Марии Петровне Колычевой. Господи, удиви на нас милость Твою

Господи, удиви на нас милость Твою.

Что вы теперь делаете в Москве? Взаимное сознание наше душевных немощей наших будет вводить нас в силу, свыше могущую обо­гатить нас терпением; мы чаем воскресения мертвых и жизни будущего века.

Слышно ли у вас в большом городе Спа­сителем изреченное слово, указывающее на не­чаянную погибель народа? Он говорил в сердце совопросников века сего: мните ли вы, что те, которые погибли, грешнее вас были? Нет! Еже­ли не покаетесь, то все вы погибнете.

Можно ли, хотя и при малейшем в серд­це ощущении слова о Страшном Суде, можно ли против совести забавляться театрами? Игра легкомысленного, забавного ума не может ли навлечь и еще жесточайшую казнь некающему­ся народу?

По первому письму вашему я видел, что улицы наполнены нищими: знаменует ли это какую народную радость? Не указывает ли это на время покаяния и слез к оплакиванию настигающего нас гнева Божия? Горе бу­дет смеющимся ныне; слово Господне не мимо идет: что сказано, то и сбудется.

Благонамеренные ваши посещения свя­тых храмов московских временноприятны! Но уединенное занятие в размышлении и по­учении Священного Писания с тайною молит­вою может вас соделать вечным храмом Пред­вечного Зиждителя, Которым назидаемые христиане в нем соединяются, любят друг дру­га и делаются одной душой в душе Христовой. Ах, можно ли делиться одной душе, чтобы слу­жить сопротивно Богу и миру? На это в Святом Евангелии всегда виден действительный ответ. Января 8-го, 1824 года

Марии Петровне Колычевой

Чтобы составить дружескую ком­панию, убедительною просьбою приглашали меня некоторые в театр. Быв охотник до таких зрелищ, я согласился. Пришли; началось дей­ствие, и все устремились вниманием своим на действующих. Мне что-то не понравилось; я обратился вниманием моим на все собрание, и тотчас мысль внушила мне: разумей истину! Зри и виждь, чем они занимаются!! Тогда напал на меня ужас; я видел мыс­ли уклонения сердца каждого во мрак. Свя­щенная мысль более и более открыла сердцу моему заблуждение народа в забавах его. Тут-то мне явилось то, чего телесные глаза видеть не могут. Едва удерживался от слез; пала на сердце жалость к народу. И так хотел уйти; но, чтобы не обратить на себя взоров публики, с великим терпением дождался времени окончания — и с тех пор ни в каком подобном общем собрании более не бывал.