double arrow

БАРОККО И КЛАССИЦИЗМ. XVII ВЕК

XVII век не имеет столь яркого и звучного названия, как предшествующая ему эпоха Ренессанса и следующая за ним эпоха Просвещения. Зато не без оснований его называют "ве­ком гениев", указывая на многообразие, уникальность и твор­ческую мощь великих представителей культуры этого времени. Достаточно вспомнить необыкновенный взлет философской мысли (Декарт, Паскаль, Спиноза, Лейбниц и др.), расцвет литературы в стиле барокко и классицизма (Кальдерон, Корнель, Расин, Мольер и др.), блестящую плеяду живописцев (Тьеполо, Рубенс, А. ван Дейк и др.), выдающихся музыкантов (Монтеверди, Люлли, Перселл, Корелли и др.).

Можно также назвать XVII столетие "веком разума". На "естественный свет" человеческого разума опирались не только философы-рационалисты, но и мыслители-эмпирики. Рациона­лизм в широком смысле был характерен для подавляющего большинства представителей культуры. Он отразился в филосо­фии, искусстве, религии. Недаром "отцом" новоевропейской философии и культуры считается Декарт. С культом разума связан классицизм в литературе и искусстве и отчасти барокко. Своеобразный рационализм проникает и в христианство, поро­див иезуитский вариант религиозности, против которого высту­пил Паскаль со своей "религией сердца".

Поклонение разуму, обращение к нему как к "высшему судье" в познании, искусстве и делах человеческих XVII век унаследо­вал от эпохи Возрождения. Завоевания "высокого Ренессанса" не были утрачены "веком гениев". Философы продолжали борь­бу с "идолами схоластики": догматизмом, устаревшими авто­ритетами, формализмом и умозрительностью. Они ищут пути соединения философии и науки с жизнью, теории с практикой. Ф. Бэкон провозглашает: "Знание — сила" — и создает сциентистско-техницистскую утопию в "Новой Атлантиде", в кото­рой все мыслимые и немыслимые блага обеспечиваются науч­но-техническим прогрессом.

Ренессанс передал XVII веку "дух вольнодумства", получи­вший свое развитие в самых разнообразных формах. В светских кругах было много "поклонников" эпикурейской этики в проти­вовес религиозным нормам морали. Они вдохновлялись "Опы­тами" Монтеня и сочинениями философа Гассенди. Распрост­ранен был также религиозный индифферентизм. Ученый монах М. Мерсен сетовал на "великое множество безбожников" в Па­риже В философии своеобразной формой эмансипации от рели­гии стал возникший в эту эпоху деизм, сводивший к минимуму функции бога и оставивший за ним в основном функцию "пер­вотолчка" или, по ироническому определению Паскаля, "перво-щелчка". Паскаль проницательно подметил в "Мыслях": "Деизм почти столь же далек от христианской религии, как и ате­изм, который ей совершенно противоположен".

Многие мыслители охотно использовали деизм, не желая вступать в открытый конфликт с "агрессивным христиан­ством". Дело в том, что в ожесточенной борьбе с Реформацией римско-католическая церковь широко использовала инквизи­цию, судебно-полицейский аппарат насилия над инакомысля­щими, а также способствовала созданию специального Ордена Иисуса (иезуитов) для надзора за "чистотой веры" и борьбы с ересью. Иезуиты нередко прибегали к услугам инквизиции. Начало XVII столетия было зловеще озарено костром на Пло­щади Цветов в Риме, на котором был сожжен Джордано Бруно. В Тулузе на костре погиб философ-пантеист и вольнодумец Джулио Ванини. Позже иезуиты организовали позорный про­цесс над престарелым Галилеем. По распоряжению Кальвина был сожжен на костре испанский мыслитель и врач Мигель Сервет. Костры горели по всей Европе. С их помощью пыта­лись уничтожить свободу мысли, светскую культуру и научный прогресс. На кострах сжигали также и внесенные в Индекс "еретические книги". Однако никакие репрессии уже не могли остановить процесс светской культуры и все более распрост­ранявшееся вольнодумство.

XVII век принял от Ренессанса также и "эстафету гуманизма".-^ Правда, своеобразному "оптимистическому гуманизму" эпохи Возрождения здесь противопоставлялся скорее "трагический гуманизм", что было связано с переходным характером "века гениев". Это был переход от феодализма к капитализму, эпоха первых буржуазных революций (в Нидерландах и Англии, не­удавшаяся буржуазная революция во Франции — Фронда), формирования раннебуржуазных государств. Как всякое пере­ходное время, оно изобиловало контрастами, социальными ка­таклизмами (бесконечные религиозные войны, народные вос­стания и т. д.), напряженным динамизмом и неустроенностью человеческой жизни, обострением сословно-классовых проти­воречий, падением нравов. Кстати, последнее теоретически обо­сновывалось "пробабилистской концепцией морали" иезуитов, покоившейся на печально знаменитом кредо: "Цель оправдыва­ет средства".

Социальная действительность воспринималась человеком как нечто неустойчивое и весьма шаткое, несправедливое и безнадежное. Отсюда трагическое восприятие жизни и мира, с небы­валой силой выраженное в паскалевском видении мира. В его творчестве одной из главных тем горестных раздумий становит­ся тема жизни и смерти. Он рисует трагическую картину чело­веческой жизни, в которой узники в цепях, осужденные на смерть, ежедневно один за другим умерщвляются на глазах у других, ожидающих своей очереди. Уже после смерти Паскаля Лейбниц противопоставит этому трагическому видению мира свое удивительно оптимистическое мировоззрение, выразив его

формулой: "Все к лучшему в этом лучшем из миров". Но данное кредо отнюдь не разделялось другими великими мысли­телями этой эпохи. Позже Вольтер едко развенчает его в фило­софской повести "Кандид" и в "Поэме о гибели Лиссабона", как не примет и паскалевского трагизма. Социальная ситуация эпохи, обострившая проблемы челове­ческого бытия, поставившая под вопрос саму человеческую жизнь, усугублялась изменившейся картиной мира, в которой человек потерял статус "венца творения" и "царя природы". Новое время разрушило представление об ограниченном, статичном и заведомо гармоничном космосе, бывшем оплотом средневекового человека. Был создан образ совершенно другой Вселенной, бесконечной, противоречивой и динамичной. В ее обширном лоне человек "затерян, словно атом", а жизнь его подобна "тени, промелькнувшей на мгновение и исчезнувшей навсегда" (Паскаль). Было нарушено гармоничное взаимодей­ствие человека и мира. "Вечное молчание этих бесконечных пространств ужасает меня", — говорит Паскаль и уподобляет человека "мыслящему тростнику", хрупкому и слабому перед "громадой мира", но своим разумом возвышающемуся над ней.

Светлый образ человека, воспетого в эпоху Возрождения, и эйфорическое поклонение ему сменились более трезвым и в общем более верным взглядом на него. Оh предстал не только во всем "величии", но и "ничтожестве" — как сущест­во сложное, противоречивое и парадоксальное. Таков он в ис­кусстве классицизма, но особенно в барокко будь то в тра­гедиях Расина, драмах Кальдерона или музыке Монтеверди, а также и в философии Паскаля. Представители "высокого барокко" выработали систему специальных, порою экзотичес­ких средств (эффектные гиперболы, гротеск, неожиданные ме­тафоры и т. д.) для изображения антиномичного человека, трагизма жизни, психологии страданий.

В добавление к этому Паскаль использует своебразную "ло­гику парадокса", иронию и многие другие приемы "живописа­ния человека". Его обостренный интерес к внутреннему миру личности, уникальности душевной жизни, "экзистенциальным измерениям бытия" сродни искусству писателей, поэтов и музыкантов. Хотя к проблеме человека обращались и другие мысли­тели XVII века, но самое всестороннее его исследование мы видим именно в "Мыслях" Паскаля, которого ряд авторов считают зачинателем антропологии в эту эпоху, Его "филосо­фия сердца" как бы дополняет "философию разума" Декарта, заполняя такие "уголки философского ландшафта", которые без него оказались бы просто пустыми.

С другой стороны, в культуре этого времени развивается критика "психологии нравов", особенно высших слоев обще­ства, скажем, в "Максимах" Ларошфуко, комедиях Мольера, "Характерах" Лабрюйера, баснях Лафонтена. Паскаль и Лабрюйер привлекают внимание к бедственному положению народа и уважительно отзываются о "народной мудрости". В философии "высвечиваются" истинные человеческие ценности, такие, как свобода человека, величие его души, неподкупность его разума, "священное триединство мудрости, добродетели и счастья" (Лейбниц), социальный мир "как наибольшее из благ" — в противовес войне как "наихудшему из зол" (Паскаль).

В светской философии выкристаллизовывается известная формула "Свобода есть познанная необходимость" (Спиноза). В духе "века разума" Лейбниц дает свое определение свободы: "Детерминироваться разумом к лучшему — это и значит быть наиболее свободным". Гоббса волнует возможность реализации человеческой свободы в рамках строго упорядоченного социума. "Свобода подданных заключается в свободе делать то, что не указано в соглашениях с властью.... Наибольшая свобода подданных проистекает из умолчания закона", — пишет он в "Левиафане". В религиозной философии остро обсуждается проблема свободы воли в связи с борьбой янсенистов Пор-Рояля с иезуитами, а также католиков с протестантами, закончившейся в XVII веке победой иезуитов, разрушением Пор-Рояля и отменой Нантского эдикта. Эхо этой борьбы прокатится по всей Европе и приведет в эпоху Просвещения к закрытию самого Ордена иезуитов.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: