К горизонту выветрило тучи,
Синевой подёрнулась река.
Вряд ли что-то есть на свете лучше
Яркого октябрьского денька.
Узких переулков строй барачный
Манит вдаль сюжетами новелл.
Мрамор Исаакия невзрачный –
В солнечных лучах порозовел.
Вопреки привычному раскладу,
Питерская осень не проста.
Просился в сонеты и баллады
Зелень тополиного листа.
Вопреки неласковой погоде
Северной высокой широты,
В скверах городских сегодня в моде,
Яркие, по-летнему, кусты.
* * *
Не хватает…
«На Васильевский остров…»
И.А.Бродский
Мой город распластался на тарелке
Приневского равнинного низовья…
Нежнейшие бегонии на «стрелке»
Смягчат удар, приникнув к изголовью.
Коль умирать – наладишься на остров…
Но в те края – особенно не к спеху.
Ведь я ещё едва болезни роста
Осилила, как вредную помеху.
Да и октябрь – апрелю не товарищ,
Хоть по погоде – сходство ситуаций.
Весной земля черней, чем от пожарищ,
А осенью – пожарам разгораться.
Последний лист махнёт с последней стаей,
Растает город – замороком блефа…
Мне неспроста здесь вечно не хватает
Московского размаха и рельефа.
* * *
Ненастье
Холодного вечера дымные стёкла
Промозглым туманом подёрнули мир.
Всё так ненадёжно, невнятно и блёкло,
И каждый прохожий – бездомен и сир.
Холодными каплями садит за ворот,
Приблудной собакою лижет лицо
На мрак переулков распавшийся город:
Не сыщешь начал и не свяжешь концов.
Сливаются улицы с рябью каналов,
Из улочек-фьордов вплываю в Неву,
И в ней растворясь, по-осеннему, вяло,
Всё дальше, и дальше к заливу плыву.
* * *
Художник с Алтая
Весь день простоял он на питерском, резком ветру –
Наброски для памяти делал художник с Алтая,
Измазался грифелем, я предложила: "Сотру!" -
И мы хохотали, испачканный нос вытирая.
А город менял освещение, с каждым лучом,
Ныряющим сразу за Гаванью, в воды залива.
И он рисовал, прикрываясь от ветра плечом,
Изменчивый свет на рисунок кладя торопливо.
А где-то, совсем далеко, за Уральской грядой,
Его Барнаул примостился в Алтайских отрогах,
По-своему, тоже красивый и очень родной,
Скучая и к Питеру даже ревнуя немного.
Ещё бы: художник не мог очарованных глаз
Никак отвести, и уже ничего не рисуя,
Ловил перспективу, которая вскоре сдалась
Напору холодных дождинок в полоску косую.
* * *