Об историческом прогрессе

Идея прогресса

На протяжении почти всей истории развития философской мысли в ряду с другими фундаментальными идеями существенное место занимала идея прогресса. Большая часть человечества, прежде всего мыслители, верует в прогресс, т.е. не только в эволюцию, а в посту­пательное движение человечества к одной высшей разумной цели, к идеалу всеобщего блага, искупающего все жертвы, все страдания. И хотя иногда, как говорил Г. Лейбниц, и встречается попятное дви­жение наподобие линий с заворотами, тем не менее в конце концов прогресс возобладает и восторжествует[112]. Г.В.Ф. Гегель определял всемирную историю как «прогресс в сознании свободы — прогресс, который мы можем познать в его необходимости»[113].

Вопрос о прогрессе — это не простой вопрос умозрения, а жиз­ненный вопрос о судьбе человека и всего человечества, а в еще более широком плане — и всего мирового бытия.

Процесс развития предполагает накопление качественных новообразований, которые необратимо уводят систему от ее исходного состояния в направлении либо повышения уровня организации сис­темы, либо ее понижения, либо сохранения в общем того же уровня при постоянных модификациях. Такие формы развития выражают­ся категориями прогресса, регресса и одноплоскостного развития. Бросив взгляд на историю человечества, возвращаясь мыслью от звена к звену в глубь веков, мы обозреваем непрерывную цепь сме­нявших друг друга поколений людей. Каждое из них родилось, жило, радовалось, страдало и уходило в мир иной. Ткань всемирной истории состоит из вечно зарождающейся и обрывающейся жизни ин­дивидов и из непрерывной цепи того, что создано их усилиями.

Долог и тернист путь человечества. От первобытного стада до современных социальных систем, от каменного рубила до исполь­зования энергии атома, автоматики, электроники и информатики, от стойбища вокруг костра и шалаша до современных гигантских городов, от бродячих сообществ дикарей до великих наций; от при­митивных знаний, переплетенных с мифологическими вымыслами, до глубоких и изощренных теорий...

На «подмостках» истории сыграно неисчислимое множество ве­ликих и мелких, героических и гнусных, злодейских сцен, произо­шло множество кровавых войн. Подсчитано, что за шесть тысяч лет истории человечества на Земле было более 20 тысяч войн, которые унесли многие миллионы человеческих жизней; историки зареги­стрировали всего лишь 292 мирных года за 3600 лет. В течение не­многих месяцев, дней или даже часов разрушается то, что создава­лось десятилетиями и столетиями. В истории возникают мощные государства, расцветают и гибнут колоссальные империи. Из вели­ких, шедших в авангарде человеческой цивилизации, этносы стано­вились малыми, из богатых — нищими. В огне революций сгорала власть одних социальных групп и рождалась власть других. Разби­вались и рушились царские и королевские троны, срывались с голов короны, а сами головы нередко слетали с плеч. Уходили в небытие тираны, но, к сожалению, приходили новые.

Раздумья о социальном прогрессе приводят к противоречивым вопросам, например: становится человечество физически и духовно более здоровым и счастливым или нет? Развивается ли утонченность ума и чувства людей или современные люди не продвинулись в своем умственном развитии ни на йоту по сравнению с великолепием умов, скажем, в древних цивилизациях? Что принесла людям современная техника — этот «идол» человечества? Разве авангардизм и абстракт­ное искусство лучше полотен Рафаэля и Леонардо да Винчи, а пьесы или стихи наших современников лучше творений Шекспира, Гете, Пушкина, Лермонтова и Тютчева?

Прогресс в его чисто логическом смысле есть всего лишь абстрак­ция. Развитие искусства это особенно хорошо доказывает. Сравните такие шедевры, отдаленные друг от друга сотнями лет, как «Илиада» Гомера, «Божественная комедия» Данте, «Гамлет» Шекспира, «Фауст» Гете и «Евгений Онегин» Пушкина. Можно ли какое-нибудь из этих произведений назвать более высоким по силе гениальности и художественности? Каждое из них — великое творение.

В науке иначе — явное преимущество на стороне более современ­ного автора: он или резко ограничил значимость своего предшест­венника, или отверг его теорию как ошибочную. Но Пушкин не от­верг ничего в Шекспире. Время только усиливает мощь художест­венного шедевра прошлого.

Некоторые авторы утверждают, что люди биологически, интеллектуально и нравственно вырождаются, доказывая это тем, что увеличивается число раковых больных, больных сердечно-сосудисты­ми, нервно-психическими, аллергическими и иными недугами; угро­жающе много рождается детей с физиологическими отклонениями от нормы. Увеличивается число умственно отсталых. Следует также учесть еще число людей, страдающих СПИДом, наркоманией, алко­голизмом.

Нарушение экологического равновесия, чудовищное загрязне­ние окружающей среды, накопление термоядерных, химических, биологических средств массового истребления — это «подарок» уче­ных. В результате всего этого современное человечество подошло вопреки своей воле к краю пропасти своего бытия в этом мире.

Каждый новый источник энергии являет собой результат науч­ных открытий, свидетельствуя о взлете научной мысли, способст­вующей дальнейшему прогрессу производительных сил. Но он же нередко становится угрозой для жизни самого человека. Атомная физика и кибернетика (как и многое другое) тесно связаны с воен­ным делом. В первую очередь именно здесь приобретения оборачи­ваются потерями.

Сознание многих наших современников пронизано гнетущим чувством какой-то бесперспективности: стоит ли бороться, стре­миться к лучшему, заботиться о судьбах грядущего поколения, если все должно обратиться в тлен? Возникает крайне обостренное чув­ство обреченности человека в мире. Отсюда идеи трагической учас­ти рода человеческого, кризиса сознания, крушения разума, отсут­ствия веры в позитивные программы выхода: ради чего жить, когда все идеалы прогресса померкли?

Некогда Ж.Ж. Руссо выдвинул тезис, что прогресс наук и искусств принес людям неизмеримый вред. Этот тезис парадоксален только на первый взгляд. Руссо уже тогда угадал противоречивый характер развития человеческой цивилизации: одним она несет благо, дру­гим — страдания. Он в очередной раз воскресил идею «золотого века», находившегося в далеком прошлом человечества. Тогда не было частной собственности, царило всеобщее равенство. Люди были детьми природы. Они находили пищу под любым деревом, утоляли жажду из первого попавшегося источника, постелью им слу­жила трава под тем же деревом, которое давало пищу. Представление о «естественном человеке» у Руссо, хотя и питало Французскую ре­волюцию, по существу представляло собой реакцию, именно реак­цию на христианское средневековое мировоззрение. Человечеству предлагалось отвернуться от уже осознанного в христианстве и вновь, как в античности, обрести идеал в мифологизированном про­шлом. Как ни привлекательна идея повернуть вспять прогресс с его нежелательными плодами, она неосуществима и есть мыслительный идеализм. Выражаясь словами П. Флоренского, это попытка «зама­зать противоречие тестом философии», вместо того чтобы взгля­нуть ему в глаза. Христианство, как видно из опыта, судит о человеке вернее, когда говорит о его греховной природе, чем философы, предполагающие идеальность «естественного человека». А.И. Герцен метко подчеркнул:

«Руссо понял, что мир, его окружающий, не ладен; но нетерпе­ливый, негодующий и оскорбленный, он не понял, что храмина ус­таревшей цивилизации о двух дверях. Боясь задохнуться, он бро­сился в те двери, в которые входят, и изнемог, борясь с потоком, стремившимся прямо против него. Он не сообразил, что восстанов­ление первобытной дикости более искусственно, нежели выжившая из ума цивилизация».

Руссо оказал определенное влияние на Л.Н. Толстого в его про­поведи опрощения. Н.А. Бердяев заметил, что и Руссо, и Толстой «смешивают падшую природу, в которой царит беспощадная борьба за существование, эгоизм, насилие и жестокость, с преображенной природой, с природой ноуменальной, или райской»[114].

Современная критика беспредельного технологического про­гресса более изощренна, чем концепция Ж.Ж. Руссо. У нее есть не­сколько сторон. Во-первых, осознаны границы роста человечес­кой цивилизации, по крайней мере в пределах Земли. Как заметил А.И. Солженицын, черви, грызущие одно яблоко, должны понимать, что яблоко не бесконечно. Хотя сделанные в 1970-е гг. оценки при­родных ресурсов оказались заниженными, самой проблемы это не снимает. Во-вторых, на разных направлениях чувствуется при­ближение некоего качественного перехода в новую эпоху, сопоставимого с переходом от средневековья к Новому времени («новое средневековье» Бердяева). Этот переход должен включать в себя и перемену ценностей с отказом от потребительской гонки на пути «вверх», как призывал Солженицын в Гарвардской речи. Типичными чертами такого рода концепций являются осознание неизбежности нынешнего этапа в истории человечества и стремление преодолеть его, а не просто отвернуться от него (мы не говорим о хиппи, оди­ночках, бегущих от цивилизации, и т.п., чье существование, кстати, тоже свидетельствует о переживаемом историческом переломе). Происходит поиск возможности применить плоды самого техноло­гического прогресса к его «изживанию», например пропаганда дроб­ного, малого производства на основе самых передовых технологий. Характерно также стремление к религиозному осмыслению пробле­мы. Коротко говоря, современных критиков прогресса отличает от Руссо прежде всего желание идти не назад, а вперед.

Здесь имеет смысл вернуться к содержанию понятия «прогресс». Заметим, кстати, что еще в первые десятилетия XX в. слово «про­гресс» употреблялось обычно не само по себе, а чаще в конкретных оборотах вроде «прогресс народного хозяйства» и т.п. Современное словоупотребление (без дополнительных определяющих слов) в какой-то мере отражает тенденцию к оперированию обособленны­ми понятиями, ставшими мифологемами, символами. Это вполне объективная тенденция, происходящая из того, что многие общие понятия действительно как бы вырвались на свободу в нашем веке, обретя определенную власть над вещными реалиями и человеческим сознанием, которому они раньше преданно служили. Попытка уст­роить жизнь на началах материализма обернулась торжеством худ­шего варианта идеализма, торжеством автономно существующих фантастических идей над сознанием.

Что же сейчас имеют в виду, когда говорят о прогрессе и его издержках? Что вообще такое прогресс? По смыслу — это развитие к лучшему. Но что такое — это лучшее и как же может развитие к лучшему принести плохое?

Тут имеются две стороны. Во-первых, говоря об издержках и бедах, принесенных прогрессом цивилизации, в содержание этого понятия вкладывают то, что считалось прогрессом (особенно эко­номическим и технологическим) еще в XIX в., вернее, современную экстраполяцию этих представлений.

Бросим хотя бы беглый взгляд на замечательные открытия, на­чиная с древних времен, в области математики, астрономии, физи­ки, биологии, медицины, а уже в науке Нового и Новейшего време­ни — теории теплоты, электричества, магнетизма, оптики, теории относительности, квантовой механики, кибернетики и т.п. И мы поймем: совсем не удивительно, что идея научного прогресса ока­залась доминирующей начиная уже с XVIII в., когда Ж. Кондорсе выпустил свою знаменитую книгу «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума» (1794). Сторонником безграничного прогресса был И. Кант: он иронизировал над идеей остановки, «конца сущего».

В XIX в. в таком прогрессе действительно видели путь к лучшему для человечества. Современное разочарование в прогрессе в первую очередь вызвано обманутыми надеждами: прогресс технологии обернулся экологическими бедами и опасностью физической гибели человечества (оружие массового поражения, катастрофы на АЭС), социальные эксперименты привели к чудовищным жертвам и созда­нию вырождающихся тоталитарных обществ. «Земля большой утес, на котором приковано и терзается коршуном сомнения человечест­во, которое и есть истинный Прометей. Оно похитило свет и теперь переносит за это мучительные пытки»[115].

Попытаемся уточнить критерии прогресса: что считать лучшим, что худшим, какое направление в развитии прогрессивно, какое реакционно. «Одним словом, все можно сказать о всемирной истории, все, что только самому расстроенному воображению в голову может прийти. Одного только нельзя сказать — что благоразумно. На первом слове поперхнетесь»[116]. Тут большое поле для критического разума, выводы которого нам будут казаться парадоксальными, пока мы не отрешим­ся от прогрессистских иллюзий XVIII—XIX вв.[117]

Но, во-вторых, все сказанное выше об онтологической при­роде противоречий, их абсолютной неизбежности свидетельствует о том, что плата за прогресс будет всегда, как бы хорошо мы ни скорректировали это понятие, И это, пожалуй, более важная сто­рона проблемы. В рамках материального, тварного мира человек не может преодолеть трагичность бытия. Опрометчиво рассчиты­вать на посюстороннее решение всех проблем, на бесконфликтный ход прогресса (при самом верном его понимании). Христианская надежда совершенно отлична от «исторического оптимизма». Она имеет основание вне этого мира и обращена не к обществу, не к массам, а к личности.

Несомненно, объективным законом истории является создание все более совершенного общества: общественные союзы, появляю­щиеся от начала жизни на Земле, вступают во взаимные столкнове­ния, в общую борьбу за выживание и реализацию личных и группо­вых интересов. В истории общества выживали и процветали сначала наиболее сильные, жизнеспособные, находчивые как личности, так и сообщества, потом общественные структуры более широкого на­ционального и многонационального масштаба, и наконец — наибо­лее солидарные, разумные и наиболее культурные.

Солидарность объединяет народы и способствует их прогрессу: разумный смысл человечества не может заключаться в бесконечном порождении борющихся, враждующих, воюющих государств, соперничающих в величине и разрушительной силе и пожирающих друг друга, используя все более смертоносное оружие.

«Если прогресс — цель, то для кого мы работаем? Кто этот Молох[118], который, по мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится и в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам, которые ему кричат: осужденные на смерть приветствуют тебя, только и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смер­ти все будет прекрасно на земле? Неужели и вы обрекаете совре­менных людей на жалкую участь кариатид, поддерживающих терра­су, на которой когда-нибудь другие будут танцевать... или на то, чтобы быть несчастными работниками, которые по колено в грязи тащат барку с таинственным руном и с смиренной надписью «прогресс в будущем» на флаге. Утомленные падают на дороге, другие со свежи­ми силами принимаются за веревки, а дороги, как вы сами сказали, остается столько же, как и при начале, потому что прогресс беско­нечен. Это одно должно было насторожить людей; цель бесконечно далекая — не цель, а если хотите, уловка; цель должна быть ближе, по крайней мере заработанная плата или наслаждение в труде»[119].

Ф.В. Шеллинг, например, говорил: идея непрекращающегося прогресса есть идея бесцельного прогресса, а то, что не имеет цели, не имеет и смысла; бесконечный прогресс — это самая пустая и мрачная мысль. С.Н. Булгаков вторит ему: теория прогресса подобна тусклой свече, которую кто-то зажег в самом начале темного бесконечного коридора. Свеча скудно освещает уголок в несколько футов вокруг себя, но все остальное пространство объято глубокой тьмой. Наука не в силах раскрыть будущих судеб человечества, она оставляет нас относительно них в абсолютной неизвестности.

Отрадная уверенность, что все доброе и разумное в конце концов восторжествует и непобедимо, не имеет никакой почвы в механис­тическом миропонимании: ведь здесь все абсолютная случайность. И отчего же та самая случайность, которая нынче превознесла разум, завтра его не потопит, и которая нынче делает целесообраз­ными знание и истину, завтра не сделает столь же целесообразными невежество и заблуждение? Или история не знает крушения и гибели целых цивилизаций? Или она свидетельствует о правильном и не­правильном прогрессе?

Забудем о мировом катаклизме или застывании Земли и всеобщей смерти как окончательном финале истории человечества, говорят механицисты, но уже сама по себе перспектива абсолютной случай­ности, полная непроглядного мрака и неизвестности, не принадле­жит к числу бодрящих. И на это нельзя возражать обычным указа­нием, что будущее человечество лучше нас справится со своими нуж­дами, ибо ведь речь идет не о будущем человечестве, а о нас самих, о том, как мы представляем свою судьбу. Все, что имеет сказать здесь наука, это одно: непознаваемо. Разгадать сокровенный смысл исто­рии и ее конечную цель, оставаясь собой, она не может.

Но, конечно, на этом ответе никогда не может успокоиться человеческий дух. Остановиться на таком ответе — это значит стать спиной к самым основным вопросам сознательной жизни, после которых уже не о чем спрашивать.

О критериях прогресса

Существует точка зрения, согласно которой невозможно решать проблему критериев прогресса вообще. Эту проблему надо рассмат­ривать применительно лишь к определенным системам, хотя и гло­бального масштаба, например к обществу, обобщением процесса раз­вития которого она первоначально и явилась. Ее сложнее решать применительно к животному миру и тем более растительному. А го­ворить о прогрессе применительно к физической реальности вооб­ще не стоит.

Некоторые утверждают, что можно говорить об универсальности прогресса: от элементарных частиц к атому, а потом к молекуле и затем... к коммунизму[120].

С общей точки зрения мерой прогресса может служить продвижение от простого к сложному, повышение сложности организации. Вос­ходящее развитие означает повышение уровня организации и соот­ветственно сложности системы, что влечет за собой усиление роли внутренних факторов в составе целого по сравнению с внешними, рост активности системы, возможности ее самосохранения, а также относительной самостоятельности.

Такая формулировка особенно созвучна нашему времени, когда появились общие теории типа теории систем, кибернетики или более ранней «тектологии». «Организованность повышается коли­чественно тогда, когда в рамках данной формы, при данной ее струк­туре объединяются, накопляется более значительная сумма элемен­тов-активностей, например, когда масса туманности или планеты возрастает за счет материала окружающих ее пространств. Струк­турно организованность повышается тогда, когда в рамках системы ее активность соединяется с меньшими дезингрессиями, например, когда в механизме уменьшаются вредные трения частей, когда уве­личивается коэффициент использования энергии, т.е. становятся меньше ее бесплодные затраты»[121].

Современная математика научилась придавать числовое выражение сложности системы. Оно базируется на сложности ее описания, грубо говоря, на потребном для этого количестве знаков.

В естественно-научных рамках прогресс обычно характеризуют как общее совершенствование системы, а именно: повышение ее витальности, устойчивости, информационной емкости и увеличение возможностей ее дальнейшего развития и функционирования, ее адаптивности к внешним и внутренним факторам распада. Так, в истории Человечества совершенствованием считают повышение уровня жиз­неспособности и устойчивости, возрастание производительности груда, совершенствование механизмов управления. Тот способ про­изводства и распределения материальных благ является более про­грессивным, который обеспечивает большую заинтересованность человека в труде и производстве капитала.

При рассмотрении критерия экономического прогресса нужно исходить не столько из уровня и темпов развития производства как такового, сколько из уровня жизни трудящихся и роста народного благосостояния[122].

Без сомнения, высшее мерило прогрессивности всех общественных явлений — человеческая личность. Исторический прогресс находит свое отражение в развитии и удовлетворении потребностей человека в научном, философском, эстетическом познании мира, в развитии и удовлетворении потребности жить по благородным нормам ис­тинно человеческой морали — морали высокого уважения к себе и другим. Существенным мерилом исторического прогресса является возрастание свободы в ее разумном употреблении.

Как мы уже говорили, тема прогресса в искусстве еще более осложняется.

А вот прогресс в нравственности? Можно ли сказать, что современные люди более нравственны, чем прежние[123]?! Посмотрев на то, что происходит с нравственным миром человека и человечества, можно ли со спокойной совестью сказать, что в процессе исторического развития увеличивается, к примеру, «сумма» человеческого счастья? По крайней мере, это весьма сомнительно. И все мы не без чувства тревоги наблюдаем это.

А в технике? Тут, как уже говорилось, прогресс достаточно очевиден[124].

Есть области, в которых прогресс тоже несомненен — это области познания и экономики. В познании человечество идет к одной опре­деленной и ясной цели — к истине, знание дает нам все больше воз­можности его практического применения во всех сферах нашего бытия. Распространяясь в массах, оно просвещает, возвышает, объ­единяет человечество, внося свой вклад в единую культуру.

Но разве наука сама по себе может дать человеку и человечеству всю полноту блага — духовного и телесного?

Было бы очень наивным полагать, что исторический прогресс являет собой какое-то торжественное шествие человечества только прямо вперед и только непременно вверх, при этом во всех отно­шениях.

Но не будем впадать в пессимизм: он не обладает возвышающей душу силой.

Философские школы и направления

Приложение 1

Несколько предварительных замечаний

В свое время мы учили в школе русский язык как свод незыблемых правил. Попавшим в языковые институты пришлось сразу же отбросить такое отношение: первое, что они узнали и в чем наглядно убедились, — это то, что язык — живой, развивающийся организм. Другие столкнулись с этим в ходе своей жизнедеятельности.

Аналогичная картина и с философскими направлениями — они также меняются, границы между ними условны, а гносеологические переклички и пересечения неизбежны.

Большую роль в усилении неопределенности играет и познава­тельная традиция: одного философа его комментаторы могут отно­сить к разным направлениям, а одно и то же направление называть разными именами. Н. Бердяева относят и к русским религиозным: (философам, и к экзистенциалистам, и к персоналистам, а древне­греческую школу с наиболее известным представителем Фалесом называют то милетской, то ионийской. И это не какая-то небрежность. Тот же Бердяев занимался проблемами, входящими в круг всех трех указанных направлений.

Впрочем, сложности на этом не заканчиваются. Есть еще как ми­нимум четыре:

• одна крупная школа может включать ряд более мелких (совре­менная западная христианская философия включает десятки таких школ и направлений);

• исследователи могут спорить о содержании учения той или иной школы, о периодизации, вообще о ее существовании и т.п., т.е. в учебном материале всегда присутствует субъективный момент;

• философские школы могут пересекаться как в направлениях своих исканий, так и в результатах;

• есть отдельные фигуры в истории философии, которых трудно отнести к какой-либо школе. Они сами — школы, правда, без «учителей»-единомышленников, которые хотя бы близко подходили по уровню философствования к «директору» такой «частной школы». Такие гиганты входят в историю философии не по названию со­зданного ими философского направления, а по хронологии. Для примера можно назвать несколько фигур из разных эпох, таких как Сократ, Мейстер Экхарт, Спиноза, все немецкие классики, Фейер­бах. Их идеи не умирали, использовались, но не на том уровне, не в той системе, гораздо позже и для других целей.

В утешение любителям строгой однозначности можно напо­мнить, что правилами русского языка, преподанными нам в школе, мы успешно пользуемся до конца наших дней, хотя иногда и попа­даем впросак. То же касается и философских направлений. В основ­ном они довольно устоявшиеся и общепринятые. Но если вы уви­дите, например, герменевтика Шлейермахера среди немецких ро­мантиков, а философского антрополога Тейяра де Шардена среди неотомистов — не удивляйтесь, а вспомните, о чем мы вас здесь преду­предили.

Наконец, в помощь всем предлагаем следующую сравнительно-историческую таблицу (конечно, весьма условную):

Направления, школы, направленность фило­софствования	Примерная хронология	Представители
ДОМИФОЛОГИЧЕСКАЯ СТАДИЯ (до VII в. до н.э.)
МИФОЛОГИЯ —Гомер, Гесиод (VII-VI вв. до н.э.)
АНТИЧНОСТЬ (VII в. до н.э. — III в. н.э.)
ДОСОКРАТИКИ	До IV в. до н.э.	Фалес, Гераклит, Пифагор, Парменид, Эмпедокл, Протагор и др.
Ранний эллинизм (IV в. до н.э. — I в. н.э.)
КИНИЗМ	IV — III вв. до н.э.	Антисфен (ок. 450 — ок. 360 до н.э.), Диоген (ок. 400 — ок. 325 до н.э.)
ГЕДОНИЗМ (ЭПИКУРЕИЗМ)	III — II вв. до н.э.	Эпикур (341—270 до н.э.)
СКЕПТИЦИЗМ	III — II вв. до н.э.	Пиррон (360—270 до н.э.)
СТОИЦИЗМ	III в. до н.э. — III в. н.э.	Зенон Китионский (333—262 до н.э.), Клеанф, Хрисипп; Панеций, Посидоний (ок. 135—51 до н.э.); Цицерон (106—43 до н.э.), Сенека (5 до н.э. — 65 н.э.), Эпиктет (50—140), Марк Аврелий (121—180)
Поздний эллинизм (I— III вв. н.э.)
НЕОПЛАТОНИЗМ	II — III вв. н.э.	Плотин (ок. 205 — ок. 270), Порфирий (ок. 233 —ок. 304)
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ (IV—XIII вв.)
ПАТРИСТИКА	I — VIII вв.	Августин Блаженный (354—430), Василий Великий (ок. 330—379), Григорий Нисский (ок. 335 — ок. 394), Тертуллиан (ок. 160 — после 220), Иоанн Дамаскин (ок. 675 — до 753), Максим Исповедник (ок. 580—662), Петр Ивер и др.
БЛИЖНЕВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ	XI — XII вв.	Ибн Сина (Авиценна) (ок. 980—1037), Ибн Рушд (Аверроэс) (1126—1198), Маймонид (1135—1204)
СХОЛАСТИКА	IX — XV вв.	Эриугена (ок. 810 — ок. 887), Бонавентура (1221—1274), Альберт Великий (1193—1280), И. Росцеллин (1050—1125), П. Абеляр (1079—1142), Ансельм Кентерберийский (1033—1109)
Томизм	XII — XV вв.	Фома Аквинский (1225(6) —1274)
Реализм	IX — XIII вв.	Иоанн Скот Эриугена (ок. 810 — ок. 887), Фома Аквинский (1225(6)—1274), Ансельм Кентерберийский (1033—1109)
Номинализм	XI — XII вв.	И. Росцеллин (1050—1125), П. Абеляр (1079—1142)
МИСТИЦИЗМ	XIII — XIV вв.	Мейстер Экхарт (1260—1327)
ВОЗРОЖДЕНИЕ (РЕНЕССАНС) (XIV—XVII вв.)
ГУМАНИЗМ		Дж. Савонарола (1452—1498), Леонардо да Винчи (1452—1519), Микеланджело (1475—1564), Эразм Роттердамский (1469—1536), Н. Макиавелли (1469—1527), Т. Мор (1478—1535), М. Монтень (1533—1592), Николай Кузанский (1401—1464), Пико делла Мирандола (1463—1494), Я. Беме (1575—1624) и др.
ФИЛОСОФИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ (XVI—XVIII вв.)
ЭМПИРИЗМ (СЕНСУАЛИЗМ)	XVI — XVII вв.	Ф. Бэкон (1561—1626), Т. Гоббс (1588—1679), Дж. Локк (1632—1704), Б. Паскаль (1623—1662)
РАЦИОНАЛИЗМ	XVI — XVIII вв.	Р. Декарт (1596—1650), Г. Лейбниц (1646—1716), Б. Спиноза (1632—1677)
СУБЪЕКТИВНЫЙ ИДЕАЛИЗМ	XVII — XVIII вв.	Дж. Беркли (1685—1753)
АГНОСТИЦИЗМ	XVIII в.	Д. Юм (1711—1776)
ПРОСВЕЩЕНИЕ (XVIII в.)
КУЛЬТ РАЗУМА		Вольтер (1694—1778), Ж.Ж. Руссо (1712—1778), Д. Дидро (1713—1784), П. Гольбах (1723—1789), III. Монтескье (1689—1755) и др.
РОМАНТИЗМ (XVIII—XIX вв.)
КУЛЬТ ЧУВСТВА		Ф. Шлегель (1772—1829), Ф. Шлейермахер (1768—1834), Ф. Шиллер (1759—1805)
НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (XVIII—XIX вв.)
ОБЪЕКТИВНЫЙ ИДЕАЛИЗМ		И. Кант (1724—1804), Г.В.Ф. Гегель (1770—1831), И.Г. Фихте (1762—1814), Ф.В.Й. Шеллинг (1775—1854)
ПОСТКЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX в.
МАТЕРИАЛИЗМ		К. Маркс (1818—1883), Ф. Энгельс (1820—1895)
АНТРОПОЛОГИЯ		Л. Фейербах (1804—1872)
ИРРАЦИОНАЛИЗМ		А. Шопенгауэр (1788—1860)
ПОЗИТИВИЗМ		О. Конт (1798—1857)
ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ		Ф. Ницше (1844—1900), С. Кьеркегор (1813—1855)
ПРАГМАТИЗМ		Ч. Пирс (1839—1914), У. Джемс (1842—1910), Дж. Дьюи (1859—1957)
ФИЛОСОФИЯ XX в.
НЕОКАНТИАНСТВО		Э. Кассирер (1874—1945), Г. Коген (1842—1918)
ГЕРМЕНЕВТИКА		Ф. Шлейермахер (1768—1834), В. Дильтей (1833—1911), Г.Х. Гадамер
ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ		М. Шелер (1874—1928), П. Тейяр де Шарден (1881—1955)
АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ		Б. Рассел (1872—1970), Л. Витгенштейн (1889—1951), О. Нейрат (1882—1945), Р. Карнап (1891—1970), Дж. Мур (1873—1958)
ПСИХОАНАЛИЗ (ФРЕЙДИЗМ)		3. Фрейд (1856—1939)
НЕОФРЕЙДИЗМ		К.Г Юнг (1857—1961), Э. Фромм, Ж.П. Сартр (1905—1980), П. Рикер (р. 1913), Ю. Хабермас (р. 1929)
ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ		А. Бергсон (1859—1941), В. Дильтей (1833—1911), О. Шпенглер (1880—1936), X. Ортега-и-Гассет (1883—1955)
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ		Э. Гуссерль (1859—1938)
ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ		К. Ясперс (1883—1969), М. Хайдеггер (1889—1976), А. Камю (1913—1960), Ж.П. Сартр (1905—1980), С. де Бовуар, Н. Бердяев (1874—1948), Г. Марсель (1889—1973), Л. Шестов (1866—1938), М. Бубер (1878—1965)
ПЕРСОНАЛИЗМ		Н. Бердяев (1874—1948), Л. Шестов (1866—1938), Н. Лосский (1870—1965)
ХРИСТИАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
Неотомизм		П. Тейяр де Шарден (1881—1955), А. Швейцер (1875—1965), Э.А. Жильсон, П. Маритен (1882—1973)
Религиозный персонализм		Н. Бердяев (1874—1948), Ж. Лакруа, Э. Мунье, Дж. Рейс
Протестантизм		К. Барт (1886—1968), Р. Нибур (1892—1971), Д. Бонхеффер, Р. Бультман, П. Тиллих (1886—1965), Ю. Мольтман, М. Шретер, Х.-Д. Вендланд, Р. Шолль и др.
Религиозный экзистенциализм		К. Ясперс (1883—1969), Г. Марсель (1889—1973), Н. Бердяев (1874—1948), Л. Шестов (1866—1938), М. Бубер (1878—1965)
КРИТИЧЕСКИЙ РАЦИОНАЛИЗМ		К. Поппер (1902—1994), И. Лакатос (1922—1974), П. Фейерабенд
СТРУКТУРАЛИЗМ		К. Леви-Строс, Ж. Лакан, Р. Барт, М. Фуко
ПОСТМОДЕРНИЗМ		Ж. Деррида, Ж. Делез, Ж. Батай, Р. Ротри, Ж.-Ф. Лиотар, Ф. Гваттари

Домифологическая стадия и мифология

Эти стадии закономерны для истории познания мира человеком. Они переходим между чисто чувственным, интуитивным осмысле­нием мира и его рациональным познанием. Мифология возникла из духовной потребности человека объяснить мир и разобраться в явлениях природы. Характерная черта этого переходного мировоз­зрения — синкретичностъ мира, когда он не расчленяется на отдель­ные составляющие, а осмысливается как единое целое, в которое включен и человек.

Потребность представления мира как целого заставляла человека уподоблять богов людям, а людей — богам. Более того, человек антропоморфизирует и природу, олицетворяет ее, делая таким обра­зом ее себе подобной, а потому более понятной. Кроме того, осо­знание мира как целого невозможно без решения вопроса о его про­исхождении.

Но эти желания не были подкреплены ни практическими, ни теоретическими знаниями. Исходя из ограниченного опыта и страха перед непонятными явлениями природы, человек домысливал то, что он не знал, и таким образом создавал понятный ему и даже в какой-то мере управляемый (молитвы, жертвоприношения) Космос. Естественно, этот домышленный мир был неадекватен реальному, а необъяснимое и то, что было тогда выше понимания, превраща­лось в божественное.

Надо отметить еще два момента. В качестве нерасчлененного еди­ного целого мифология включала в себя зачатки всех будущих форм духовности человечества: религии, философии, политики, искусст­ва, в том числе литературного — сказки, легенды, предания, эпос. Мифология — прародительница всех форм современной духовности. Но и сам мифологический тип мышления на протяжении всей челове­ческой истории порождается ими. Гносеологическая причина этого — в невозможности для конечного человека достичь полного познания мира, перманентное сохранение непознанного, которое мифологизируется и современным сознанием в принципе так же, как и мифологическим.

Мифологизация действительности — это не только негативное антинаучное явление. Во-первых, в нынешних условиях она проти­востоит чрезмерной рационализации духовного мира человека, во-вторых, дополняя личную картину мира до целостной и непроти­воречивой, придает человеку уверенность в себе, абсолютно необходимую для полноценного существования.