Образ Ю. H. Тынянова — художника и ученого все более четко, рельефно и ясно вырисовывается перед нами во всем многообразии его неустанного творческого труда. При необыкновенной сложности и дифференцированности разносторонних научно-филологических, искусствоведческих и эстетических — поэтических устремлений его деятельность литературоведа, лингвиста, переводчика, критика, сценариста, эссеиста, романиста обнаруживает активное внутреннее единство. Для Т. характерно равное внимание к истории и теории литературы, глубина и тонкость анализа литературного текста.
Выступая в периодике как литературный критик, Тынянов сочетал научно-исторический подход с острым ощущением современности, терминологическую лексику с метафоричностью и отточенной афористичностью.
Формальная школа возникла как реакция на импрессионизм, символическую критику и академический эклектизм предшествующих теоретико-литературных направлений, она оспаривала методологию культурно-исторической, психологической и социологической школ. Поворотным пунктом развития формальной школы стали работы Ю. Тынянова и Я. Проппа, которые 1) ввели в теорию понятие литературной функции; 2) развеяли представления о разнозначности одних и тех же элементов в разные литературные эпохи; 3) доказали, что элементы произведения не суммируются, а соотносятся.
|
|
Сам Тынянов говорил, критика у нас грозит превратиться, с одной стороны, в 1)«отдел рекомендуемых пособий» (очень принципиальная, очень воспитательная и моральная. У нее есть очень солидные, очень прочные предки — суховатое генеалогическое дерево. Такая критика направлена на читателя. Но эта критика не видит его – она его подменяет, видя его некоторым идеальным лицом), с другой — в 2)«писательские разговоры о писателях».
«И читатель опять-таки этой критикой не интересуется. Он с гораздо большим удовольствием читает, когда писатель пишет рассказы о самом себе, а не критику о других». Выход – учёная критика, вооружённая литературной наукой. Такая критика не будет интересна читателю. Но будет полезна писателю. Учёная критика привыкла точно констатировать и объяснять готовые факты, а писателю это не очень нужно. С указанием же на долженствующее случалось так: когда по всем расчетам науки должно было восторжествовать не одно, а другое течение, — оба течения проваливались, а появлялось на сцену не первое, и не второе, и даже не третье, а четвертое и пятое.
Выход — в самой критике, и выход — в самом журнале. Критика должна осознать себя литературным жанром, прежде всего. Критическая статья старого типа явно не держится на своих скрепах. Не выручают больше даже такие испытанные средства, как «критический рассказ».
|
|
Критика должна ориентироваться не на читателя, а и не на писателя. Она должна ориентироваться на себя как на литературу. Она должна кроме воспоминания о Шелгунове и Айхенвальде подумать о других, более веселых (и новых) жанрах Дело историков сличать новое со старым. Здесь дело не в традиции и не в повторении старого. Критика должна литературно организоваться по-новому, на смену более неощущаемому типу статьи должен прийти новый тип. Только тогда критика вдруг понадобится и читателю и писателю.
В статье «Стиховые формы Некрасова» Тынянов впервые печатно изложил свои идеи о соотнесенности стиха и прозы и различном характере этой соотнесенности в разные эпохи (развитые им в работах «О композиции "Евгения Онегина"». ПСЯ, «О литературной эволюции») — идеи, опередившие свое время и приобретающие особенную актуальность на фоне «прозаической» трансформации поэтических средств и широкого распространения свободного стиха в современной поэзии.
Далее: цитаты из его статьи «Стиховые формы Некрасова»:
«Его друзья и его враги сходились в главном: друзья принимали его поэзию, несмотря на ее форму, враги отвергали ее вследствие формы. Таким образом, объектом спора оставалась только абстракция - тематический и сюжетный элемент его искусства, между тем как самое искусство, принцип сочетания и противопоставления элементов, отвергалось и теми и другими. Слишком легкое и равнодушное принятие Некрасова грозит поверхностным обходом тех обвинений против его искусства, которые выставлялись его современниками».
Далее он (Тынянов) подробно разбирает стиховые формы Некрасова – от классической традиции русского стиха, пародий до особенностей песенного стиля у Некрасова.
«Излюбленной стиховой формой Некрасова была форма говорного стиха (термин Б. Эйхенбаума) - куплета, стихотворного фельетона».
«Некрасов стоял перед двумя крайностями: неорганизованного внесения диалектизмов и прозаизмов и бесплодного эпигонства классического стиля».
Близость его стихов и прозы. Вопрос о введении элементов прозы в поэзию. «Стихи от прозы отличаются не столько имманентными признаками, данностью, сколько заданным рядом, ключом. Это создает глубокую разницу между обоими видами; значение слов модифицируется в поэзии звучанием, в прозе же звучание слов модифицируется их значением. Одни и те же слова в прозе значат одно, в поэзии другое».
«Для поэзии безопасно внесение прозаизмов - значение их модифицируется звучанием. Это не те прозаизмы, которые мы видим в прозе: в стихе они ожили другой жизнью, организуясь по другому признаку. Поэтому в тех случаях, когда семантика определенных поэтических формул стала штампом, исчерпана и уже не может входить как значащий элемент в организацию стиха, внесение прозаизмов обогащает стих, если при этом не нарушается заданность ключа. Внося прозу в поэзию, Некрасов обогащал ее».