Драматический подход

В рамках социологии символического интернаци­онализма имел место и драматический подход, опи­рающийся на «психодраматическую» модель соци­ального мира Дж. Морено. По этому пути шел И. Гофман, отождествляя элементы сценического дей­ствия и социального взаимодействия: поведение рас­сматривалось с помощью терминов: актер, маска, сценарий, аудитория, представление и т. д. Разрабатываемый им драматический подход опирал­ся на теорию взаимодействия как игру и находился под воздействием социально-психологических и струк­турно-функциональных теоретических ориентаций.

В драматургической версии человек предстает как фрагментарный, расчлененный и «множествен­ный» индивид. Это обусловливает разделение чело­веческой жизнедеятельности на ряд мало связан­ных друг с другом фрагментов «ритуального»

характера. Последние определялись той социаль­ной игрой, которую индивид вел вместе с другими в каждой данной ситуации. Здесь «я сам» (цен­тральное понятие Гофмана) выступает как «пред­ставительный образ роли» - то, как наши действия и реакции «другого» на эти действия определяют восприятие себя самих. Представленный образ роли являет собой драматический эффект, возникающий в показываемой сцене, и все зависит от того, сочтут ли его достоверным или вызывающим недоверие.

Социальный мир как драма неизбежно имел «сценарий». Задача драматургической социологии состояла в том, чтобы найти пути, способы прис­пособления индивидов к «cцeнapным» требованиям социальной системы. Данный могущественный драматург находился за сценой и не позволял актерам отступать от сценария, предписывающего ту или иную маску в данной ситуации («Я и мас­ка», 1959). Появление «я» в решающей степени определялось социальной игрой, которую человек вел вместе с другими людьми в каждой ситуации.

В процессе игры актеры выступают на сцене, где происходит социальное действие (взаимодейст­вие) и устанавливаются определенные границы: «то,

что и кого» можно представить. Сцена имеет «фрон­тальную» и «тыловую» сторону, которая обеспечи­вает выбор маски, планирование, репетирование взаимодействия. Публика при этом играет централь­ную роль, определяя успех человеческого театра ­

одобряя или не одобряя представление, и тот образ роли, который создают актеры.

В процессах взаимодействия «я» приспосабли­вается к ситуации и с целью получения наиболь­шей выгоды от них «маскируется»: растворяется в масках (социальных ситуациях), т. е. «я» и есть маски. При этом индивид во время социальных встреч развивал ролевую дистанцию – способность отличать свои разные роли и себя самого, а так же без конфликта подвергать дискриминации одно из двух. Кто не владеет данной способностью, тот либо социально запутавшийся, либо психически больной. Для характеристики ролевой дистанции Гофман использовал понятия «честный» и «циничный» ак­тер. Первое означало человека (марионетку), неосознающего, что он играет роль и идентифициру­ет себя с ролью. Второе, когда актер (обманщик) ясно понимает, что он играет роль и что он не идентичен роли. Однако честность или циничность при исполнении роли - это не моральная оценка, а лишь психотехническое содержание. Но в любом случае задача социолога - подозревать. Это ори­ентировало его усилия на обнаружение исходных, замаскированных символическим антуражем несим­волических взаимодействий. Поэтому исследовате­лю человеческого театра необходимо отвечать на вопросы: если мотивация действия внешне соци­ально приемлема, следует ли искать другой, более глубоко лежащий мотив? Если индивид подтверж­дает свой мотив соответствующими эмоциональны­ми выражениями, должны ли мы ему верить? Если индивид кажется действующим под влиянием аф­фекта, не скрывает ли он таким образом свои истинные намерения?

«Социология социологию» Э. Гоулднера

Гоулднер предложил методологический подход, назвав его «рефлексивной социологией», подчер­кивая этим необходимость «рефлектировать» по по­воду собственной обусловленности. Она, в отличие от традиционной социологии знания, призвана не только объяснять особенности теоретической дея­тельности социального ученого, но и прояснять их сознание. Тогда объектом рефлексии оказываются ценностные установки социологов как членов об­щества, отражающих в своем сознании структуры социальной жизни. Реорганизуя их теории и обна­руживая пути перспективного развития последних, создается возможность определять деятельность со­циолога-профессионала.

Гоулднер исходил из познавательной установки идеологической ангажированности «академической» (структурно-функциональной) социологии, которая сопровождалась искажениями и ограниченностью социологических теорий. Возрастание интереса к «идеологическому контексту» привлекало его вни­мание в «социологии социологии» к внетеоретичес­ким, главным образом, социально-экономическим и идейно-политическим предпосылкам и импуль­сам социологических концепций. В частности, он объяснял неизбежность искажений социологичес­ких теорий двумя факторами - «фоновыми» и «предметными» допущениями, априори принима­ющимися социологами в качестве фундаменталь­ных положений своих собственных теоретических систем.

Фоновые допущения - это безотчетно, подсоз­нательно разделяемые другими людьми метафизи­ческие представления (общие) о мире.

Предметные допущения - это совокупность убеждений более узких (частных), свойственных той или иной группе людей, к которой принадле­жал сам теоретик.

Совокупность данных допущений образует мета­физический и идеологический базис социологичес­ких теорий. Возникает вопрос: способна ли социоло­гия преодолеть данную собственную ограниченность, и какие теоретические и практические орудия дол­жен использовать социолог для коррекции неиз­бежно возникающих искажений?

Анализируя структурно-функциональные моде­ли общества, Гоулднер пришел к выводу, что кри­зис академической социологии не может разрешить­ся за счет возвращения к традиционному понятию

«чистой» социологии. Последняя преуспеет не бла­годаря своей «отвлеченности» от социального мира, но благодаря «вовлеченности» в него (по принципу концепции символического интеракционизма).

Рефлексивная социология призвана перекрыть разрыв между теорией и эмпирией, потому что сама теория становится для неё эмпирическим объектом и доступной различного рода эмпирическим иссле­дованиям. Программой «критически-рефлексивной» социологии предполагается:

1. Традиционная социологическая деятельность не является достаточным условием для достиже­ния социологической научной зрелости. Для этого ещё требуется деятельность по преобразованию личности самого социолога.

2. Конечной целью рефлексивной социологии является изменение социологического самосозна­ния (в частности, знания возможных для социоло­га ролей и родов деятельности).

3. Деятельность в области рефлексивной социо­логии отличается от традиционной социологичес­кой деятельности тем, что предполагает не изоля­цию познающего субъекта от объекта познания, а его активную трансформацию во взаимодействии с объектом. В этом трансформационном процессе за исследователем сохраняется известная автономия (свобода).

Таким образом, «социология социологии» пред­ставляет собой программу социологической деятель­ности, автоматически корректирующей свою реали­зацию, оценивающей критически и исправляющей искажения, которые возникают как следствие не­осознанно принимаемых метафизических и идео­логических допущений. Она признает неразрыв­ность социолога (теоретика) и живого социального мира, но дает ему возможность (автономию) дей­ствовать в этом мире в соответствии со своими научными интересами. Рефлексивная социология выступает, кроме того, в роли профессиональной этики, так как именно совесть теоретика, осозна­ющего предпосылки своей деятельности, подсказы­вает, какую теоретическую стратегию избрать ему в той или иной социальной ситуации.