Итак, включив в наше описание реалии, мы получили достаточно полную формулу обрядовой фразы. Ее составляют конкретное обрядовое действие, совершаемое в определенном месте и в определенный момент, исполнитель (исполнители) этого действия и предметы, с помощью которых или над которыми это действие совершается. Все компоненты этого невербального высказывания выражают определенные темы и метафоры содержательного уровня обряда. Отметим некоторые особенности, присущие обрядовой фразе.
Первая ее характерная черта (что особенно очевидно в профилактических актах) — информационная избыточность. Одно и то же значение может выражаться и самим действием, и обрядовым предметом; и действием, и агентом действия; и предметом, и его особой характеристикой.
Например, при действии «пересечь дорогу смерти» (ударить по дороге топором, колуном и под.), - «топор», «колун», «косырь», избыточны: ср. удар гробом о порог. С другой стороны, одного топора (колуна и т. п.) хватило бы для выражения этой семантики, без действия «рубить»: так, топор просто кладется на пороге после выноса (гуцул. (Кузеля 1912, 151]) или при посещении блазна (арханг., запись Т. А. Тюриной).
Такая же информационная избыточность наблюдается в соединении обрядового предмета и его признака (например, «белый» + «полотно»: и полотно, и белизна по отдельности выражают ту же семантику очищения), действия — и его агента (как, в такой примете скорой смерти: «кукушка стучит в стену дома» — при существовании примет о «стуке в стену» и «прилете кукушки»). Однако обрядовый текст не только не избегает таких плеоназмов — напротив, он использует их обильно и настойчиво. Этот принцип проводится не только в строении обрядовых фраз, но и в обычном для обряда утроении одного действия (3 раза обойти гроб, 3 раза ударить топором и т. п.), утроении предметов (3 покрова «смертного платья», 3 стола и т. п.). Усиление одного семантического признака путем его повтора (полного или с вариациями) само по себе составляет особую семантику обрядового текста (как и всякого сакрального текста или текста магической прагматики). Принцип усиления смысла путем повтора или опевания одной темы[78] воплощается в композиции и образности обрядовых плачей: см., например, композицию нанизывания в передаче общего смысла «невозможность вернуться никаким путем»:
На кораблях ли ты ко мне выплывешь,
На конях — то ли выедешь,
На травах ли ты вырастешь,
На цветах ли ты выцветешь.
(костр. [Смирнов 1920,81J)
Он воплощен и в излюбленном принципе соединения однокоренных слов в плачах — figura ethymologica (типа: «Ты ведь собрала породу родовитую»).
Вторая особенность обрядовой фразы — это возможность поотдельной связи ее компонентов с разными элементами содержательного уровня. Например: «Хозяйка передает носильщикам гроба полотенца» Общий смысл действия «передавать» и два его агента (хозяйка и носильщики) соотносятся с темой «доли», «дележа», тогда как полотенце (а не просто полотно или хлеб, что было бы более простым выражением «жертвы») вносит сюда свою устойчивую символику пути, осложняя этим общий смысл акта.