Сакрализация и мифотворчество

В то же время мы можем различить отдельные роли, специфические для различных областей культуры и относящиеся к различ­ных общекультурным универсалиям. Так, пилигрим, паломник самим фактом своих перемещений (по святым местам, как мусульмане - в Мекку или к могилам святых, христиане - в Рим или Иерусалим и тоже к могилам святых, а в православной традиции - чтобы поклониться какой-либо чу­дотворной иконе) подтверждает наличие особо важных, выде­ленных точек в религиозном пространстве. Эти перемещения как бы создают и затем сохраняют особый вид религиозного про­странства со своими границами и особой его неоднородностью -некоторую "священную географию". Выделенные места сакрализуются.

Такой же сакрализации подвергаются и определенные точки и отрезки истории. Скажем, для многих русских это годы принятия христианства. Куликовской битвы, 1812, 1945 годы и др. В этом можно видеть, конечно, и проявление уже упомянутой МЫ-функции, поскольку представление о своей культурной общности определяется посредством исторических ценностей, МЫ пере­живается не только как коллектив людей, имеющих общие ценности теперь, но как принадлежащих к единой истории и пере­живающих ее в единой историко-культурной памяти. Придание какой-либо значимости, в частности сакрализация некоторых временных точек и отрезков времени осуществляется некоторой референтной группой. Но и не только - каждый член этой общности поддерживает эту оценку невольно, примерно на том же уровне осознания, на котором поддерживают существование языка все члены языкового коллектива.

Особую роль в отношении социокультурного времени играют хронист, летописец, автор мемуаров, а затем и историк. Они не во всем одинаковы. Если хронист и летописец смотрят на описы­ваемые события как бы отчужденно, безлично, никак не отмечая личное свое участие в них, то мемуарист берется за воспоминания чаще всего именно потому, что он являлся активным деятелем в крупных исторических событиях или по крайней мере потому, что это ему так представляется. Но есть между ними и нечто общее. Все они выполняют роль некоторого фильтра, поскольку выбирают события, которые им кажутся значимыми. Правда, различ­ным образом. Если выбор описываемых событий со стороны хро­ниста, летописца чаще всего определяются групповыми (этниче­скими, сословными, религиозными и т.п.) представлениями, то у мемуариста помимо них важную роль играют еще и личные пред­почтения. Все они в той или иной мере субъективны, и субъек­тивизм их доходит иногда до прямой лжи. Историк же пользуется теми документами, которые были созданы до него людьми заинте­ресованными. Впрочем, само время и люди, действовавшие в прошлом, тоже являлись некоторым фильтром, сквозь который к нам просачиваются исторические данные. Документы, зафикси­рованные в каком-нибудь непрочном материале (скажем, на папирусе или телячьей коже) ветшают и разрушаются, люди также, исходя из каких-то - политических или религиозных соображений, уничтожают свидетельства, которые представля­ются им неправильными или вредными. Оказывается, что хронист, мемуарист играют роль той референтной группы, которая не только отражает и фиксирует то, что действительно произошло, но и создает историю.

Но историк тоже участвует в этой фильтрации фактов и даже в создании истории как ряда событий. Поскольку и в той мере, в какой все они творят прошлое, можно говорить уже об историче­ском мифотворчестве со всеми признаками, характерными для мифа, а именно - историки описывают мир, объясняют его явле­ния и, что самое важное, устанавливают в нем определенный порядок. Причем порядок этот устанавливается часто с приме­нением определенных санкций (не обязательно материальных): попробуй кто-нибудь из русских заявить, что Куликовская битва была лишь небольшой стычкой, или кто-то из армян - принизить значение Аварайрской битвы, как тут же подвергнутся осуждению и чуть ли не остракизму. И дело тут не в том, что зая­вившие это могут ошибаться (а право на ошибку есть у каждого), но скорее в том, что эти заявления нарушают установившийся исторический порядок, требуют изменения в привычном истори­ческом МЫ, а потому вызывают дискомфорт и соответствующую охранительную реакцию.

Не только прошлое становится ареной особой деятельности, исполнения определенной роли. Гадальщик, пророк, утопист, идеолог революции - все они погружены в будущее, мифотвор­чество их направлено на завтрашний день, и необходимость при­нятия именно такой картины грядущего тоже связана с некото­рым санкциями. Так, коммунистическая идеология прямо связана с верой в коммунизм (именно с верой - часто, почти как гоголев­ские запорожцы, спрашивали: "В коммунизм веришь?"), а безве­рие каралось иногда самым жестоким образом. Сейчас же мы яв­ляемся свидетелями возникновения чисто профессиональной дея­тельности футуролога, специальными научными методами строя­щего различные модели и сценарии будущего. Иногда схема рас­суждений футурологов повторяет пророков: "если будете себя вести так же, то вас ждет то-то" (то есть будет применена неко­торая санкция).

Устанавливаются определенные роли и в отношении некото­рого социального порядка. Разумеется, это прежде всего охрани­тельная функция. Она присутствует во всех сферах культуры. Так, китайцы считали, что порча музыки связана с нарушением установленных обычаев. Разномасштабносгь фигур на древнееги­петских барельефах соответствовала социальному положению изображенных и тем самым - хотя бы на уровне изображения и внушаемого им представления о должном - поддерживала некоторый социальный иерархический порядок. Искусство до недав­него времени, а часто и сейчас, было не только средством отобра­жения окружающего мира, но и внушения необходимости такого именно порядка (добро должно победить зло, хорошие парни должны победить плохих и т.п.). Церковная музыка играла, поми­мо прочего, достаточно сильную психотерапевтическую роль. И сегодня делаются попытки если не полного излечения, то коррек­ции поведения душевнобольных с помощью искусства - изобрази -тельного и музыки. Существовали и исполнители прямой функции психотерапевтического воздействия на людей с отклоняющимся от нормы поведением Выделить здесь можно прежде всего экзорцистов, изгоняющих дьявола из бесноватых. Сегодня почти пол­ностью эти функции берут на себя социальные и государственный институты. Это и тюрьмы с полицией и соответствующими законами (и частыми злоупотреблениями), это и психиатрические больницы (злоупотреблений в них не меньше, если не больше).