Расовая гигиена. Германия (1933-1945 годы)

Согласно современным определениям, термин “евгеника” достаточно многозначен [Ludmerer, 1978]. Это:

- теоретическая концепция изучения наследственности человека с целью создания концептуального фундамента и разработки методических основ оптимизации генофонда человечества;

- конкретные технологии изменения генофонда человечества;

- политическое движение, ставящее целью реализацию программы решения социальных проблем путем изменения структуры генома человека, предусматривающее (в той или форме) меры государственно-правового регулирования и контроля ее развития;

- псевдонаучная форма антропогенетики, которая используется как средство сугубо идеологических и политических оценок и давления.

В общих чертах такие различия истолкования евгеники отражают различные фазы исторической эволюции ее как феномена ХХ века. Псевдонаучная трансформация евгеники в политический инструмент “адвокатов расового или классового превосходства, защитников изначальных прав церкви или государства, фашистов, гитлеровцев, реакционеров”, по словам американского исследователя Д. Дж. Кевле [Kevles,1985] завершилась к 1935 году.

Теоретическими концепциями, послужившими, в более или менее преображенном виде, фундаментом доктрины “расовой гигиены” в Германии были:

- теория естественного отбора Ч. Дарвина, трансформированная, применительно к человеческому обществу, в концепцию социал-дарвинизма;

- евгеника в ее менделевской интерпретации;

- расовые теории.

Доминирующую, перманентно постоянно возрастающую роль в этой теоретической системе выполнют расовые теории [Muller-Hill, 1997; Muller-Hill, 1998].

На рубеже XIX-ХХ веков А. Плетц основывает первый немецкий евгенический журнал, а затем — в 1905 году и Германское общество расовой гигиены. Содержательно этот термин наделяется более широким смыслом, по сравнению с евгеникой, и подразумевает любые меры по улучшению наследственных свойств расы, а также увеличению ее численности (относительной и абсолютной). В целом, немецкий вариант евгенического движения характеризуется сравнительно большим удельным весом идеологических и других экстранаучных элементов, что и делает его более чувствительным для дальнейшей эрозии собственно научных составляющих исходного теоретического фундамента евгеники. Характерно, что при высокой популярности подобных идей в Веймарской республике, политики — представители левого политического лагеря, предпочитали использовать англоязычное слово “евгеника”, тогда как термин “расовая гигиена” был более распространен у их противников справа.

Существовало изначальное, достаточно очевидное как в идейном, так и в историческом плане, соответствие между антропогенетическимим и евгеническими взглядами О. Фишера и Ф. Ленца, которые были изложены ими в монографии (написанной совместно с Э. Бауром), изданной в начале 20-х годов [Baur, Fisher, Lenz, 1921] и официальной политической и идеологической доктриной нацизма. Необходимо специально упомянуть, что вначале эти взгляды не расценивались как псевдонаучные, и их авторы пользовались достаточно большим авторитетом в научном сообществе, который они частично сохранили и после 1945 года.

Изложенная в этой книге, модель популяционной структуры человека, построена на принципах, вполне совместимых с представлениями менделевской генетики. Этого, нельзя сказать, о сделанных на основе этой модели, дальнейших практических шагах по “оздоровлению” генофонда немецкой нации. Ее пересмотр произошел спустя, примерно 15-20 лет, и, не в последнюю очередь, благодаря работам школы Ф. Добржанского. В дальнейшем, в контексте исследований генетического гомеостаза, модель внутрипопуляционного генетического груза, которая лежала в основе евгенических программ первой трети ХХ века, оказалась неадекватной относительно действительных процессов микроэволюционной адаптации.

Нацистская идеология предусматривала “создание нового человека” арийской, нордической расы, как результата своеобразного глобального евгенического эксперимента — очищения генофонда германской нации от чуждых ей примесей и увеличения частоты позитивных генов за счет создания благоприятных условий для размножения их носителей, а также завоевания жизненного пространства, необходимого для развития нордической расы [Muller-Hill, 1998; Payne, 1995; Garver, 1998]. Генетика человека рассматривалась руководителями НСДАП – фашистской партии как идеологический инструмент[13]. С другой стороны, О. Фишер и Ф. Ленц (как и некоторые другие ученые) искали политическую силу, способную на практике осуществить сделанные ими евгенические рекомендации[14].

Практическая реализация концепции О. Фишера и Ф. Ленца, началась с приходом Гитлера к власти (январь 1933 года). Она стала процессом массового уничтожения и насильственной стерилизации:

- лиц, среди предков которых были евреи и цыгане;

- всех, кто страдал наследственными (а также имеющих наследственную компоненту) болезнями;

- и, так называемых, носителей “криминальной наследственности” и т. п.[15]

Например, закон о принудительной стерилизации носителей “неблагоприятной наследственности” был принят уже 14 июля 1933 года. В соответствии с параграфом 12 этого закона, в случае необходимости операция могла быть осуществлена с применением силы — при содействии полиции, обязанной оказывать врачам “всю необходимую помощь”. Для рассмотрения дел о стерилизации создавались особые суды, в составе которых входил один юрист и два врача-эксперта в области медицинской генетики.

Параллельно шел быстрый рост числа специалистов, научно-исследовательских и учебных учреждений в области генетики человека, сопровождавшийся трансформацией антропогенетики в псевдонаучную “расовую гигиену”[16].

Здесь следует напомнить об одной исторической параллели и соотнести истории расовой гигиены в Германии и “мичуринской генетики” в СССР. Практическое осуществление любой евгенической программы, в большинстве случаев, наносит ущерб политической стабильности режима в стране. Справедливости ради, необходимо подчеркнуть, что из этого правила было только исключение - программа стерилизации. Ее политическая опасность и медико-генетическая бесполезность стала относительно быстро очевидной не только для врачей и генетиков, но и для нацистских государственных деятелей. 21 декабря 1933 года газета “Нью-Йорк Таймс” сообщила, что в соответствии с новым законом, не менее четырехсот тысяч граждан Германии подлежат стерилизации, и констатировала в связи с этим: “Германия — первая из великих держав, которая перешла к прямому практическому использованию евгеники” [Tolischus, 1933]. Из 84 525 дел, поступивших в суды за первый год действия закона, решение о стерилизации был вынесено в 56 244 случаях. По некоторым данным [Hananske-Abel, 1996], в течение двух лет около 1% лиц в возрасте от 17 до 24 лет были подвергнуты стерилизации, а за четыре года общее число стерилизованных достигло 300 000 (из них около половины — “по ошибке”, которая, зачастую, была связана с несовершенством диагностики наследственной “умственной отсталости”). Уже к концу тридцатых годов население Германии “испытывало психопатологический страх попасть под действие закона о стерилизации”. В меморандуме, адресованном Гитлеру, говорилось о “стерилизации целых семей, которые даже не имели возможности получить образование, которое необходимо для сдачи тестов на интеллектуальность” [Цит. по: Proctor, 1988; Hananske-Abel, 1996]. Возможно, именно поэтому в 1939 году массовое осуществление стерилизации было приостановлено. Однако другие меры “освобождения” генофонда нации от генетического балласта продолжали реализовываться: продолжалась эвтаназия неизлечимых и умирающих больных (70 273 пациента были умерщвлены к 1 сентября 1941),

Масштабы геноцида и массовых убийств с началом Второй мировой войны непрерывно возрастали, уже без всякого рационального политического оправдания [Payne, 1995, p. 380-381].

Вместе с усилением императива превосходства нордической расы, который служил главным обоснованием необходимости уничтожения неполноценных расовых элементов, возрастает и изоляция генетической научной школы Германии от мирового научного сообщества. Происходит дальнейшая трансформация антропогенетики в псевдонауку (несмотря на все внешние признаки благополучия и процветания). Окончание развития этого процесса было обусловлено внешними факторами. Военный и политический разгром гитлеровской Германии в 1945 году породил, в качестве ответной реакции на предшествующий исторический опыт, подозрительное отношение к проникновению идеологии и политики в науку и, вместе с тем, затормозил последующие развитие исследований в области генетики человека. И до настоящего времени эта тенденция еще полностью не преодолена. Так, в мае 1997 года лауреат Нобелевской премии Дж. Уотсон констатировал несоответствие вклада немецких генетиков в исследование молекулярной структуры генома человека научному потенциалу Германии[17] [Watson, 1998].