Структурализм, или символическое

Второй этап исследований Лакана, как и первый, был под сказан ему опытом клинической практики. Этот этап обозначил собой поворот в его теории, поскольку в своей психоана­литической практике Лакан отныне отошел от традицион­ной психиатрии и вступил на другой путь — путь антропо­логии (исследования поведения человека в группах), линг­вистики (научного изучения языка) и математики. Таким образом, теория Лакана стала постепенно сближаться с точ­ными науками.

Прежде чем сделать попытку рассказать о работах Лакана в период между 1950 и 1965 годом, следует ненадолго вернуться к теории Фрейда о бессознательном. Этот непостижимый эле­мент психики, наличие которого интуитивно почувствовал Фрейд, включает в себя некоторые воспоминания,— особен­но неприятные,— изгнанные, или вытесненные, из сознания. А это означает, что человек не способен их вспомнить, но в то же время не может забыть. Вытесненное событие не исчезает окончательно и никогда не оставляет человека в покое.

Таким образом, как мы видели, рассматривая учение Фрей­да, этот материал, вытесненный в подсознание, вызывает болезненные симптомы: фобии, навязчивые идеи, сексуаль­ные нарушения — такие, как импотенция и фригидность,— с которыми их жертва не может ничего поделать.

Эти «затруднения» в конце концов, превращают человече­скую жизнь во все более и более ограниченное существование, полностью подвластное болезненным симптомам.

Психоаналитическая теория утверждает, что для лечения этих симптомов достаточно вернуть в сознание вытесненные воспоминания.

Но вернемся к Лакану. То новое, что он внес в науку своей теорией структурализма, заключается в форме понимания вытесненного. Для этого Лакан и разработал теорию символического.

Напомним, что воображаемым он называл склонность сво­их пациенток влюбляться в собственный образ, который про­ецировался на образ идеализированной женщины, становив­шийся отражением образа больной. Символическое же имеет дело не с формой любви человека к образам, а с формой его страха перед тем, что вытеснено и остается бессознательным.

Что происходит с этим вытесненным материалом, который теперь содержится в бессознательном, в форме, при которой его нельзя использовать, но нельзя и окончательно забыть. Оказывается, этот материал «работает» и, естественно, стара­ется навредить своей жертве. Как мы уже видели, в результате его действия возникают болезненные симптомы, но он «рабо­тает» и над самим собой.

Вытесненные воспоминания откладываются, но не в бес­порядке. Как на хорошо организованном складе, их уклада производится в определенной форме — словесной. Бессознательное подчиняется строгим законам лингвистики, дополняя из некоторыми собственными законами.

Важно понять, что вытесненный материал откладывается в форме слов, представляющих собой воспоминания. Невозможно сохранить воспоминание, если не дать ему имени. Подобно книге в библиотеке, для облегчения поиска воспоминание нуждается в названии.

Структурализм был создан путем соединения теорий Леви Стросса и лингвиста Якобсона. Леви-Стросс обнаружил, что у некоторых племен индейцев Южной Америки существуют законы — он назвал их структурами,— регулирующие обмен женщинами при браках. Согласно этим законам, такой-то юноша мог жениться на такой-то девушке лишь по заранее установленным правилам, причем сами заинтересованные лица не знали об их существовании; тем не менее, эти правила были незыблемыми. По аналогии с ними, Лакан выдвинул структуралистскую концепцию циркуляции вытесненного в бессознательном.

Структуралистская теория вытеснения следует знаменитому лозунгу тех времен, с которым противники Лакана боролись с яростью, столь же отчаянной, сколь и бесполезной «Бессознательное имеет такую же структуру, как и язык». Это означает, что вытесненные воспоминания комбинируются и взаимно проникают друг в друга, что приводит к появлению болезненных симптомов и других нарушений — тревоги, торможения, сексуальных проблем, преждевременной эякуляции, фобии...— в соответствии с законами языка.

Это своего рода грамматика, в которой одно слово заменяет­ся другим, или, лучше сказать, слово заменяется симптомом, подобно тому, как это делается при использовании метафоры (одно слово употребляется вместо другого) или метонимии (часть вместо целого). Вместо термина «слово» Лакан решил использовать термин «означающее». Принято говорить, таким образом, о вытесненном означающем, а не о вытесненном слове. Иначе говоря, означающее — это название чего-то, память, о чем вытеснена.

Вот примеры метафоры и метонимии, которые Лакан при­водит в своих Сочинениях. В качестве примера метафоры он называет строчку из поэмы Виктора Пого «Спящий Вооз»: «Его обстрел не был ни скупым, ни злобным». Термин «обстрел» заменяет здесь действие, означающее: сделать ребенка своей дочери. В качестве метонимии он приводит в пример то, как иногда говорят о флоте: «Я вижу на горизонте тридцать пару­сов» вместо: «Я вижу тридцать кораблей с парусами».

С помощью этих двух риторических фигур — метафоры («заменяющее» слово связано сходством с замененным) и ме­тонимии («заменяющее» слово связано с замененным, но не сходством) — Лакан мог описать всю совокупность процессов в бессознательном.

Установив, таким образом, правила циркуляции вытеснен­ного, он воспользовался ими, чтобы снова попытаться,— на этот раз с совершенно других позиций,— решить загадку без­умия. Результат оказался абсолютно непредвиденным и состоял в том, что на базе понятия вытеснения была проведе­на резкая граница между процессом психотическим, то есть наблюдаемым при безумии, и процессом нормальным.

Идея заключается в следующем: при не-безумии происхо­дит вытеснение, и в результате психоанализа вытесненный материал «соглашается» вернуться в сознание, вызывая тем самым исцеление.

Психоз, то есть безумие, представляет из себя совершен­но обратный случай. Можно делать что угодно, но вытеснен­ный материал уже никогда не вернется. Из этого Лакан заключил, что в данном случае вытесненный материал обладает особым статусом. Поэтому он назвал его насильственным исключением (форклюзией).

При психозе следует говорить не о вытеснении, а о насиль­ственном исключении. На юридическом языке слово «насиль­ственное исключение» (forclusion) означает, что право, кото­рым не пользуются, в конце концов, прекращает действовать. Само право не исчезло, но возможности им воспользоваться человек больше не имеет, и право стало неприменимым: на­пример, становится невозможным воспользоваться правом захода в поле соседа, если прошло уже тридцать лет со дня заключения договора об этом. Через столько лет в поле соседа заходить уже нельзя.

Концепция насильственного исключения, в применении к конкретному термину, Имени Отца, стала новым методом раз­работки подхода к понятию безумия. Разумеется, понятие шизофрении никуда не исчезло, но самой сердцевиной пси­хической организации стало теперь считаться насильственное исключение.

Используя термин «означающее», то есть название вещи фигурирующей как в сознании, так и в бессознательном, Лакан смог сформулировать теорию субъекта. Термин «субъект он позаимствовал из философии Декарта (1596 — 1650) и его знаменитой фразы: «Я мыслю, следовательно, я существую. Это «Я» и является для Декарта субъектом. На основе свое теории означающего, Лакан теперь мог рассматривать субьет уже не как стабильное состояние, хотя и базирующееся на сомнительном основании, но как состояние нестабильности, а термин «субъект» — лишь как указатель на тот фактор, в котором берет свое начало следующий фактор; в этом он остается верен фрейдовскому учению об ассоциации идей. Одна идея влечет за собой другую, а та — следующую.

Отсюда — и определение субъекта, которое Лакан дает своих Сочинениях:

«Означающее — это то, что представляет собой субъект для другого означающего».

Таким образом, определение субъекта имеет смысл лишь в контексте представления о непрерывной последовательности ассоциаций идей.

Термин «означающее» придумал не сам Лакан. Он позаим­ствовал его из лингвистики (науки о языке), а точнее у Фер­динанда де Соссюра, знаменитого лингвиста (1857—1913), который и ввел этот термин в науку. Хотя автор Сочинений ра­ботал в тесной связи с лингвистами своего времени, особенно с Якобсоном (1896—1982), но все же термин «означающее» он всегда понимал по-своему — так же, как и термин «субъект», позаимствованный у Декарта.

В качестве понятия, противоположного означающему, Лакан использовал термин «означаемое». «Означаемое» — это то, что можно произнести, записать на магнитофон, а «означающее» хотя и не обязательно произносится, но организу­ет, особенно в вытесненном состоянии, означаемое, которое является лишь следствием означающего.

В то же время Лакан разработал и математическую теорию графиков, пытаясь изобразить бессознательное в графическом виде. И ему это удалось — во всяком случае, в тот период,— он сумел построить «график желания», воспроизведенный в Сочинениях. На этом графике отражена циркуляция идей в том случае, если субъект находится в воображаемой ситуации, которую мы уже описывали,— то есть в паранойе,— и тогда, когда он, наоборот, является «нормальным субъектом».

В этой теории желания, ставшей знаменитой, отправной точкой было то, что слово «желание» использовалось в един­ственном, а не во множественном числе. По мнению Лакана, желание всегда организовано по одной и той же модели — так его и следует изучать, каким бы ни было это конкретное же­лание. Таким образом, следует говорить не о желаниях, а о желании.

Из этой концепции, естественно, со всей очевидностью следовало, что никакого удовлетворения желания достичь невозможно, поскольку, какой бы ни была степень удовлетворения, субъект немедленно начнет желать чего-то еще.

Далее теория желания разрабатывалась автором уже в 60-е годы, и о том, что было сделано дальше, в рассматривае­мой нами работе не говорится.