2015-01-30
497
Здесь во весь рост встает вопрос о моральности предлагаемых технологий. Мало было бы сказать: я не одобряю казни ребенка. И пойти дальше. Нет. Из песни слова не выкинешь. Как же быть с ребенком, если благополучие армии, а значит, безопасность страны, а значит, и безопасность многих других детей — связаны с его казнью?
Что скажет человек высокоморальный?
– Казнить, конечно, недопустимо.
– А как же с армией?
– Не знаю, я не военный!
– А нужна ли стране армия?
– Ну, наверно, нужна.
– А как должен поступать полководец?
– Не знаю, я не военный.
– А если он с вами советуется, что вы посоветуете?
– Мне трудно судить, я не военный!
– Ну хорошо, не казним мы ребенка. Будь что будет! Но если армия развалится и страна погибнет, это будет на вашей совести!
– А я-то причем?! Это не мой бизнес! Я не! во!-ен!-ный!
Поговорили. Вы делайте, а я буду вас осуждать. От высокой морали до пьяной аморальности один шаг. Мы хорошо помним этот вопрос: если на одну чашу весов положить все счастье мира, на другую — всего одну невинно пролитую слезинку одного ребенка, то что вы выберете? О, все счастье мира не стоит невинно пролитой слезинки! Ну, а как расшифруем счастье мира?! Допустим, что при его отсутствии один из многих невинно убиенных тоже окажется ребенком. Тогда на одной чаше жизнь одного ребенка, на другой слезинка другого? Скажем ли мы тогда с той же уверенностью, что жизнь одного ребенка не стоит слезинки другого?..
На этом умозрительном пути не найти успеха. Мы сказали, что тот, кто имеет путь, всегда прав. Это так. И пути не пересекаются. Это тоже так, и то, и другое возможно, если путь — путь добра.
Мы начинали говорить о пути, как о пути к дому. Пути к себе. И ничего не изменилось с тех пор. Иного пути, чем путь добра, быть не может. Но мы не настаиваем на слове «добро». Оно смутно и многозначно отражает путь. Путь можно увидеть, а добро нет. Добро и состоит из поступков, которые подсказывает нам путь. И окажись мы в трудном положении (не умозрительном, а реальном) — путь укажет нам, что делать.
