Глава 24

Брат Рамоний не слез – едва не грохнулся с лошади. Зад одеревенел, бедра горели огнем, в спину будто прут раскаленный вонзили, да так жестоко, что вошел в районе шеи, а выбрался около копчика. Шуточное ли дело – третий день в седле, почти без сна. Тут любой страдать начнет. Бросив поводья Мерхаку, попросил:

– Напои коня и спроси у торговца, где здесь можно купить лошадь. Ты без заводной остался, а это не дело. А я пойду с шерифом поговорю – вон, показался уже.

Шериф, как лицом, так и движениями суетливыми, да и позой смешной чем‑то напоминавший степного суслика, и впрямь не смог пропустить появление в городке троицы всадников. Все серьезного вида: в черное одеты, будто на похороны собрались, при мечах на поясах, к седлам у парочки приторочены самострелы. Кони хорошие, причем числом пять штук, что не совсем понятно – если заводные, то каждому по одному должно полагаться, иначе нехватка получается.

В общем, служитель закона направился разбираться. Не такое оживленное здесь место, чтобы появление даже одиночного чужака власти проигнорировали. От троицы отделился один, статный, средних лет, с загорелым обветренным лицом, выдающим человека, слишком много времени проводящего на открытом воздухе. Встретились напротив входа в лавку, причем гость городка представился первым:

– Рамоний, орден святого Лудда.

Шериф, бросив изучающий взгляд на его крест, мгновенно поскучнел и сильно пожалел, что проявил интерес к чужакам. Глядишь, и без разговора могло обойтись. Но теперь деваться некуда:

– Приветствую, тебя, уважаемый. Меня зовут Салик. Я здешний слуга закона.

– Я уже догадался. Скажи мне, уважаемый Салик: не проходили через ваш тихий городок чужие люди? Речь идет о последних днях. Их несколько человек, среди них могут быть две женщины, из которых одна хворая, а вторая длинная и худая, один рыжий, один невысокий и с очень широкими плечами, при топоре, один рослый и жирный, хотя и не как боров. А еще мог быть почти великан – молодой мужчина. Скорее всего они передвигаются на широкоосной двухлошадной повозке с высокими бортами. Вроде тех, что у обозников военных, если доводилось видеть такие.

Слушая описание разыскиваемых и их транспортного средства, Салик лихорадочно думал, что же ему на это отвечать. Когда он послал мальчишку с запиской к Щелястому, то ожидал, что дело не займет много времени. Заранее поставил условие, чтобы погубили всех – никто не должен уйти. Тела подальше в рощу затащить, а туда волки часто наведываются и быстро до костей обточат. Искать их некому – чужие, а если кто и объявится, то можно честно сказать, что были такие, но ушли дальше. Себе заранее вытребовал все, что везла повозка. Скорее всего, там наконечники ценные должны оставаться – не все же эти жадины отдали. И вообще там, похоже, много чего интересного. Не зря ведь про овес врали – по виду мешков любой упок поймет, что зерном там и не пахнет. Скрывали что‑то, а что обычно скрывают? Правильно – ценное имущество. С лошадьми не стал связываться. Мало того, что клячи старые и никому не нужные, так еще приметными могут оказаться, и доказывай потом, откуда кровавый товар взял. Жизнь шерифа в такой мелкой дыре скучна и бедна, вот и приходится изворачиваться. Давно бы сменил место, да только все хорошие давно заняты, и конкурентов там не терпят.

От Щелястого целый день не было известий, мальчишка, вновь посланный на хутор, вернулся с плохими новостями – старший ушел и больше не объявлялся.

Куда делся? Воображение Салика тут же нарисовало три огромных мешка, доверху набитых легендарными наконечниками запов. Этот товар везде с руками оторвут, а в северных землях за него можно выручить вдвое больше, чем здесь. Наверное. Ох не зря переселенцы груз рогожей прикрывали – было что прятать. Неужели этот тупой бык решил объегорить благодетеля, подавшись отсюда с захваченным сокровищем?

И почему он сам не обыскал телегу?! Идиот! Не хотел переселенцев настораживать!

Мучимый дурными предчувствиями Салик на рассвете при помощи пинков поднял с супружеского ложа тугодума‑помощника, велел ему вооружиться, сам прихватил саблю и арбалет старый, после чего направился разбираться с гнусным негодяем.

Но для начала решил осмотреть брод, где все должно было случиться – ведь сюда подались чужаки и в этом месте неминуемо должны были остановиться, наткнувшись на препятствие. На лугу обнаружились подозрительно примятая трава и пятна на зелени, очень похожие на кровь. Заметив на топком берегу следы волочения каких‑то тяжелых предметов, Салик загнал помощника в воду, велев шастать туда‑сюда, ногами прощупывая дно. Это принесло результат – удалось найти тело. Выглядело оно плохо – с распоротым животом, из которого выпал слизкий ком плотной глины, с лицом, разбитым наполовину, но во второй половине легко угадывалась вороватая физиономия Гнутого – правой руки Щелястого.

Что тут произошло? Почему Гнутый так нехорошо помер? Кто его упокоил и так по‑бандитски похоронил? Чужаки? Да они с виду мухе крыло всей кучей оторвать не смогут, не говоря уже о большем. Хотя, если вспомнить… Зачем женщину так скрывали? Чтобы в пути ребятишки крутые не соблазнились да не потешились? И чего им такой радости бояться? Бабе ведь только в прибыток, а до прибытка все крестьяне жадные.

Как‑то все подозрительно, причем только тогда до Салика это начало доходить. Или он зря на чужаков наговаривает? Может, подельники Щелястого перессорились и до смертоубийства дошло? С чего бы вдруг? Наконечники не поделили? Или что поценнее обнаружилось?

Так ничего и не узнав, Салик вернулся в город. А теперь вот заявились луддиты в поисках тех самых крестьян. Да крестьян ли? Ох, непросто все… И что ему теперь отвечать? Что были и ушли себе дальше? А ну как допрос устроит, мелкие детали выпытывая? Не хотелось бы, чтобы о скользком приработке узнали посторонние. Тем более ТАКИЕ посторонние. Это, конечно, грех невеликий, сам он к поганому не прикасается, в церковь, единственную на всю округу, ходит регулярно, соблазнам страшным не поддается, да и не было их здесь отродясь. Но попробуй им объясни потом. Хоть в Новой Земле суд за ними только церковный, но вздернуть шерифа всеми забытого городка могут легко, и никто их проклинать за такое не станет.

Сказать, что знать ничего не знает? Это, конечно, можно, да только вряд ли уже получится. Вон – второй черный в лавку подался, а там ему обязательно расскажут и про чужих, и про наконечники. И тогда Салику точно не поздоровится – врать луддитам, конечно, можно, но не вздумай на этом попадаться.

Вот такие мысли стремительно пронеслись в голове погрустневшего шерифа, пока Рамоний рассказывал о приметах беглых и их повозки.

– Были такие здесь, – решился Салик. – Повозку я видел и еще видел рыжего. Коротышка там был плечистый, хоть и без топора. Какой‑то парень среди них ходил уж очень странный на вид – нежное лицо, будто женское, тощий и высокий. Сейчас вот думаю – а не баба ли переодетая, вымахавшая с оглоблю? Но хворой не выглядела – наоборот. Великана точно не было – его бы я точно заметил. Разве что в повозке спрятался. Ну так на лиходеев они не походили, я и не стал их задерживать или обыскивать. Вы уж простите за нерасторопность, но откуда мне было знать?

– Когда они здесь были?

– Позавчера, где‑то между утром и полуднем.

– Что делали?

– В лавку заехали, провиант разный брали, посуду, еще какие‑то мелочи. Расплачивались, что интересно, не деньгами, а наконечниками для стрел, которые у запов добывают.

Рамоний с тоской поглядел назад. Если скакать сутки напролет и там быстро найти Либерия, появится шанс организовать нормальную погоню. Да только время будет безнадежно упущено, а беглецы и так почти на два дня обгоняют даже его тройку, дальше всех ушедшую. В самом лучшем случае получится разрыв уже дня в четыре. Теперь он убедился, что древние двигаются к горам, а там истинной Церкви действовать гораздо сложнее, если не сказать хуже.

Шериф местный недотепа тот еще, хотя чего еще можно ожидать в таком пыльном убогом месте? И слишком туго соображает – вон как долго молчал после описания примет. Здесь, наверное, все такие. К ним можно заходить в дома, выбивая двери, собирать в мешок все ценное, неспешно прелюбодействовать с женами и дочерьми, выходить, громко хлопнув дверью, и лишь на улице в спину услышать малость запоздавшее приветствие.

Древние погубили шесть братьев. Целых шесть. Причем сами не потеряли никого, а двое погибших сгинули бесследно. И это в городе, где у каждого угла сто глаз! К тому же они умеют завлекать к себе людей. В рыжем почти сразу был признан пришлый северянин по имени Диадох, в коем не без оснований подозревали беглого с монастырских земель. А в Трактовом с рыжим был непонятный коротышка, и вовсе неизвестный. Поди пойми, сколько их теперь. Или они облик менять умеют? Великана уменьшили? А что – всякое может быть. От технотварей что угодно можно ожидать.

Рамонию не поставят в вину, если он вернется за помощью. Ведь всякий поймет – трое ничего не сделают там, где шестеро приняли смерть. Но и похвалы за такое поведение не жди. Да и за спиной шепотки пойдут, что трусоват брат оказался.

Он не был трусом, но и к безрассудным дуракам не относился. Противник силен, непонятен и опасен. Гнаться за ним в прежнем составе смысла нет, – сам сгинет и людей своих без толку погубит. Придется выкручиваться за счет местных ресурсов.

– Шериф, мне нужно срочно послать гонца в Трактовый. На месте ему хорошо заплатят, но только если действительно прискачет быстро.

Прикинув в уме вероятный барыш, Салик решил тут же заполучить долю:

– Помощник мой дурак еще тот, но наездник отменный – быстро доставит.

Тот ведь и впрямь дурак – наивно верит в любую чушь, что ему шериф в уши заливает ведрами, и ни на миг не усомнится, что награду следует поделить на две равные части, одну из которых отдать Салику. Хотя какая, к Техно, половина?! Ему и четвертой части жирно будет!

Сладкие мечты обломал луддит:

– Ваш помощник пригодится мне здесь.

– Зачем? – спросил шериф, тщательно скрывая следы разочарования.

– Мы должны догнать эту повозку. Люди, точнее, твари в облике людском, на ней странствующие, опасны. Они уже убили шестерых и будут убивать еще.

Это он верно подметил. Салик мысленно прибавил к числу жертв еще пятерых, только теперь догадавшись, куда запропастилась шайка Щелястого. Можно поспорить на что угодно – остальная четверка возле того же брода на дне лежит. Небось раки тамошние в шоке от нежданно свалившейся радости.

– Мне нужны добровольцы. Соберите отряд из вызывающих доверие горожан, причем сделать это надо быстро. У каждого должно быть при себе две лошади, оружие, запас еды на неделю. Предупредите, что берем только опытных и выносливых наездников, потому что гнать будем почти без остановок. По окончании погони каждый участник получит хорошее вознаграждение, для чего я лично приведу отряд к церковной канцелярии.

– Можно поинтересоваться насчет размеров вознаграждения? – деловито уточнил шериф.

– Двенадцать северных марок за день погони.

– Каждому?

– Да. Если кого ранят в бою, получит вдобавок еще тридцать и бесплатное лечение биотой. Возможно, даже больше дадут, но своей властью я обещать это не могу, лишь надеюсь. Лично вам, если быстро соберете отряд и лично его возглавите, наградные будут вдвое увеличены, а вашему помощнику в полтора раза.

Салик тут же решил, что обычной оплаты помощнику более чем достаточно, и понял, что за день можно запросто срубить тридцать монет. При таких перспективах не очень хотелось торопиться со сбором отряда – надо бы как можно больше людей созвать, чтобы вся округа потом была ему обязана за приработок, но подлый луддит отдельным условием выставил быстроту.

Ладно, кое‑какой народ собрать Салик сможет без задержек. Городок бедный, межсезонье на дворе – народ от безделья предается мелким грехам и скуке. Да если подумать, то получается, что от большой толпы и смысла нет – ему за количество доплату не пообещали, так что в окрестные фермы гонцов слать не станет. Хватит местных бездельников.

Надо еще как‑то раскрутить их на то, чтобы поделились прибылью со своим шерифом, подогнавшим им непыльную работенку, а потом поводить луддитов за нос, как можно дольше затягивая погоню.

Рамоний плохо знает жизнь, раз пообещал оплату за каждый потраченный день.

* * *

В отличие от Салика, даже не задумавшегося о причинах столь щедрой оплаты, Рамоний жизнь знал прекрасно и к тому же не страдал забывчивостью. Отлично помнил, что древние уже убили шестерых, а может, и больше. Глядишь, и количество тех, кого придется награждать, окажется поменьше первоначального числа добровольцев.

Живые получат по двенадцать, раненые надбавку за кровь и бесплатное лечение, а мертвым луддит ничего не обещал.