Вступление 23

связанного с кельтами. (Да и Арнольд включен как английский критик и поэт, а не как профессор кельтской литературы.) Нет ни одного итальянского автора позднее Бальтазара Кастильоне, который умер в 1528 г. Есть один писатель из Южной Африки, но ни одного из Ирландии, Скандинавии, никого, кроме немцев из Центральной Европы, ни одного с Балкан, из России. Самое забавное (для исторического факультета) — нет ни одного текста по истории позднее Геродота81.

Нельзя не признать, что отбор всегда необходим, всегда труден и никогда не бывает удовлетворительным: в затруднительном положении оказался не только Стэнфорд. Но та конкретная форма, в которой производится отбор в одном из самых дорогих в мире образовательных учреждений, очень показательна. Здесь заявляют, что знакомят с

«Европой», а знакомят только с малым кусочком европейского континента. Здесь претендуют на преподавание «Западного наследия» — так называется учебник, — но большая часть наследия Запада остается нетронутой. Здесь заявляют, что особое внимание будет уделено «литературе и философии» Европы, но дают лишь небольшой срез европейской культуры, даже не упоминая Джойса и Йитса, Андерсена, Ибсена, Кьеркегора, Кафку, Кестлера, Кундеру, Солженицына или Достоевского. Закон об описании товаров не допустил бы поступления в продажу товара, в описании которого недоставало бы стольких составляющих.

Ни в каком зоопарке нельзя собрать всех зверей, но ведь и уважающая себя коллекция не может ограничиться обезьянами, хищными птицами или змеями. Беспристрастный зоолог при этом не может одобрить террариум, который маскируется под сафари-парки, а содержит только 12 крокодилов (обоего пола), 11 ящериц, одного дронта и 15 ленивцев. И Стэнфорд — не исключение.

В 1991 г. сообщалось со ссылкой на Национальный фонд гуманитарных исследований и образования, что в 78 % американских колледжей и университетов студенты могли получать диплом без зачета по какому-либо из курсов по западной цивилизации 82. Начинаешь думать, что проблема не в содержании предмета «европеистики», а в воззрениях тех, кто их представляет. Многие американские курсы, такие как «Список великих книг», ориентированы на определенное поколение юных американцев, которым очень хотелось в

очень упрощенном виде познакомиться с забытым наследием их предков, когда-то эмигрировавших в Америку. Теперь эти курсы следует модифицировать для нового поколения с иным восприятием. Лекции о Европе, может быть, вызывали бы меньше сопротивления, если бы не были приправлены столь пряно. Умные студенты всегда чувствуют, когда от них что-то скрывают, когда от них добиваются не понимания, а восхищения.

У некоторых американских меньшинств и в самом деле есть причины оспаривать установки евроцентризма. При этом и американское большинство, имеющее преимущественно европейские корни, могло бы оспорить западную цивилизацию с иных позиций. Многие большие американские общины — ирландская, испанская, польская, украинская, итальянская, греческая, еврейская — происходят их тех уголков Европы, которым обычно уделяют мало внимания в существующих доселе работах по истории

западной цивилизации; у них есть все основания ждать соответствующих изменений.

Величайший парадокс интеллектуальной жизни современной Америки состоит в том, что качества, которые особенно ценятся американским вариантом западной цивилизации,

— терпимость, свобода мысли, культурный плюрализм — подвергаются атаке со стороны тех, кто от них особенно выиграл. Уже отмечено явление «закрывания американского сознания»83. Уже доморощенные «либералы» пойманы на том, что выступают за

«нетерпимость в образовании»84. Шестьдесят лет спустя автор Списка великих книг, по- прежнему гордящийся «открытием американского сознания», предпочитает злословить на коллег в университете Чикаго, но не изменять своих предписаний85. И хотя спорам уделяют,

может быть, излишнее внимание, но исторически сложившееся движение Америки к единому языку и культуре сегодня проигрывает при столкновении с теми подавляющими других группами, которые громче кричат.

Сказать, что история развивается не так, как того хотели бы те, кто предан идее западной цивилизации, — значило бы выразиться слишком мягко. Ее приверженцы верили в идею превосходства Европы в той или иной форме. Шпенглер был столь же прав, подметив закат Запада, сколь не прав, полагая будущее за Россией. Но эти идеи продолжают жить, и их окончательное пораже-