Реальное

Последняя часть книги Лакана посвящена понятию реаль­ного. Организующей идеей этого понятия является наслаж­дение. Как и в случае с желанием, Лакан использует этот термин в единственном числе. Не желания, а желание, и не наслаждения, а наслаждение.

Именно с помощью этого термина Лакан перерабатывает теорию мазохизма в постструктуралистском варианте. Мазо­хист причиняет сам себе вред и находит в этом удовольствие. Настолько большое удовольствие, что боль уже в расчет не принимается. Наслаждение состоит, таким образом, в смеси удовольствия и боли, тогда как у нормального человека удо­вольствие заканчивается там, где начинается боль.

Сразу бросается в глаза, что при таком подходе объединя­ются в одну группу столь непохожие понятия, как, с одной стороны, переедание или игра на фортепиано,— а с другой наркомания, ограбление банков или нападение на себе по­добных.

Мы еще вернемся к вопросу о соотношении между наслаждением и реальностью — поскольку, хотя эти понятия тесно связаны, они все же не являются полными синонимами.

Каким образом новое и очень существенное значение, которое Лакан придает понятию реального, изменяет наши представления о явлениях мира бессознательного? Каковы главные из этих изменений? Настоящий переворот заключаете в разделении этих явлений на реальное, символическое и вооброжаемое, лежащем в основе труда Лакана.

Реальное, таким образом, определяется как-то, что не является ни воображаемым, ни символическим. Вытесненное называется символическим, а параноидальное нападение на актрису, ничего не сделавшую плохого агрессору, как это было в случае с «Эме», показывает силу воображаемого.

Но все эти явления принадлежат также к миру реального: удар ножом вызывает вполне реальное наслаждение, наслаж­дение от действия, и точно так же вполне реально страдание, смешанное с удовольствием, при наличии симптома, то есть внешнего проявления, болезни.

В болезненном симптоме удовольствие проявляется менее очевидно. Но если вглядеться пристальней, можно заметить, что удовольствие все же составляет неотъемлемую часть этих переживаний. Возьмем в качестве примера преждевременную эякуляцию. Конечно, речь идет о серьезном расстройстве, корни которого расположены в бессознательном; это наруше­ние наслаждения в истинном смысле слова. Но расстройство наслаждения не означает отсутствия удовольствия.

Напротив, образы наслаждения и партнера абсолютно и радикально изменяются благодаря этому симптому, который, в свою очередь, является следствием вытесненного. Не следу­ет считать, что преждевременная эякуляция не доставляет никакого удовольствия. Удовольствие огромное, но сконцен­трированное в очень кратком промежутке времени. Одним из способов лечения (не психоаналитического) этого расстрой­ства является анестезирование половой железы, чтобы не до­пустить получения излишнего удовольствия и предотвратить преждевременную эякуляцию. Это ясно показывает, что удо­вольствие присутствует и в данном случае. Здесь страдание является в основном психическим — человек чувствует себя униженным, однако его удовольствие может дойти до степени бурного оргазма.

К реальному, таким образом, было бы совершенно правиль­но подойти с точки зрения наслаждения. Оргазм служит оче­видным примером наслаждения, появление которого ни во­ображаемо, ни символично. Именно к явлениям такого поряд­ка и относится понятие наслаждения — какова бы ни была его природа. Конечно же, речь не идет о том, чтобы свести реаль­ное к наслаждению. Но понятие реального нельзя оторвать от его части, его структуры, от воздействия, которое на него ока­зывает наслаждение.

Другое восприятие термина «наслаждение» уходит корня­ми в глубокие познания Лакана о галлюцинации. Галлюцина­ция и бред — это не одно и то же. Однако у галлюцинации и бреда есть и общие черты: в обоих случаях речь идет о явле­ниях, оказывающих значительное влияние на жизнь людей, ставших их жертвами. Эти люди уже не могут отдавать себе отчета в том, что происходит в действительности. Бред и гал­люцинации вводят свои жертвы в заблуждение. Если под вли­янием бреда человек начинает считать себя Наполеоном — или же Жозефиной — то это свидетельствует о серьезных измене­ниях отношений бредящего с жизнью.

Но галлюцинация отличается от бреда, если говорить об аномалиях восприятия, а не о бредовых убеждениях. Слышать голоса — явление совершенно иного порядка, чем считать себя жертвой воображаемого заговора. Именно этот синдром пси­хического автоматизма, галлюцинации, Лакан связывал с понятием реального, противопоставляя его одновременно текущей реальности, которую мы воспринимаем в нормаль­ном состоянии.

Чтобы уточнить и развить содержание понятия реального, скажем несколько слов о последней теории Лакана относи­тельно психоза. Мы помним о теории психоза, основанной на символическом, на концепции насильственного исключения. Используя понятие реального, Лакан предложил использовать для характеристики психоза формулу из четырех членов, ко­торые можно представить себе в виде четырех колец, соеди­ненных между собой так, что, если разорвать одно из них, освободятся и все остальные.

Пользуясь этой моделью психоза и изучая историю болез­ни писателя Джойса (1882—1941), Лакан в 1975 году предло­жил рассматривать реальное, символическое и воображаемое в качестве трех колец, а симптом считать четвертым кольцом, соединяющим вместе остальные три.

Болезненным симптомом Джойса, по мнению Лакана, является его писательский труд. Именно он скрепляет все остальные звенья. С другой стороны, можно заметить, что, со­гласно этой теории психоза, символическое и воображаемое уже не связаны между собой. Это вмешательство симптома, соединяющего все остальные элементы, Лакан называет заместительством (suppleance).

Начиная с 1965 года, Лакан занимался только исследова­нием психоза. Приняв близко к сердцу политические собы­тия 1968 года, ученый приступил к поискам модели, с помо­щью которой можно было бы объяснить тот разгул страстей, который бушевал тогда в обществе. Лакан вернулся к иссле­дованиям Фрейда, проведенным им в 30-е годы, в эпоху подъе­ма нацизма,— к двум знаменитым книгам об организации кол­лективной жизни и разгуле политического насилия: Будущее одной иллюзии и Недовольство и цивилизация — и решил на основе своей концепции наслажде­ния написать обновленную версию Недовольства.

Он обнаружил, что совершенно особая форма наслаждения, приступ мазохизма, состоит в нападении на кажущееся. Ка­жущееся (видимость, нарочитое) (semblant), концепцию кото­рого Лакан разработал в 70-е годы, уходит корнями в детство. Ведь уже ребенок может играть «взаправду» или «понарошку». Новое понятие «кажущееся» дополнило ставшее уже класси­ческим подразделение на воображаемое, символическое и ре­альное. Теперь для определения явления чаще всего требова­лось использовать четыре характеристики, то есть учитывать и понятие кажущегося.

Лакан показал, каким образом посягательство на кажущее­ся, неуважение к нему может стать одной из форм мазохиз­ма — ведь реакция нарочитого на нападение отличается обыч­но чрезвычайной жестокостью. Может случиться и так, что нападение направлено на кажущееся, но мазохистского пове­дения не наблюдается. Для того чтобы определить, с чем мы имеем дело, следует узнать, насколько нападение было наме­ренным, умышленным и по каким соображениям принято решение о нападении. Но какой бы ни была причина, подтолкнувшая человека к нападению на кажущееся, необходи­мо помнить, и Лакан пишет об этом, что ответная реакция будет весьма жестокой. На кажущееся нельзя нападать без­наказанно.

Примеров жестокости, с которой защищается кажущееся, существует множество, и это объясняет бурные взрывы страс­тей по причинам, представляющимся, на первый взгляд скромными и, во всяком случае, неоправданными. Вспомним, к примеру, взрывы негодования, которые вызывает любая попытка провести реформу орфографии.

Может показаться, что сам термин «взрыв негодования» специально приспособлен к категории кажущегося. Видов последнего существует, очевидно, столько, сколько и форм человеческого воображения. Любую церемонию, медаль, ус­ловность, любой обряд можно считать одним из проявлений кажущегося. В общем, можно сказать, что кажущееся связано с цивилизованным поведением — в отличие от поведения не­цивилизованного, в котором нет ничего кажущегося. Хота нападение на кажущееся провоцирует взрывы негодования, не поведение, которого оно требует, обычно вызывает уважение

Еще одной концепции Лакана предстояло получить в бу­дущем серьезное развитие, и сейчас она стала широко извест­ной. Речь идет о том, что сам ученый называл «четырьмя рассуждениями». Идея состояла в том, чтобы классифицировать все явления в соответствии с четырьмя моделями описания, обходясь только ими при объяснении любых возникающих вопросов. Каждая из этих моделей описания носит название Рассуждения. В этом делении на четыре части содержите! очень существенный политический элемент. Речь идет о Рас суждении о хозяине, Рассуждении об истерическом, Рассуждении об аналитике и Рассуждении об университете.

Целесообразность такой классификации можно объяснить если вспомнить, что главной целью психоаналитического исследования является создание чего-либо. Фрейд настаивал на том, что психоанализ лечит лишь как бы «в придачу». Лака! также придерживался этой точки зрения и считал главно] целью психоанализа снятие вытеснения, ведущее к снятию симптомов. То, что вытесняется, представляет собой, таким образом, знание, игнорируемое сознанием. А это означает, что цель психоанализа — создавать, творить знание.

Четыре Рассуждения позволяют ясно определить место это­го создания, сотворения знания, а главное — определить, кому оно выгодно. С помощью своих четырех Рассуждений Лакан в 1969 году доказал, что наука работает на хозяина, образова­ние работает на университет, сам этот университет подчи­нен хозяину, и лишь истерическое отказывается работать на хозяина.

Эта последняя часть теории Лакана, посвященная реаль­ному, до сих пор остается малоизвестной, она не была опуб­ликована, а в Сочинениях фигурирует лишь в наброске. Для того чтобы ознакомиться с построениями Лакана, следует про­честь конспекты его семинарских занятий с 1965 по 1981 год — год смерти ученого. Книга Семинары представляет собой сбор­ник его публичных выступлений на семинарах, которые Лакан проводил дважды в месяц.

Поскольку мы представляем книгу Сочинения, кому-то из читателей может показаться недопустимой ссылка на работу Лакана, появившуюся уже после публикации Сочинений. Дело, однако, в том, что результаты этих исследований Лакана не вошли в Сочинения, а книга эта — ключ для понимания его творчества. Этим ключом можно открыть замок от сокровищ­ницы знаний, куда более глубоких, чем те, что открываются читателю при поверхностном чтении Сочинении.