Введение. Александр Мень. История религии

Александр Мень. История религии. Том 2

Магизм и единобожие В поисках пути, истины и жизни Религиозный путь человечества до эпохи великих Учителей Создали два града, две любви: град земной - любовь к себе до презрения к Богу, град же небесный - любовь к Богу до презрения к себе. Блаж. Авгутин. О граде Божием Мень А. В. М51 История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. В 7 т. Т. 2: Магизм иЕдинобожие: Религиозный путь человечества до эпохи великих Учителей. - М.:СП "Слово", 1991. - 462 с., ил.

ISBN 5-85050-287-4

Что было раньше: язычество или вера в Единого Бога? Почему во всевремена были связаны между собой нравственность и Единобожие? Какими путямивыходит человечество из рабства Магизма к свободному Богопознанию7 - На этии многие другие злободневные и вечные вопросы отвечает предлагаемая читателювторая книга из серии "История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни".Грандиозная панорама первобытных религий, которую рисует на ее страницахАлександр Мень (1935-1990), еще раз убеждает, что у истоков материальногокрушения всегда стоит духовное обнищание.

ВВЕДЕНИЕ

Бог, сотворивший мир... от одной крови произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли... дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем, и движемся, и существуем. Апостол Павел (Деяния 17, 24) В предыдущей книге, где речь шла о сущности и происхождении религии,слово "религия" употреблялось в единственном числе. Теперь же нам предстоитвстретиться с удивительным многообразием религиозного мира человека.Африканские боги-предки и пантеистическое Божество Ксенофана, чувственныекульты Сирии и брахманский аскетизм, радения шаманов и эллинистическиемистерии, демоны Вавилона и иранский Бог Света, сонмы языческих божеств исуровый монотеизм Ветхого Завета. Кажется, что между ними общего? Неисключают ли они друг друга? Если бросить даже беглый взгляд на эту пеструюкартину верований, то легко может показаться, что ни о какой единой"религии" говорить невозможно. И, тем не менее, в мировом религиозномспектре можно усмотреть и некое существенное единство. Оно определяетсясамой природой религии, которая опирается на живой опыт веры. Вера же есть,прежде всего, состояние духа, рожденное переживанием реальности Высшего. Вней пробуждается особого рода интуитивное знание, совершается нечто подобноевстрече, звучит таинственный призыв. Человек отвечает на этот призыв:религиозные учения с их метафизикой и с их этикой и являются такимиответами. В них не только осмысляется мистическое видение веры, но иделается попытка установить "обратную связь" с той сокровенной Сущностью,которая коснулась человека своим веянием. В самом же чувстве присутствияБожественного большинство религий обнаруживают внутреннюю общность. Но если это так и если едина Реальность, к которой приобщается человекв религиозном опыте, то встает вопрос: как объяснить возникновение стольмногих "ответов"? Почему опыт истолковывается столь различно? Первый ответ на этот вопрос ссылается на несомненное сходство многихверований. "Разнообразие религий, - говорят его сторонники, - явлениепериферическое, поверхностное. На самом же деле по существу есть лишь однаистинная Религия, разлитая всюду под разными формами". Такое решение какбудто бы кладет конец нетерпимости и узости, помогая везде находить духовныесокровища. Наиболее последовательно придерживались этой точки зренияиндийские мыслители: Рамакришна, Вивекананда, Радхакришнан1. Но и Европе онане осталась чужда; мы находим ее у многих деистов и теософов, к нейприближались Лессинг и Новалис, Эмерсон и Толстой. Несмотря на известную привлекательность подобного подхода к религиям,нетрудно убедиться, что он неизбежно приводит к их обезличиванию и квыхолащиванию живого богатства конкретных вероучений. Кроме того, стираниеграниц, вольно или невольно, ведет к замалчиванию важных противоречий врелигиях. Ведь такие учения, как, например, буддизм и христианство, сходныскорее в чертах второстепенных, в главном же они едва ли не противоположны. Сторонники второго взгляда, считающие себя строгими последователямиБиблии, впадают в другую крайность. Они признают, что есть лишь единственноеОткровение, данное Израилю и от избранного народа перешедшее кСверх-Израилю, т. е. Церкви. Все, что лежит за пределами этого духовногопотока, объявляется либо чисто человеческими домыслами, либо суевериями.Нельзя отрицать, что этот взгляд, действительно, получает некотороеобоснование в Библии. Суровая исключительность, свойственная ей местами,была отзвуком напряженных духовных битв, когда Израиль отстаивал свою веруперед лицом наступавшего язычества и христиане бросили вызов античному миру.С особой страстностью этот радикализм проповедовал Тертуллиан и некоторыедругие раннехристианские писатели. В наши дни его возродил известныйпротестантский богослов Карл Барт2. Тем не менее, было бы невернымотождествлять это порождение кризисных эпох с целостным духом библейскогоучения. Священное Писание, взятое в полном своем объеме, открывает возможностьболее широкого понимания религиозной истории мира. Ветхий Завет признавалвозможность Откровения, даруемого язычникам. Достаточно напомнить именаМелхиседека, Валаама, Иова3. Характерно, что последний еврейский мыслительвремен независимой Иудеи - Филон - высоко ставил античную религиознуюфилософию4. В Новом Завете, как мы увидим ниже, апостол Павел недвусмысленноуказывал на возможность хотя бы частичного богопознания у язычников. Отцы и учители Церкви разделяли эту мысль, так же, как и отношениеФилона к античной философии. Св. Юстин Мученик, Афинагор, свв. Феофил иКлимент Александрийские, Минуций Феликс и другие христианские писателивоспринимали идеи Платона, Пифагора, Аристотеля и стоиков как наследие,естественно принадлежащее Церкви5. Если от далекого прошлого мы обратимся к временам более поздним, тоубедимся, что эта тенденция в христианстве не только не угасла, но постоянновозрастает. В частности, в православном сознании она проявляется довольноярко. Так, преподобный Серафим Саровский в своей беседе с Мотовиловымговорил: "Как и в еврейском священном любезном Богу народе, и в язычниках,неведущих Господа, все-таки сохранилось ведение Божие"6. А известный русскийпроповедник XIX в. святитель Иннокентий Херсонский сравнивал представителейразных религий с обитателями разных поясов земли. "Христианство, - писал он,- по отношению к прочим религиям есть то же, что свет полдневный у людей,живущих под экватором, по отношению к свету солнечному у обитателей другихчастей земного шара. Свет один и тот же; различие только в степени"7. Эту же аналогию с солнечным светом в применении к религиям использовали Вл. Соловьев. Для него история верований была постепенным раскрытиемИстины людям. "Религиозный прогресс, - писал он, - не может состоять в том,чтобы чистая ложь сменилась чистой истиной, ибо в таком случае эта последняяявлялась бы разом и целиком без перехода, без прогресса - и при этомвозникал бы вопрос: почему это внезапное явление истины имело место в данныймомент, а не во всякий другой?"8. В XX столетии русская религиозная мысль осталась верной этой точкезрения. Говоря об основателях дохристианских религий, русский богослов А.Туберовский писал: "Они находятся под преимущественным мистическимвоздействием; их религиозный опыт не умещается в традиционно народныерамки... В своих наиболее глубоких переживаниях они достигали поразительныхинтуиции"9. Еще более определенно высказывается Н. Бердяев. "Не толькодемоны, - говорит он, - открывали себя языческим народам и терзали их, нооткрывался им божественный свет, открывалось Божество в природе и в родовойнародной жизни. Лишь еврейскому народу дано было непосредственноепредвосхищение Христа и прямое движение к Нему. Но у всех народов былопророческое предчувствие и предвидение, что должно быть искупление испасение мира"10. С разными оттенками эту мысль развивали о. С. Булгаков иС. Франк, о. П. Флоренский и Н. Арсеньев, о. В. Зеньковский и о. А.Ельчанинов и многие другие. Здесь существует полное единомыслие между православными и католическимибогословами. Такой, например, известный ученый как кардинал Ж. Даниелу,писал, что в дохристианских культах, учениях и мистике мы должны признать"выражение откровения Бога, взывающего к каждой человеческой душепосредством космоса, совести и духа""11. В Западной церкви общепризнанныйхарактер это утверждение получило посредством постановления II ВатиканскогоСобора. Декларация Собора, касающаяся нехристианских верований, гласит:"Католическая Церковь не отвергает ничего, что истинно и свято в этихрелигиях"12. Таково третье, подлинно христианское решение проблемы, котороепреодолевает как теософское обезличивание религий, так и неоправданнуюузость псевдобиблеизма. Оно ведет не только к признанию ценного ядра вдревних учениях, но и к осмыслению религиозных поисков человечества в светеИстории Спасения. Центральное положение Христа в духовной динамике мираделает ее путем, пусть зигзагообразным и неровным, но тем не менееустремленным к свету Богочеловека.

X x x

Начало христианскому пониманию религиозной истории было положеноапостолом Павлом13. Он утверждал, что отпадение человека от Бога поверглоего во мрак идолопоклонства, но что это, однако, не остановило поисковневедомого Божества среди людей. Апостол указывал на двойственный характеррелигиозного процесса в истории. С одной стороны, в нем обнаруживаетсядеградация и затмение Истины, но с другой - виден путь восхождения. Первоначальное непосредственное ощущение Бога ослабевало, оттесняемоеязычеством. Эта нисходящая линия есть результат ложного самоутверждениячеловека, восставшего против Творца. Стремление к автономии, запечатленное вбиблейском сказании о Древе Познания, раскрывается апостолом как кореньГрехопадения. Желание "быть как Бог" отдалило человека от Источника Жизни ипоработило его демонам и стихиям. Оно не только породило многобожие, но ивскормило магию, магическое миросозерцание. Магизм усматривал во Вселенной некие неизменные законы и силы,овладение которыми якобы сулило человеку благоденствие. Он был более всегозаинтересован теми внешними выгодами, которые люди могут извлечь, подчиняясебе видимый и невидимый мир. Подлинная религиозная жажда была чуждаМагизму, ставившему на место молитвы, веры и любви волхвование, заклятие,принуждение. В этом проявлялась его глубинная связь с Грехопадением, спритязаниями человека утвердить свою волю выше воли Божественной. Но стихия Магизма не смогла окончательно захлестнуть человека, ибо грехне угасил искры Божией, вложенной в него. Поэтому уже в древнейших культурахмы сталкиваемся с первыми попытками сбросить власть магии и обрестиутраченного Бога. Символом этой тоски по Небу апостол Павел избралжертвенник "Неведомому Богу", увиденный им в Афинах. Такое телеологическоепонимание религиозной истории позволяет различать в ней иерархию ценностей исвоего рода этапы, подготовлявшие мир к принятию Благой Вести. Отцы Церквипридавали большое значение этому предварению Евангелия в дохристианскоммире. "Философия, - говорил Климент Александрийский, - была таким жедетоводителем эллинов ко Христу, каким закон был для иудеев"14. Самым большим достижением древних мистиков и философов явилось ихвозвращение, пусть и неполное, к единобожию, которое вновь возрождалосьпосле веков безраздельного господства язычества. Таким образом, в религиозно-историческом процессе обнаруживаются двапротивоположных пути: путь от Бога и путь к Богу. И если упадок и магическийполитеизм суть плоды замутненного грехом сознания, то в богоисканииосуществляется "великий факт исторического откровения, действие спасающегоБога, Божественный план воспитания человека, возможность духовного ростачеловечества и его поступательного движения к высшим ступеням"15. Борьба Магизма с Единобожием не ограничивается древним миром. В нейпроявляется извечное противостояние двух полярных сил религиозной жизни.Анри Бергсон в своей замечательной книге "Les deux sources de la morale etde la Religion" (1932) называет эти два начала "статической" религией ирелигией "динамической". В терминологии Н. Бердяева это -"объективированная", "социоморфная" религия и религия Духа16. М. Тареевопределил магический тип верований как состояние "религиозной вражды",которое преодолевается раскрытием "религии богосыновства"17. Этой духовной борьбе и поискам посвящена настоящая книга. В ней мыпроследим, как ручеек Единобожия пробивался через преграды язычества имагии, познакомимся с духовной историей классического Востока, Индии иГреции. Но в центре картины будет израильская религия, и это не случайно. Откровение Ветхого Завета уникально, даже если смотреть на него простокак на одну из древних религий. Только здесь звучит голос единого,надмирного и одновременно всеобъемлющего и личного Бога. Если предвосхищениеЕвангелия можно найти у многих философов и учителей, то единственными Егопредтечами в прямом смысле слова были пророки Израиля. Огненный рубежотделяет естественное, интуитивное богопознание от библейской Теофании, отсамоявления Бога в Ветхом Завете, от завершенного Богочеловеком ЗаветаНового. "Христианство и иудейство, - как верно замечает Ж. Даниелу, - неявляются следствием имманентной эволюции религиозного гения человечества,лишь сравнительно высокоразвитым ее проявлением. Они представляют собойвторжение в историю трансцендентного Бога, который вводит человека в сферу,прежде для него закрытую. В этом смысле можно, вслед за Гвардини,противопоставить Откровение и религию. Библия - результат БожественногоОткровения, направленного людям всех религий"18. Однако было бы ошибкой мыслить Откровение в виде некоего одностороннеговоздействия на человека. Церковь всегда усматривала в нем богочеловеческуютайну, ибо оно есть преломление небесного света в духе сынов земли. В самойБиблии мы находим пример органического соединения Божественного ичеловеческого. В ней отражен долгий путь раскрытия полноты Слова Божия,процесс постепенного очищения и просветления несовершенной природы человека.Поэтому так важно исследование исторической и литературной формы Библии,которому служит критическая библейская наука.

X x x

До возникновения критической библеистики толкователи Писания исходилилибо из буквального его понимания, либо из аллегорического. Буквальное -нередко приводило к соблазнам, недоразумениям и ошибкам. Аллегорическое же -оставляло слишком много простора для произвольных догадок. Библейская наукапомогла преодолеть эти крайности. Литературная критика текста священных книги сравнение их с памятниками Востока способствовали как уточнению прямогосмысла Библии, так и пониманию ее духовного провозвестия. Начало критической библеистике было положено католическими ипротестантскими богословами, а также внеконфессиональными религиознымимыслителями. В настоящее время ее выводы и методы получили полное признаниев западном богословии. Православные библеисты в силу исторических причиндольше других стояли в стороне от новых школ, но, в конце концов,необходимость библейской критики была признана и многими выдающимисяпредставителями православной мысли. Среди них С. Трубецкой, Вл. Соловьев, С.Булгаков, Б. Тураев, А. Ельчанинов, Н. Бердяев, В. Веллас, Н. Арсеньев и др.Особенно нужно отметить выступление известного богослова, историка иЦерковно-общественного деятеля А. Карташева, который выпустил специальнуюкнигу о ветхозаветной критике. В ней он призвал православных богослововоставить устаревшие концепции и пользоваться критическим методом в изученииСвященного Писания. "Тут, - подчеркивал он, - миссионерский долг и подвигверы и церкви"19. По проложенному им пути идет в своих работах ректорПравославного института в Париже О. А. Князев. Итак, в целом современные богословы не усматривают в совершенствованииметодов литературно-критического анализа Библии посягательства на еедуховный авторитет. Уже одно это должно заставить задуматься апологетовотживших представлений, которые еще нередки, особенно среди православных ипротестантов. Думается, что наш религиозный долг гораздо больше заключаетсяв поисках истины, нежели в том, чтобы любой ценой сохранить старыепредставления. Библейская критика помогает более полно восстановить картинуветхозаветной истории, устраняет бесчисленные затруднения, с которымисталкивалось богословие в докритический период, и поэтому она играет и будетв будущем играть важную роль в общехристианском сознании.

X x x

Предлагаемая книга не есть узкоспециальный труд, и менее всего этоучебное пособие. Она, как и остальные части цикла, была задумана скорее вдухе повести или даже поэмы. Однако читатель не найдет здесь ничего такого,что не опиралось бы на первоисточники и на выводы современных исследований. Для того чтобы рассеять недоумения, связанные с библейской критикой, вконце книги дан ряд приложений, посвященных основным проблемам изученияБиблии. При цитировании Священного Писания в основу был положен синодальныйперевод, но для уяснения смысла некоторые места (особенно поэтические) былипереведены автором заново по критическому изданию Ветхого Завета20. Мне хотелось бы, чтобы эта книга не была воспринята просто как повестьо далеком прошлом. Как бы ни изменялся мир, есть проблемы, которые всегдабудут волновать людей. Поиски, ошибки и духовные прозрения человечества немогут оставить нас равнодушными, особенно сейчас, в эпоху кризисов,разочарований и новых жестоких заблуждений. Сегодня для многих наступаетвремя сделать внутренний выбор. И высшей наградой для автора было бысознание того, что встреча с далекими предшественниками хотя бы в чем-топомогла нашим современникам в их поисках Пути, Истины и Жизни.