Устройства преобразования и обработки информации 4 страница

как его называют в философско-методической литературе. А в ре, зультате, вполне возможным становится «отчуждение» этого «тео-ретического мира» от мира, в котором существуют живые индивиды с их личностным сознанием, замыкание теоретического мира на са­мого себя, превращение его в некую «самостоятельную суперструк­туру». Свойственная рациональному сознанию установка на фикса­ции в этих идеальных конструкциях действительности в ее сущно-стном бытии («сущность», «закон», «объективная необходимость» и т. д.) может приводить к претензиям на приоритет по отношению ко всем другим формам освоения действительности: (нравствен­ным, эстетическим, религиозным, философским и т. д.).

Отчужденные от многообразной многокрасочной действи­тельности с противоречивыми тенденциями и от живых людей в полноте их реального существования идеальные конструкции, независимые от их возможных рациональных источников, при оп­ределенных социальных условиях превращаются в догму, которая выступает в качестве «идеального плана», программы, проекта то­тального преобразования действительности — общества людей, природы. И опять-таки универсальная обязательность, принуди- | тельность, тотальность этого преобразования пытаются оправдать рациональной обоснованностью лежащих в основе соответствую­щих программ представлений о всеобщих законах развития обще­ства, об объективной необходимости и т. д.

Опасность отрыва научно-теоретического сознания, научной рациональности от живой деятельности, а затем опасность подавле­ния авторитетом научной рациональности многообразия личностного мировосприятия и мироощущения, превращения теоретических конструкций из средств адекватного постижения мира в догматичес­кую преграду такого постижения, по мнению В. С. Швырева, может проявиться в двух тесно связанных между собой формах: в форме то­талитаристской идеологии и в форме конформистского сознания.

О перерождении научной рациональности под влиянием тотали­таризма речь шла выше, теперь же следует показать, что представле­ние о рациональности акцентирует внимание на точном, объективном познании действительности, вполне вписывается в конформистское со­знание, становится средством его самоутверждения и самооправдания Конформист рассуждает: «действительность, от крываемая нам в рациональном познании такова, какова она есть, и поэтому остается только понять и принять ее, приспособиться определенным образом к ней, существовать в ее рамках». Рациональным поведением, с точки зрения подобного типа сознания, является наиболее успешное решение возникающих перед людьми задач в непреложно заданных рамках внешней социальной детерминации. Рациональность при этом связы­вается исключительно с адаптивным, приспособительским поведением (см.: Швырев В. С. Рациональность как ценность культуры // Вопросы философии—1992—№6—С. 91—94).

Преодоление негативизма в отношении научной рациональ­ности, как считают представители отечественной философии и ме­тодологии научного познания, возможно при широком всесторон-geM осмыслении закономерности формирования и функциониро­вании научной рациональности. Такой подход, по их мнению, обеспечивает анализ этой рациональности с позиций концепции «оснований науки». Эта концепция является модификацией уче­ния Т. Куна о парадигме.

Активно разрабатывающий и пропагандирующий эту концеп­цию В. С. Степин считает, что эти основания науки организуют все разнородные знания в некоторую целостность, определяет страте­гию научного поиска и во многом обеспечивают включение его ре­зультатов в культуру соответствующей эпохи. (См.: Степин В. С. Научное познание ценности техногенцой цивилизации //Вопросы философии.— 1989.— № 10.— С. 3—18).

По мнению В. С. Степина, можно выделить по крайней мере три главных соответствующих блока оснований науки: идеалы и нормы Исследования, научную картину мира и философские основания. Каждый из них, в свою очередь, имеет достаточно сложную внутрен­нюю структуру. Как и всякая деятельность, научное познание регу­лируется определенными идеалами и нормативами, которые выра­жают ценностные и целевые установки науки, отвечая на вопрос:

для чего нужны те или иные познавательные действия, какой тип продукта (знание) и каким способом получить этот продукт. Этот блок включает следующие идеалы, «нормы научного познания»:

1) доказательности и обоснованности знания; 2) объяснения и описа­ния; 3) построения и организации знания.

Первый уровень идеалов и норм характеризует специфичес­кий подход научной деятельности, в отличие от других форм, на­пример, искусства и т. д. Второй уровень представляет собой кон­кретизацию требований первого в различных конкретно-истори­ческих эпохах. Система таких установок (представлений о нормах, объяснения, описания, доказательность, организации знания и т. Д.) выражает стиль мышления этой эпохи. Например, идеалы и нормы описания, принятые в науке средневековья, радикально отличны от тех, которые характеризуют науку Нового времени. В средневековой науке опыт не рассматривается в качестве глав­ного критерия истинности знания. Ученый средневековья разли­чал правильное знание (проверенное наблюдениями и приносящее практический эффект) и истинное знание (раскрывающее симво­лический смысл вещей), позволяющее через земные предметы со­прикоснуться с миром небесных сущностей. И в содержании идеа­лов и норм каждого исследования можно выделить третий уровень, В нем установки второго уровня характеризуются применительно ^специфике предметной области каждой науки (физике, химии, Биологии и т. д.).

Второй блок оснований науки составляет научная картина мира. Она складывается в результате синтеза знаний, получаемых в различных науках и содержит общие представления о мире, выра­батываемые на соответствующих стадиях исторического развития науки. Научная картина мира выступает не просто как форма систе­матизации знания, но и как исследовательская программа, которая целенаправляет постановку задач эмпирического и теоретического поиска и выбора средств их решения.

Третий блок обоснований науки образует философские идеи и принципы, которые обосновывают как идеалы и нормы науки, так и содержательные представления научной картины мира, а также обеспечивают включение научного знания в культуру. Любая новая идея, новый методологический подход нуждается в своеобразной со-стыковке с господствующим мировоззрением той или иной истори­ческой эпохи, с ценностями ее культуры. Такую состыковку обеспе-чивают философские основания науки.

Философские основания науки не следует отождествлять с об­щим массивом философского знания. Философия базируется на всем культурном материале человека. Наука — лишь отдельная об­ласть этой культуры. Поэтому из большого поля философской про­блематики и вариантов ее решения, возникающих в культуре каж­дой исторической эпохи, наука использует в качестве обосновываю­щих структур лишь некоторые ее идеи и принципы.

Соединение трех главных оснований научного знания в сис­темном изучении развития науки позволяет отечественным пред­ставителям «философии науки» рассматривать науку как цивили­зованный феномен. Согласно этому подходу, в процессе истори­ческой эволюции в европейском регионе возник особый тип цивили­зации, который обладает свойственным только ему типом социаль­ной динамики в невиданной для традиционных обществ способнос­тью к прогрессу. Цивилизацию этого типа В. С. Степин называет тех-ногенной. Ее характерная черта — это быстрое изменение техники и технологий благодаря систематическому применению в производст­ве научных знаний. Следствием такого применения являются техни­ческие, а затем и научно-технические революции, меняющие отно­шение человека к природе и его место в системе производства. Наука превращается в мощную производительную социальную силу.

По мнению В. С. Степина, предпосылка техногенной цивилиза­ции в культуре Западной Европы закладывалась со времен антично­сти. Однако только в XVII - XVIII вв. складывается все специфичес­кие основания науки: идеалы и нормы, научная картина мира, философско-мировоззренческие установки. Базируясь на этих ос­нованиях, д-ехногенная цивилизация прошла стадию индустриаль­ного развития и социальных революций XIX - XX вв. Возникшие в ходе этого процесса различные социальные системы, несмотря на полярность многих мировоззренческих установок, сохраняли в шкале своих фундаментальных ориентации веру в ценность научно-тех-вического прогресса и науки как основы управления социальными яроцессами. Эти ценности не подвергались сомнению до последней трети XX столетия, пока техногенная цивилизация не столкнулась с глобальными проблемами, порожденными научно-технологическим развитием. О сущности глобальных проблем современности и путях их решения речь пойдет в специальной теме.

с

тема 15»/

Современный философский иррационализм:

решение проблем бытия, познания, человека и личности в различных школах и течениях

1. Философский иррационализм как умонастроение и философское направление

2. «Философия жизни» и ее разновидности

3. Эволюция психоаналитической философии. Структура человеческой личности. Сознание и бессознательное

4. Экзистенциализм: основные темы и учения. Свобода и ответственность личности

Философский иррационализм как умонастроение и философское направление

Как уже отмечалось ранее, начиная с середины XVIII в. в европей­ской философии господствующее положение занимает рационалис­тическое направление. Установки рационализма продолжают оказы­вать свое влияние на развитие философского процесса и в XX в. Ярким примером такого влияния являются различные школы «фи­лософии науки». Однако к середине XIX в. в развитии западноевро­пейской философии происходит серьезный сдвиг — на передний план выступают иррационалистические концепции.

Было бы существенным упрощением историко-философского процесса связывать появление иррационализма в западноевропей­ской философии только со второй половины XIX - середины XX вв. Также как и рационализм, иррационализм, как философское на­правление, начинает формироваться еще в античную эпоху. Пред­посылки иррационализма можно зафиксировать в некоторых важ­ных сторонах учения орфико-пифагоризма, платонизма и неоплато­низма, позднего стоицизма и т. д. В христианской философии средневековья иррационалистические элементы получают наибо­лее широкое развитие. Французский скептицизм Ш. Монтеня, рели­гиозно-философские искания Б. Паскаля, С. Кьеркегора и других, близких им по. духу мыслителей вносят существенный вклад в фор­мирование иррационалистического направления. И даже в период расцвета влияния рационализма, немецкий романтизм и, прежде всего, философские идеи позднего Ф. Шеллинга, существенно углуб­ляют иррационалистическое восприятие действительности.

Однако, можно согласиться с теми историками философии, ко­торые утверждают, что наиболее полное и всестороннее развитие в светской западноевропейской философии иррационализм, как фи­лософское направление, получает, начиная со второй половины XIX в. И его определяющее влияние на историко-философский про­цесс ощущается на протяжении всего XX в.

С нашей точки зрения, следует отказаться от упрощенного со-циологизаторского подхода, характеризующего иррационализм как «философию эпохи империализма», отражающего умонастроения, «конца восходящей стадии развития капитализма». Иррациона­лизм, как философское направление, напрямую не может быть свя­зан ни с какими конкретно-историческими процессами, поскольку в его концепциях, школах и течениях отражаются такие стороны бы­тия и мироощущения человека, которые оказываются не выражен­ными в рамках рационализма в силу его односторонности.

Однако тот факт, что иррационализм приходит на смену раци­онализму и занимает господствующее положение в западноевропей­ской философии в конкретный исторический период, несомненно свидетельствует о том, что для этого имелись определенные идей­ные и социальные причины. Можно с полной уверенностью сказать, что утверждение философского иррационализма происходит по ме­ре разочарования широких масс людей в тех идеалах, которыми оперировалфилософский рационализм. К середине XIX в. люди убедились в том, что прогресс науки и техники сам по себе не ведет к реализации вековых идей человечества. Люди перестали видеть в мировом историческом процессе проявление и осуществление выс­шего разума. Из-за этого утратила свою притягательную силу идея приоритета социально-исторической активности человека. В фило­софии, литературе, искусстве этого времени утверждается мысль о беспочвенности и тщетности всех упований человека на то, что объ­ективное движение мирового процесса гарантирует осуществление собственно человеческих целей, что познание его закономерности может дать человеку надежную ориентацию в действительности. Неверие в конструктивно-созидательные силы человека, историче­ский и социальный пессимизм, скептицизм — таковы основные чер­ты умонастроения второй половины XIX - XX вв., которые легли в основу иррационализма как философского направления современ­ной западноевропейской философии.

Под влиянием этого умонастроения происходит переосмысле-яие рационалистической концепции отношения человека к окружа­ющей действительности, изменение представления о смысле, цели к назначении человеческой деятельности и познания, пересмотр са­мого способа истолкования человеческого мышления и сознания. Если рационализм мистифицирует рационально-целесообразные формы человеческой активности, то в иррационализме духовное отождествляется со спонтанным, бессознательными импульсами, эмоционально-волевыми и нравственно-практическими структу­рами субъекта. Все формы рационального, целесообразного отно­шения к миру объявляются в иррационализме производными от первоначальной, досознательной основы.

В зависимости от того, какое конкретное начало объявляется сущностной характеристикой субъекта, и какая дается интерпрета­ция этому началу, в философской литературе возникают различные системы и школы иррационализма: «философия воли» А. Шопенга­уэра и др., «философия жизни» Ф. Ницше, В. Дильтея, А. Бергсона и др., экзистенциализм М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра и др.

В философской теории иррационализм выступает прежде всего против установки рационализма, что окружающий мир яв­ляется, в принципе, родственным человеку, что природа и различ­ные сферы общественной жизни рациональны в своей основе и, следовательно, доступны мыслящей субстанции, и познание мо­жет дать целеуказания и ориентиры для человеческой деятельно­сти. Неустойчивость социального бытия индивида превращается в иррационализме в онтологическую неуравновешенность всего ми­роздания. Иррационализм отрицает упорядоченное, законообраз-ное устройство мира. С точки зрения его представителей, основа­ние бытия неразумно. «Неразумное, — как верно подметил Т. И. Ойзерман, — в иррационализме не просто индифферентно разуму, но противоразумно, противодействующе разуму. Бытие иррационально, потому что бессмысленно, дисгармонично, аб­сурдно» (Ойзерман Т. И. Рациональное и иррациональное // Вопросы философии.— 1977.— № 2.— С. 87). У. А. Шопенгауэра, например, основополагающим началом мироздания является сти­хийная, ничем не ограниченная, ничем не предопределяемая Ми­ровая Воля. Воля понимается в его системе как бесконечное стрем­ление. «Она безосновна», «вне причинности, времени и простран­ства». У А. Бергсона такие функции выполняют «жизненный порыв» — необузданный, переливающийся через край хаотичный поток инстинктов, которому дается то натуралистическая, то со­циальная интерпретация. Экзистенциализм сущностной характе­ристикой бытия объявляет пульсирующий процесс индивидуаль­ного переживания — экзистенцию.

В объективно-идеалистических разновидностях иррацио­нализма производится онтологизация эмоционально-волевых структур человеческого бытия. Так, А. Шопенгауэр наделял Волю универсально-космическими функциями. «Воля это внутренняя сущность мира». Все сущее: природа, человек, социальные инсти­туты и предметные формы культуры представляют собой лишь ступени объективизации Воли. У А. Бергсона «жизненный порыв»

912 проходит через различные материальные образования, претерпе­вает различные метаморфозы и завершает свое движение, вопло­тившись в человеке. В субъективно-идеалистической разновиднос­ти иррационализма человеческая субъективность, индивидуальное сознание рассматривается как особый вид бытия. Так, в системе В. Дильтея «жизнь», рассматриваемая как основа мира, истолковы­вается как внутренний опыт переживания человеком своего суще­ствования в мире, придающее миру смысловые характеристики.

С отрицанием законообразности и причинной обусловленнос­ти в иррационалистических учениях тесно связано отрицание как познавательной, так и деятельно-преобразовательной активности субъекта. Представители иррационализма решают проблему субъ­екта безотносительно к тому процессу, в котором человек познает и преобразовывает мир и в котором силы и возможности природы ста­новятся силами и возможностями самого человека. Поэтому основ­ную задачу философии они видят не в познании законов объектив­ности мира, а в определении форм и норм построения субъективного мира личности, утверждении ее внутренней духовно-нравственной жизни. Теоретико-познавательному и реально-преобразователь­ному отношению к миру, выраженному в системах рационализма, иррационализм противопоставляет нравственно-практический. Свои усилия иррационалисты направляют, прежде всего, на выра-бртку эмоционально-нравственных установок, служащих для ори-ейтировки человека в межличностных ситуациях. На смену субъ-ектно-объектным отношениям, характерным для рационализма, иррационализм выдвигает субъектно-субъектные отношения. Че­ловек рассматривается, главным образом, как субъект общения (коммуникации).

В философской теории иррационализм противопоставляет гносеологическому подходу рационализма аксиологический. По­скольку активность субъекта, с точки зрения иррационализма, проявляется не в познавательной и не в реально-преобразователь­ной, а в нравственно-оценочной деятельности, поскольку снимает­ся проблема объективности познания и заменяется проблемой оце­нивания мира с точки зрения условий бытия в нем личности. По-; нять же истинную ценность того или иного явления, рассуждают иррационалисты, может только человек. Человека отличает от жи-й вотного не разум, не способность к понятийному мышлению, а, прежде всего, способность к нравственной оценке. Человек — это не.бесстрастно-теоретическое существо, а субъективно-заинтересо­ванное в целях и задачах своей деятельности, поэтому наиболее ^.важными для него являются ответы на вопросы не «что это такое?»,;а «что означает эта вещь?», «какой цели она служит?». Таким обра­щаем, человек становится мерилом всего бытия, а гносеологический ^подход уступает место аксиологическому, в основе которого лежат ^Установки антропологизма.

При решении же гносеологических проблем решающее значе­ние в иррационализме придается субъективно-психологическим, подсознательным факторам человеческого познания. Отсюда выте­кает главная особенность иррационалистической гносеологии, кото­рая заключается в отрицании способности понятийного мышления адекватно отражать действительность и противопоставляющее ему в качестве наиболее адекватных средств постижения сущности реальности: интуиция, веру и т.д. В результате такого подхода в на­иболее крайних формах иррационализма, традиционные онтологи­ческие и гносеологические понятия вытесняются другими или полу­чают новое истолкование. На передний план выступают понятия, ко­торые, по самой своей природе, не могут дать образов внешнего мира, а лишь отражают субъективные переживания личности: страх, от­чаяние, тоска, забота, любовь, причастность и т. д.

При построении философской системы рационализму, как уже отмечалось выше, свойственно стремление «снять все ирраци­ональные остатки», уложить все знания в строго определенные ло­гические формы, а все, что в них не укладывается, отбросить как незнание. Иррационализму не присуща отрицательная реакция на рационалистически систематические методы философствования:

понятийность, дискурсивность, доказательность и другие научно-теоретические формы выражения знания. В своей гносеологии ир­рационализм акцентирует внимание именно на «иррациональных остатках», заявляя, что только они являются подлинным знанием, а значит, требуют иных нерациональных форм выражения: обра­зов, символов, аллегорий, метафор и т. д. Начиная с С. К ьеркегора, Ф. Ницше, иррационализм приводит форму изложения в соответ­ствие с содержанием и начинает изъясняться с миром на языке пророчеств.

«Философия жизни» и ее разновидности Мы дали общую характеристику иррационализму как философско­му направлению. Теперь приступим к рассмотрению конкретных учений этого направления. Заметное место в западноевропейской философии второй половины XIX начала XX в. занимает «филосо­фия жизни». «Философия жизни» — это культурно-логическое те­чение в современной философии. Она старается постичь сферу культуры, исходя из тех функций, которые культура выполняет в жизни человека. Отсюда ее тесная связь с литературой и искусством. Она оказала большое влияние на творчество австрийского поэта Р. М. Рильке, австрийского писателя Гофмансталя, немецкого писа­теля Германа Гессе, немецкого композитора Рихарда Вагнера и др. Во Франции под влиянием этого философского направления нахо­дился крупнейший писатель Марсель Пруст.

||" «Философия жизни» выступила за реабилитацию жизни, про-уав ее ущемления и обеднения рассудочным, политическим, эконо­мическим и иными утилитарными подходами. В связи с этим, поня­тие «жизнь», как центральное понятие этого философского течения, призвано заменить понятие «бытие». Представители этого течения противопоставляют «жизнь» «бытию». Бытие это статичное состоя-рие. Жизнь — это движение, становление. «Нет бытия, есть только становление», — заявлял Ф. Ницше. «Философия жизни» выступала против того, чтобы положить в основу становления что-либо устой­чивое. Становление, по мнению ее сторонников, это первооснова, предельное понятие. Вместе с тем, ряд ее представителей подчерки­вали, что жизнь — это и деятельность, творческое созидание, само­выражение человека, формы объективации человека в культуре, позволяющие ему реализовать и познавать самого себя. Следова­тельно, жизнь — это и человеческая жизнь, и основа бытия, Каждый индивид ощущает себя в рамках какой-то огромной жизни, затраги­вающей его и угрожающей ему. Он чувствует себя подчиненным ка­ким-то потокам, потокам жизни. Представители этого философского течения нередко при описании жизни используют образ реки, атмо­сферных потоков и т. п. Жизнь, как поток, неуловима рассудочными методами познания. Ее познание осуществляется на основе особых познавательных способностей: переживания и сопереживания (по­нимания); интуиции, веры, любви и т. д.

В «философии жизни» можно выделить три основных школы:

академическую «философию жизни» (В. Дильтей, Г. Зиммель), «творческую эволюцию» А. Бергсона (1859-1941) и его последовате­лей, «философию воли» Ф. Ницше (1844 -1900) и его последователей.

Академическая философия жизни. В. Дильтей и Г. Зиммель определяют жизнь как факты воли, побуждений, чувств и пережи­ваний. С этой точки зрения, действительность — это то, что содер­жится в опыте самой жизни. Следовательно, действительность — это чистое переживание, вне которого действительности не сущест­вует. Очевидный субъективизм этой позиции, приводящий к солип­сизму, заставляет их уточнить свою позицию. В. Дильтей говорит о необходимости веры в реальность внешнего мира, основанную на Волевом, «практическом» отношении человека к миру. Г. Зиммель также видит в «жизни» центр, от которого с одной стороны идет путь к душе, к «Я», а с другой — к идее, Космосу, абсолюту. Тем не менее, определяющие характеристики жизни — это переживание, «жиз­ненный опыт».

«Жизненный опыт» и выступает объектом познания. «Жиз-венных опыт», подчеркивают Дильтей и Зиммель, не сводим к разу­му. Он иррационален. Жизнь — это поток, изменение, творчество. Поэтому представители «философии жизни» отрицают возмож­ность знания как отражения закономерного, всеобщего. Жизнь не Может быть постигнута только через индивидуальное. И здесь мы

встречаем родственные неокантианству установки. Неокантиан­цы, как отмечалось ранее, также говорили о необходимости инди­видуализирующего метода познания в истории. Однако неоканти­анцы, следуя рационалистической традиции, хотя и отвергали по­нятия «закономерности» применительно к истории, все же считали необходимым применение в историческом исследовании рацио­нального метода, основанного на отнесении к ценности. Представи­тели академической «философии жизни» провозглашают методом «наук о духе» непосредственно переживание исторических собы­тий. В их системах «науки о духе» принимают форму герменевтики — искусства истолкования, искусства «понимания» письменных текстов, «зафиксированных жизненных откровений. По Дильтею, историк должен не просто воспроизвести истинную картину собы­тий, но и «пережить» ее заново, «истолковать и воспроизвести в ее жизненности».

Следует отметить, что здесь «философией жизни» ставится вполне реальная проблема. Если путем изучения памятников мате­риальной культуры можно с объективной достоверностью конста­тировать изменения, происходящие в материальных условиях жиз­ни людей — в производстве, технике, быту и т. д. — то иначе обстоит дело при изучении побудительных мотивов поведения людей. Выяв­ление этой субъективной стороны исторического процесса имеет не­маловажное значение уже потому, что без него невозможно понять ту или иную материальную форму их выражения. Тем более это важно для изучения истории духовной культуры. Это изучение дей­ствительно подразумевает «вживание» исследователя в предмет своего исследования — в картину, в скульптуру, симфонию и т. д.

Однако, следует иметь в виду, что раскрытие субъективных сторон деятельности людей, их побудительных мотивов, идей и эмо­ций, оказывается значимым в научном отношении лишь в тех случа­ях, когда субъективные мотивы оцениваются в свете объективных фактов истории. Иначе наука превращается в беллетристику.

«Творческая эволюция» А. Бергсона. В отличие от других представителей «философии жизни» А. Бергсон в своих работах опирался на естествознание. На основе концепции «жизни» он стре­мился построить картину мира, которая по новому бы объяснила эволюцию природы и развитие человека, обосновала бы их единство. Центральное понятие философского учения А. Бергсона — жизнен­ный порыв. С точки зрения Бергсона, жизнь — это непрерывное творческое становление. Материя — косное начало бытия, хотя и оказывает сопротивление, но все же подчиняется жизни. Благода­ря этому, эволюция мира природы становится творческой эволюци­ей. В результате, мир в изображении Бергсона, предстает как еди­ный, непрерывно и необратимо развивающийся, спонтанный и не­предсказуемый. Рождая все новые и новые формы, он находится в состоянии непрерывного становления, Бергсон считал, что человек довольно успешно приспособился у, миру материи с помощью интеллекта. Интеллект, по Бергсону — это разумное и рассудочное познание, достигшее высших форм в ме­тодах физико-математических наук. Интеллект разлагает целост­ность мира на тела, тела на элементы и т. д., а затем конструирует из них искусственные единые картины мира. Бергсон не отрицает по­знавательных возможностей интеллекта. Но он считает, что мир и его движение «схватываются» интеллектом примерно также, как он «схватывается» в кинематографе, где естественное течение жиз­ни заменяется искусственным с помощью движения кинопленки, со­стоящей из отдельных мертвых кадров. Интеллект утверждает сходное, повторяющееся, общее ценой утраты уникального, непо­вторимого. Он обретает способность предвидеть аналогичные про­цессы в будущем.Однако интеллект совсем не создан для того, чтобы осмыслить эволюцию, в собственном смысле этого слова, то есть не­прерывность изменения.

Интеллекту принципиально недоступен «жизненный порыв». Его познание возможно только на основании интуиции. Интуицией, по Бергсону, называется род интеллектуальной симпатии, посредст­вом которой человек переносится внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного, и следовательно, невыразимого. Интуиция позволяет проникнуть в саму суть вещей. Бергсон харак­теризует интуицию как основу Духа, в известном смысле, как самое жизнь. Это тождественное с Духом состояние он называет первона­чальной интуицией. С гносеологической точки зрения, эволюция представляет собой процесс, в ходе которого первоначальная интуи­ция разделяется на инстинкт и интеллект. В первом случае она ли-щается самосознания, во втором — способности проникать в сущ­ность реальности. У человека интуиция почти целиком отдана в жертву интеллекту. Однако, считает Бергсон, утрата человечест­вом первоначальной интуиции не была полной. В «пограничных» си­туациях, когда речь идет о жизненных интересах первостепенной; важности, интуиция освещает человеческое «Я», его свободу, судьбу: и место во Вселенной. К остаткам интуиции Бергсон относит так же 5 эстетическую способность, с наибольшей силой проявляющуюся У творцов произведений искусства. Задача философии, на еговзгляд, состоит в том, чтобы помочь человеку овладеть рассеивающимися интуициями.