Движение эмоциональных планов

Почему эти слова неотразимы, мы выясним в следующей лекции. А пока отметим основные особенности изображенной Высоцким борьбы противоположных образов - особенности, которые присутствуют в основной части любого подлинно художественного произведения.

    Соглашайся хотя бы на рай в шалаше!.. Борьба противоположностей в основной части художественного произведения представляет собой движение двух эмоциональных планов.     Прежде всего следует отметить, что борьба противоположностей в основной части "Лирической" представляет собой движение двух эмоциональных планов: по ходу восприятия текста одна эмоция сменяется другой, противоположной, а эта другая переходит в первую. Хотя оба представленных в экспозиции образа имеют свои достоинства и недостатки, Ее образ выглядит привлекательней, чем Его, и, когда эти образы вступают в борьбу, положительно мы воспринимаем Ее, а отрицательно - Его. Однако, когда поэт заставляет нас обратить более пристальное внимание на Ее недостатки, мы поневоле отдаем предпочтение Ему, и исходное восприятие образов меняется на противоположное. Но далее мы видим, что в своих уговорах Он перегибает палку, и снова мы отдаем предпочтение ей. В первой половине последней строфы, в кульминационной точке борьбы, оба образа воспринимаются нами неопределенно, а о том, что происходит при восприятии концовки (второй половины последней строфы), будет сказано в следующей лекции. Сходное движение эмоциональных планов мы видим и в других художественных произведениях. Например, в основной части "Триолета Лизете" лирический герой так усердно расхваливает свою возлюбленную, что идеальный образ Лизеты, поначалу воспринимаемый положительно, к концу неумеренных восхвалений вызывает раздражение - отрицательную эмоцию, и это приводит к положительному восприятию сообщения о том, что Лизета может быть и злой, т. е. к положительному восприятию образа обычной девушки, который в экспозиции воспринимался нами отрицательно. 4. Разрушение сюжета при сбое в движении эмоциональных планов             Любопытная история произошла с основной частью стихотворения С. П. Гудзенко "Перед атакой". В нем автор, описывая ожидание атаки под жестоким минометным обстрелом, показывает, как в душе лирического героя нарастает ненависть к смерти:

Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной. Разрыв. И умирает друг. И, значит, смерть проходит мимо. Сейчас настанет мой черед. За мной одним идет охота. Будь проклят, сорок первый год - ты, вмерзшая в снега пехота. Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв. И лейтенант хрипит. И смерть опять проходит мимо.

    С.П. Гудзенко, поэт-фронтовик       Мы видим, как страх перед смертью превращается в звериную ненависть к ней, как лирический герой доходит до нравственного одичания: если сначала он, с сожалением упомянув о смерти друга, совершенно непроизвольно, непреднамеренно отмечает, что эта гибель отсрочила его собственную, то потом, проклиная и год, и всех своих товарищей-пехотинцев, он констатирует смерть лейтенанта уже без всякого сожаления, холодно, отстраненно, расчетливо - как еще один шанс выжить самому. Когда страх перед смертью сжал пружину ненависти к ней до предела, пришло время стремительного и страшного раскрепощения:

Но мы уже не в силах ждать. И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи.

Страх перед смертью, вызывавший у реципиента растущее отвращение, теперь, ближе к концовке произведения, воспринимается с растущим удовлетворением. Таким образом, и в этом стихотворении борьба противоположностей умело представлена как движение противоположных эмоциональных планов.

В сборнике стихов Гудзенко, изданном в 1985 году⁸, стихотворение "Перед атакой" предстало перед читателем в исправленном виде. Слова проклятия заменены здесь на другие, "более поэтичные":

Ракету просит небосвод и вмерзшая в снега пехота.

Нетрудно догадаться, что к появлению этих строчек приложила руку бдительная цензура, исходившая из того, что советский боец не может проклинать своих товарищей. В результате сюжет стихотворения "Перед атакой" оказался разрушенным. Мы не видим теперь дикого нарастания ненависти героя к смерти, выражение "окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи" становится для нас всего лишь поэтической метафорой, после чего заключающие стихотворение слова "и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую" вызывают недоумение: как, солдат царапал врага ногтями?!