2015-03-20
385
УТОПИЯ
Придуманным словом утопия, что значит «место, которого нет», назвал в 1516 г. сэр Томас Мор свою книгу, где описал поиски идеальной формы правления. Уже после мученической смерти автора она была переведена в 1551 г. на английский язык как
«полезная, приятная и умная книга о лучшем состоянии общественного блага и новом острове по имени Утопия». Затем ее перевели на французский, немецкий, испанский, итальянский, и книга стала бестселлером. Мор в ней описал землю с общей собственностью, где мужчины и женщины пользуются благом всеобщего образования и господствует полная религиозная терпимость.
Утопизм отвечает глубинной потребности человека в мечте о лучшем мире. Многие обращались к этому жанру — от Платона с его Республикой до
Новой Атлантиды Бэкона и Содружество Океании Дж. Херрингтона (XVII в.). Но вместо мечты о прекрасном можно воображать себе ужасы Дистопии «Плохого места» [В русскоязычной литературе этот жанр обычно называют не дистопией, а антиутопией]. Таков был замысел Хаксли в Прекрасном Новом мире (1932 г.) и Джорджа Оруэлла в 1984 (1949 г.). В XX в. утопизм был обычно связан с философией левых. Многие поклонники Советской России считали ее новой утопией, лишенной ужасов капиталистических демократий. «Я повидал будущее, — заявил один американский путешественник в 1919 г., — и это будущее реальность». Позднее, правда, пришло разоблачение, когда стало известно о массовых убийствах во имя «социализма» и «прогресса». Так что современные либералы ставят более
банальную цель — улучшить жизнь индивидуумов. [ЖАТВА] [ВОРКУТА]
Труднее смириться с тем, что и у фашистов были свои утопии. Многие нацисты мечтали о прекрасном и гармоничном будущем после первой фазы жестокого завоевания. Французский писатель Веркор, например, вспоминает, как немецкий офицер во Франции мечтал о будущем славном союзе Франции и Германии: «Мы снова разыграем Красавицу и Чудовище». После войны в коммунистической Восточной Европе заключенным демократам приходилось выслушивать в тюрьме рассказы их сокамерников-нацистов о несбывшихся мечтах. Утопия фашистов, как и утопия коммунистов, оказалась ложной и принесла невероятные страдания. При этом некоторые были в своих мечтах искренни.
возросший на идеях Лефевра д'Этапля, бывший некогда католическим правоведом, он находился под защитой кружка Маргариты Ангулемской. К новому образу мыслей он обратился под влиянием проповеди о первенствующем значении Писания ректора Сорбонны Николо Копа. Опасаясь преследования, Кальвин оставил свой бенефиций в родном Нуайоне и бежал в Базель. Там в 1535 г. он опубликовал свой основополагающий труд Institutione de la religion chrétienne [Наставления в христианской вере].
У Кальвина были оригинальные идеи и в богословии, и в вопросе о взаимоотношениях Церкви и государства, но в особенности в вопросе об индивидуальной морали. По взглядам на Евхаристию он был ближе к Лютеру, чем к Цвингли; но возрожденное им учение о предопределении было достаточно шокирующим. Человечество для него делилось на проклятых и избранных. Он призывал своих учеников считать себя готовыми к бою, группой праведных братьев в окружении враж-
дебного мира, «странниками среди грешников»: «Обитатели града Небесного не любят мир, ни того, что в мире... Они восклицают вместе с пророком «Суета сует; все — не более, чем суета, и погоня за ветром»16.
Также и по вопросам церковной организации Кальвин был радикальнее Цвингли. Он настаивал не только на отделении Церкви от государства, но и на правомочности местных конгрегаций. Но, с другой стороны, он хотел, чтобы временная (земная) власть вдохновлялась религиозными заповедями и желанием проводить в жизнь все предписания церковных органов. Так что терпимости в нем было не больше, чем в инквизиции или в Генрихе VIII. [СИРОП]
По вопросам этики Кальвин разработал такой новый и неподражаемый кодекс поведения, который позволяет сразу же узнать ero последователей. Семья добрых кальвинистов воздерживается от любых удовольствий и вольностей: танцев, песен, выпивки, азартных игр, флирта,
