовсе не повествование о различных фактах, приходивших друг другу на смену, а о том, как все они вместе одновременно оказались в сознании. «Поиски» — запись того, что собралось и вспомнилось в краткое мгновение. Для мемуаров была бы необходима уверенность в происходивших событиях. Событий вообще очень мало в книге Пруста, а если они и есть, то носят не исторический, а гносеологический (познавательный) характер. · Пруст говорит, что у него «нет наблюдательности», что он не умеет «сводить сильное впечатление к его объективным элементам». Это значит, что, наблюдая, он не выделяет предметный мир из сферы собственной душевной жизни, не рассматривает его как от нее независимую действительность; художественно познаваемы для него только данные личного сознания. Отсюда «субъективность» всех пейзажей и портретов Пруста; всегда они поставлены в связь с моментом и окраской самого восприятия, все люди и вещи у него именно потому нам кажутся самостоятельными, цельными, живыми, что они показаны нам только как переживания. С другой стороны — и здесь его своеобразие сказывается еще резче — он, в сущности, вообще не описывает, не очерчивает предмет, не обходит его кругом, но расчленяет его, чтобы в него проникнуть. Только анализируя, он умеет изобразить. И это всему предшествующее понимание так проникновенно, оно свидетельствует о такой остроте и оригинальности мысли, оно ведет к открытиям столь неожиданным, что о Прусте говорили как об ученом и философе, его сравнивали с Эйнштейном и Бергсоном. Такое сравнение законно только если мы ни на минуту не забудем глубокого различия между художественным и научным познанием. · Основные идеи Пруста относительно потока времени связаны с непрерывной эволюцией личности, с невиданными богатствами нашего бессознательного, которыми можно завладеть только с помощью интуиции, памяти, непроизвольных ассоциаций; а также подчинения простого рассудка гению внутреннего вдохновения и взгляда на искусство, как на единственную реальность мира; произведения Пруста суть иллюстрированное издание учения Бергсона. Жан Кокто назвал его книгу «гигантской миниатюрой, полной миражей, висячих садов, игр между пространством и временем». · В том, что нам казалось самым естественным и известным, во сне, в пробуждении, в усталости, в болезни, в наших привычках и страстях, во всем, что проходит незамеченным и без чего не существует жизни, Пруст открыл целые новые миры. Но он открыл их только как художник. Отдельные, указанные им факты, вероятно, не показались бы психологу открытиями. Но у него как раз и нет отдельных фактов. Когда он показывает нам, как ничтожное вкусовое ощущение может оживить огромный комплекс потерянных воспоминаний, нас поражает, нам кажется открытием не голое указание на такую возможность, но передача всей атмосферы этого нечаянного воскрешения. · Если в романе Пруста нашла изумительное художественное выражение эпоха, в которой протекала юность автора, то, с другой стороны, миросозерцанием этой эпохи навеяно основное настроение романа. Наиболее характерными моментами того времени являются: торжество позитивной науки, атеизм (Ренан, Тэн), релятивизм, скептицизм, эстетство (Анатоль Франс), теория: искусство ради искусства (Малларме, символизм), импрессионизм в живописи; с этим соединяются: увлечение философией Бергсона и теориями англичан Уолтера Патера и Рёскина, призывающих к природе, простоте, естественности и в то же время проповедующих религию красоты, своего рода эстетический платонизм; а также мода на средневековое искусство (готические соборы) и ранних итальянских художников (прерафаэлиты). Все это составляет как бы фон искусства Пруста; человек необычайно восприимчивый, Пруст был вдобавок страстным читателем книг (страсть к чтению рассказчика изображена уже на первых страницах этого, отчасти автобиографического, романа) и на всю жизнь остался таковым, обладая изумительной памятью, он впитал в себя таким образом все культурное прошлое Франции, начиная с меровингской эпохи (недаром его излюбленным образом является образ Женевьевы Брабантской); это прошлое является как бы подпочвой повествования и постоянно дает себя чувствовать путем самых незамет ных штрихов: видоизмененной фразы Мольера или Севинье, старинных оборотов, сохранившихся в крестьянском языке и т.п. Любовь к произведениям искусства, память, легкое усвоение чужих мнений, художественный вкус, легко могли бы создать из Пруста писателя упадочного, любящего жизнь, лишь поскольку она преломлена в искусстве. Однако Пруст остался совершенно чуждым этому эстетическому снобизму. Объектом его художественного творчества всегда является сама жизнь. Если он нередко останавливается на том или ином произведении искусства, то делает это лишь с целью более тонкого, более наглядного истолкования того или иного жизненного положения (напр., упоминание о «Жертвоприношении Авраама» Беноццо Гоццоли и «Добродетелях и Пороках» Джотто). · Хотя в основе художественного метода Пруста лежит самое пристальное наблюдение явлений и процессов, происходящих в живой природе, тем не менее, ему свойственна склонность к известной эстетизации жизни, к рассмотрению ее сквозь призму искусства. Недаром Сван полюбил Одетту, которая не соответствовала «его типу» женской красоты, только после того, как он заметил ее сходство с женщинами, изображенными на фреска Боттичелли, и начал относиться к ней как к произведению искусства. Сравнения живых людей с фигурами, изображенными на картинах Мантеньи, или с греческими скульптурами переполняют книги прустовского цикла. Любой образ, появляющийся на его страницах, становится как будто более правдоподобным и истинным благодаря сближению его с миром искусства. |
