Революция

Во Франции, как и в Англии за 149 лет до того, общий кризис достиг вершины в тот момент, когда несостоятельный король призвал на помощь давно не созываемый им парламент. Все ожидали, что королевское правительство получит финансовое облегчение в обмен на рассмотрение и удовлетворение жалоб. Как было заранее согласовано, все избранные делегации от провинций и городов прибыли на Генеральные Штаты вооруженные cahiers de doléances — «списками жалоб». Эти cahiers были задуманы королевскими министрами, и историки широко обращаются к ним как к главным показателям существа и размаха народного недовольства. Некоторые жалобы были вовсе не

революционными: «чтобы главному мастеру париков из Нанта не докучали заботой о новых членах гильдии, поскольку их сегодня насчитывается уже 92, и этого более, чем достаточно»27.

День открытия Генеральных Штатов в Париже (воскресенье 4 мая 1789 г.) ярко описан у Карлейля:

«Взгляните!... Двери церкви св. Людовика широко раскрываются и процессия из процессий направляется к церкви Богоматери!.... Вот избранники Франции, и дальше — двор Франции; они выстроены и идут, каждый на указанном ему месте и в указанном костюме. Коммонеры в простых черных плащах и белых галстухах; дворянство — в вышитых золотом, яркого цвета бархатных камзолах, сияющих шуршащими кружевами, с развевающимися перьями; духовенство — в мантиях, стихарях и других облачениях pontificabilus. Последним идет король и королевская семья в блестящих парадных одеждах... Около четырехсот человек сошлось со всех сторон для исполнения важнейшего поручения.

Да, эта безмолвно идущая толпа несет будущность. Над нею не символический ковчег, как у древних евреев, но у нее есть свой Завет и она

также открывает новую эру в истории человечества. Здесь все — будущее, здесь мрачно задумавшаяся над ним судьба. Она — в сердцах, в смутных мыслях этих людей...»28.

Как только Генеральные Штаты были созваны, оказалось, что их невозможно контролировать. Предполагалось, что три сословия — духовенство, дворяне и третье сословие — будут собираться на заседания отдельно, следуя повестке дня, предложенной королевскими менеджерами. Но депутаты от третьего сословия, получившие двойное представительство, как в Дофине, вскоре поняли, что они могут повернуть заседания к своей пользе, если трем палатам позволят голосовать как одной. Духовенство и дворянство, среди которых многие им симпатизировали, не представляли организованной оппозиции. Тогда 17 июня, пригласив два других сословия присоединиться к ним, третье сословие покончило с прежними порядками и объявило себя единственным Национальным собранием. Это был решительный прорыв. Тремя днями позднее, когда депутатов не пустили в зал заседаний, они собрались поблизости в зале для игры в мяч (le jeu de раите) и поклялись не распускать своего собрания, пока Франция не получит Конституцию.

«Скажите вашему господину,

— гремел граф Мирабо, обращаясь к присланным (чтобы их разогнать) войскам, — что мы находимся здесь по воле народа и не разойдемся даже под угрозой штыков». [GAUCHE]

Затем начался кромешный ад. При дворе примиренчески настроенные министры рассорились со своими более воинственными коллегами. 11 июля Жак Неккер, которого восторженно встретили при открытии Генеральные Штатов, получил отставку. Париж взорвался. Революционный штаб организовался вокруг герцога Орлеанского в Пале-Рояль. Сады Пале-Рояля стали знаменитой площадкой, где расцвела свобода слова и свободная же любовь. Рядом со всякого рода политическими публичными выступлениями шли эротические представления. «Изгнание Неккера,

— вопил, опасаясь репрессивных мер, пламенный оратор Камил Демулен, — это сигнал к тому, чтобы устроить Варфоломеевскую ночь патриотам». Королевский гарнизон был побежден. 13-го был создан Комитет Общественного спасения, и 48000 человек вступили в Национальную гвардию под командованием генерала Лафайета. Банды мятеж-