Когда мы действительно уединяемся и пролетаем мыслью мимо всех чувственных вещей, тогда только что начинаем обращаться к себе и познавать свое бессилие и ничтожество, также силу и вседействие нашего Творца Бога, призывающего нас во спасение. С младенческих лет начала мысль пленять меня в любомудрие и прохождение вещей: люди, строгие к самим себе, всегда казались мне приятными. Слышало и мое сердце: «Аще хощеши быти совершен, продай имение свое и дай нищим, и гряди вслед Мене (см.: Мф 19, 21), взяв свой крест». Поэтому жизнь пышных вовсе мне не нравилась; а хотя иногда и запутывался охотно в сетях прелести до самого пробуждения, но, пробуждаясь, все разрывал одною мыслью и даже ощущал некое руководство, обращающее меня познаванием истинного существа во мне; мне говорила мысль: «Нет здесь твоего отечества; здесь все умирает! Не будь же в числе прельщенных, и — зри, как бессмертный». Итак, вниманием к сей мысли мое сердце освобождалось от многих оков, в коих заключаются любящие здешнюю жизнь. Августа 31-го, 1824 года