Гносеологическая концепция

Первой частью системы «критической» философии
стала гносеологическая концепция, разработка кото-
рой потребовала от Канта больше всего сил и време-
ни: приступив к ее созданию в конце 60-х годов, он
счел ее завершенной только вторым изданием «Крити-
ки чистого разума» (1787), которое было существенно
переработано и дополнено по сравнению с первым
(промежуточным звеном в этом процессе явилась пу-
бликация в 1783 г. «Пролегоменов ко всякой будущей
метафизике, могущей возникнуть в качестве науки»).

Выяснить причины неудач прежней «метафизики»
и найти способ преобразования «метафизики» в под-
линную науку — такова главная двуединая задача гно-
сеологической концепции Канта. Эта задача может
быть сформулирована также как выяснение причины
неудач «чистого разума» в его «метафизических» по-
строениях и определение области познавательно зна-
чимого применения этого разума при трактовке им
с необходимостью возникающих «метафизических»
проблем, к каковым Кант отнес бытие бога, свободу
воли, бессмертие души и вместе с тем понимание мира
как целого. В отличие от Юма, который наиболее сти-
мулировал критическое отношение Канта к прежней
«метафизике», он оптимистически смотрел на ее перс-
пективы, и для него критическое исследование чистого
разума «есть необходимое предварительное условие
для содействия основательной метафизике как науке,
которая должна быть построена догматически и в вы-
сшей степени систематически...» (39. 3. 99).

Для понимания сути кантовского подхода к вопро-
су о методе «метафизики» как науки и области ее при-
менения имеет важнейшее значение тот факт, что
Кант — опять-таки в отличие от Юма — считал, что не
только выводы математики, но и выводы естествозна-
ния представляют собой действительные научные ис-
тины, удовлетворяя двум критериям последних —
всеобщности и необходимости. Основательнейшее зна-
комство Канта с современным естествознанием позво-
лило ему увидеть несостоятельность агностических
умозаключений Юма об этой науке. То, что естествен-
нонаучные истины вырабатываются интеллектом (в
форме рассудка), позволяло Канту надеяться на опре-
деленную плодотворность функционирования того же

интеллекта в области «метафизики» и вместе с тем по-
буждало исследовать причину его успехов в деле по-
знания природы. Несомненность чувственно-эмпириче-
ских оснований естественных наук, равно как убежде-
ние в чувственной основе математических знаний,
побуждали Канта вовлечь в сферу своего гносеологи-
ческого исследования наряду с интеллектом и чув-
ственность, что придало этому исследованию гло-
бальный характер.

Задача выявления условий, предпосылок и того,
как возможны главные формы научного знания, рас-
сматриваемые в плане функционирования основных
познавательных способностей человека, образует
сквозную проблему «Критики чистого разума», кон-
кретизирующуюся в следующих трех вопросах: «Как
возможна чистая математика?», «Как возможно чи-
стое естествознание?», «Как возможна метафизика как
наука?» Третий вопрос внешне однотипен с первыми
двумя, но по смыслу он глубоко отличен от них. Дело
в том, что, поскольку Кант признает несомненным на-
учный статус математики и естествознания, соответ-
ствующие вопросы нацеливают внимание лишь на
раскрытие того, что сделало гносеологически воз-
можным существование этих наук. «Что же касается
метафизики, — замечает Кант, — то всякий вправе
усомниться в ее возможности, так как она до сих пор
плохо развивалась, и ни одна из предложенных до сих
пор систем, если речь идет об их основной цели, не за-
служивает того, чтобы ее признали действительно су-
ществующей» (39. 3. 118 — 119). С точки зрения этого
замечания третий вопрос точнее было бы сформулиро-
вать так: возможна ли метафизика как наука и если
да, то как она может стать наукой? Без ответов на
первые два вопроса невозможно, по Канту, найти ре-
шение третьего вопроса.

Априоризм. Решающий шаг в построении гносеоло-
гической концепции Канта — это его утверждение об
априорной основе научных истин. Подчеркнем, что
в априористскую трактовку истины, восходящую
к Платону в античной и к Декарту в новоевропейской
философии, Кант внес существенные новшества, разо-
рвавшие ее, казалось бы, незыблемую связь с одно-
сторонним рационализмом. Согласно Канту, следует
признать наличие априорных оснований не только
в интеллекте, но и в чувственности, и в неразрывно

связанном с нею опыте. Не приемля тезис о сверхъе-
стественном, божественном источнике априорных эле-
ментов человеческого сознания и одновременно отвер-
гая их натуралистическое понимание (возможность
чего содержалась в их квалификации как «вро-
жденных»), Кант рассматривал их просто как некую
данность, которая фактически существует, но необъяс-
нима.

Мысль об априорной основе научных истин возни-
кла у Канта, с одной стороны, потому, что он не ви-
дел возможности перехода к ним от эмпирических зна-
ний, которые по своей природе являются, как правило,
незавершенными, частичными, не дающими полного
и исчерпывающего представления об изучаемых пред-
метах. Основываясь на соображении, что «опыт никог-
да не дает своим суждениям истинной или строгой
всеобщности, он сообщает им только условную
и сравнительную всеобщность (посредством индук-
ции)...», Кант заявлял, что «необходимость и строгая
всеобщность суть верные признаки априорного зна-
ния...», и был уверен, что «человеческое знание дей-
ствительно содержит такие необходимые и в строжай-
шем смысле всеобщие, стало быть, чистые априорные
суждения»: таковы «все положения математики»
и теоретического естествознания; причем выводы по-
следнего могут становиться убеждениями «обыденно-
го рассудка», считающего, например, что «всякое из-
менение должно иметь причину». Уточним, что
априорными Кант называл «знания, безусловно неза-
висимые от всякого опыта», а «чистыми» — те из них,
«к которым совершенно не примешивается ничто эм-
пирическое». Априорным знаниям «противоположны
эмпирические знания, или знания, возможные только
апостериори, т. е. посредством опыта» (39, 5, 106 —
107). Надо иметь в виду, что всеобщность и
необходимость научных истин Кант необоснованно
трактовал как абсолютные. В целом придерживаясь
метафизической концепции абсолютной истины, Кант,
в частности, считал ее конкретными воплощениями
в естествознании физику Ньютона, а в математике —
геометрию Эвклида.

С другой стороны, утверждение Канта об априор-
ной основе научных истин возникло в результате не-
адекватного осмысления им процедур исследования
в математике и естествознании. Так, введение в геоме-

трию процедуры доказательства (фалесовской теоре-
мой о равнобедренном треугольнике) Кант рассматри-
вал как якобы несомненное свидетельство того, что
геометр может иметь достоверное познание («верное
априорное знание») «лишь в том случае, если он при-
писывает вещи только то, что необходимо следует из
вложенного в нее им самим сообразно его понятию».
Из того факта, что Галилей преуспел в исследовании
законов механического движения, когда «стал скаты-
вать с наклонной плоскости шары с им самим избран-
ной тяжестью» (означающего в сущности необходи-
мость рационально ориентированных экспериментов
для открытия законов природы), Кант делал неправо-
мерный вывод, будто физики могут открывать лишь
то, «что сам разум вкладывает в природу»
(39. 3. 85, 86).

Кантовский априоризм имел ярко выраженный
субъективно-идеалистический смысл, поскольку требо-
вал отказаться «от господствующего убеждения» (ма-
териалистического по своей сути), что «всякие наши
знания должны сообразоваться с предметами» (т. е.
отражать в сознании познаваемые предметы), и «исхо-
дить из предположения, что предметы должны со-
образоваться с нашим познанием...» (39. 3. 87). Заме-
тим, что в начале «Критики чистого разума» априо-
ризм представлен как гипотеза, а не твердо устано-
вленная истина. Единственным средством установле-
ния истинности данной гипотезы Кант считал после-
дующую детальную демонстрацию ее способности
объяснить наличие в математике и естествознании
всеобщих и необходимых истин (и вместе с тем выве-
сти «метафизику» из кризиса). В приведенных рассу-
ждениях об априоризме Кант попадает в порочный
логический круг. Кант не учитывал хорошо аргумен-
тированного разъяснения Кондильяком (имя которого
вообще не упоминается в кантовских сочинениях)
в «Трактате о системах» того, что чисто теоретическое
объяснение наличных фактов могут с большой види-
мостью правдоподобия давать даже самые вздорные
предположения, которые поэтому следует подвергать
проверке с привлечением также других критериев, при
помощи которых выясняется, имеют ли рассматри-
ваемые предположения как таковые реальный базис.
Самым же крупным дефектом априористской кон-
струкции Канта является ее полная отвлеченность от

критерия практики. Игнорируемый Кантом вопрос,
почему на основе открытых Галилеем и Ньютоном
физических законов возможно эффективное практиче-
ское воздействие на природу и создание множества хо-
рошо работающих механических устройств, является
убийственным для априористской трактовки естествоз-
нания и всего здания априоризма.

Принципиальное значение в гносеологической кон-
цепции Канта имеет тезис: «Все теоретические науки,
основанные на разуме, содержат априорные синтетиче-
ские суждения как принципы». Синтетическими Кант
называл суждения, в которых «связь предиката
с субъектом... мыслится без тождества», что отличает
их от аналитических суждений, в которых эта связь
«мыслится через тождество». Речь шла о том, что
в аналитических суждениях предикат лишь раскрывает
имплицитное содержание логического субъекта, а
в синтетических — обогащает это содержание новыми
характеристиками; поэтому Кант именовал аналитиче-
ские суждения «поясняющими», а синтетические
— «расширяющими». Глубокий смысл этих различе-
ний и определений состоял в отрицании Кантом уче-
ния Лейбница (и всего одностороннего рационализма
XVII —XVIII вв.) о возможности аналитически выве-
сти всеохватывающую систему знания из первичных
априорных понятий, равно как в утверждении, что
подобная система может строиться лишь синтетиче-
ски, т. е., как показывают дальнейшие кантовские
разъяснения, с обязательным включением эмпириче-
ского материала, органически соединяемого при этом
с априорными элементами. Таков, по Канту, един-
ственный действительный путь расширения научных
знаний и в математике, и в естествознании, и в «мета-
физике». Под этим углом зрения предмет гносеологи-
ческого исследования в «критической» философии
определяется так: «Как возможны априорные синтети-
ческие суждения» (39. 3. 111, 114, 117). В этой специ-
фической форме Кант стремился решить назревшую
проблему (по-своему ее разрешали французские мате-
риалисты XVIII в.) соединения двух ранее противобор-
ствовавших гносео-методологических линий новоев-
ропейской философии: априористско-рационалистиче-
ской и эмпирико-сенсуалистической.

Наполняя новым содержанием один из схоластиче-
ских терминов, включаемый при этом в число важней-

ших понятий «критической» философии, Кант назвал
«трансцендентальным всякое познание, занимающееся
не столько предметами, сколько видами нашего по-
знания предметов, поскольку это познание должно
быть возможным априори». Трактуя тем самым
«трансцендентальное познание» как сугубо гносеоло-
гическое и притом априористское, Кант характеризо-
вал «Критику чистого разума» как «трансценденталь-
ную критику» и вместе с тем как «полную идею
трансцендентальной философии», которая должна
быть создана в будущем на основе содержащегося
в этом произведении плана и полного перечня «всех
основных понятий, составляющих указанное чистое
знание...» (39. 3. 121, 122). Заключенные в «Крити-
ке...» учения о познавательных способностях именуют-
ся «трансцендентальными», и это наименование в зна-
чительной мере применяется для обозначения самих
данных способностей.

Стремление подчеркнуть отсутствие в «трансцен-
дентальном познании» онтологического содержания
и установка на отрыв последнего от гносеологических
реалий приводят к тому, что Кант резко противопо-
ставляет «трансцендентальное» другому заимствован-
ному из схоластики и тоже переосмысленному поня-
тию — «трансцендентному»; причем в этом противо-
поставлении значение «трансцендентального» расши-
ряется и уточняется. В понимании Канта «трансцен-
дентное» означает то, что существует вне сознания
и недоступно ему, непознаваемо, а «трансценденталь-
ное» — то, что имманентно сознанию, может быть по-
знано и действительно познается¹.

Охарактеризовав во введении к «Критике чистого
разума» исходные положения своей гносеологии, Кант
подразделяет основную часть этого произведения на
учение о началах и учение о методе. Главное содержа-
ние «Критики...» сосредоточено в первой ее части,
в которой, в свою очередь, два раздела: «трансценден-
тальная эстетика», т. е. учение о чувственности, и

¹ Следует учесть, что Кант не всегда корректно употребляет
термин «трансцендентальное». Случается, что этим термином он
обозначает то, что согласно его собственным определениям нужно
было бы назвать «трансцендентным». Сказанное относится и к ис-
пользованию Кантом некоторых других важных понятий своей фи-
лософии: давая их строгие определения, он сам затем иногда пу-
тается при употреблении этих понятий в своих произведениях.

«трансцендентальная логика», т. е. учение об интел-
лекте, рассматриваемом в форме рассудка («трансцен-
дентальная аналитика») и в форме разума («трансцен-
дентальная диалектика»).

Усматривая непреодолимые слабости в известных
ему двух основных трактовках связи чувственного
с рациональным (лейбницевской «интеллектуализа-
ции» чувственности и локковской «сенсуализации» разу-
ма), Кант предпочел резко, почти абсолютно разгра-
ничить чувственность и интеллект как «два основных
ствола человеческого познания», которые вырастают,
«быть может, из одного общего, но неизвестного нам
корня» (39. 3. 123). Но соотношение чувственной и ра-
циональной ступеней познания стало, по сути дела,
важнейшим аспектом кантовских размышлений об
априорных и апостериорных элементах познания.

Учение о чувственности и проблема математики
как науки («трансцендентальная эстетика»)

«Трансцендентальной эстетикой» Кант назвал «на-
уку о всех априорных принципах чувственности»
(39. 5. 128), однако действительное содержание этого
раздела «Критики...» шире обозначенного объекта ис-
следования. Дело не только в том, что фактически
Кант рассматривает здесь и эмпирические элементы
чувственности, но прежде всего в постановке и опреде-
ленном решении основного вопроса философии — об
отношении мышления к бытию, сознания к объектив-
ной реальности.

В самом начале названного раздела Кант утвер-
ждает, что чувственные представления, именуемые им
«созерцаниями», возникают в человеческой чувствен-
ности благодаря «аффицированию» ее (т. е. воздей-
ствию на нее) предметами и вещами, существующими
вне и независимо от нее¹. Сама чувственность опреде-
ляется Кантом как «способность (восприимчивость)
получать представления тем способом, каким пред-
меты воздействуют на нас...». В противовес берклиев-
скому идеализму, отрицавшему порождение чув-
ственных восприятий вещами, Кант подчеркивал, что

¹ Физиологическую сторону процесса чувственного восприятия
Кант сознательно оставил без рассмотрения, ошибочно полагая,
что оно не имеет никакого значения для гносеологии.

2 В. Н. Кузнецов 33

«созерцание имеет место, только если нам дается
предмет; а это в свою очередь возможно... лишь бла-
годаря тому, что предмет некоторым образом воздей-
ствует на нашу душу». Существенно добавление Кан-
та, что «посредством чувственности предметы нам
даются, и только она доставляет нам созерцания...».
Указывая затем, что «мыслятся же предметы рассуд-
ком», Кант сразу же обращал внимание на необходи-
мую и в известном смысле базисную роль чувственно-
сти по отношению к познающему мышлению: «Всякое
мышление, однако, должно в конце концов прямо или
косвенно... иметь отношение к созерцаниям, стало
быть... к чувственности, потому что ни один предмет
не может быть нам дан иным способом» (39. 3. 127).
Все эти кантовские характеристики чувственности
сближали его позицию с материалистическим сенсуа-
лизмом. Они содержали, хотя и в недостаточно четкой
форме, принципиально важное утверждение об объек-
тивной реальности (в материалистическом смысле сло-
ва) тех вещей и предметов, которые при воздействии
на человека вызывают в его сознании чувственные
представления. По разъяснению В. И. Ленина, «когда
Кант допускает, что нашим представлениям соответ-
ствует нечто вне нас, какая-то вещь в себе, — то тут
Кант материалист... Признавая единственным источ-
ником наших знаний опыт, ощущения, Кант направ-
ляет свою философию по линии сенсуализма, а через
сенсуализм, при известных условиях, и материализма»
(2. 18. 206). Эти материалистические моменты в кан-
товской «критической» гносеологии связаны, несом-
ненно, с его материалистическими воззрениями «до-
критического» периода.

Доминирующая установка «трансцендентальной
эстетики», как и других разделов «Критики чистого
разума», является, однако, субъективно-идеалистиче-
ской, хотя и отличной от берклианской, и она далее
последовательно проводится на всем протяжении рас-
сматриваемого раздела. Стремление Канта выделить
в чувственности априорные принципы, трактуемые как
ее упорядочивающие формы, имеет своим следствием
взгляд на чувственный образ предметов как целиком
и полностью сформированный в его содержании чело-
веческим сознанием, тем самым ни в коей мере не от-
ражающим «аффицирующих» его объективных пред-
метов, остающихся для человека непознанными и с не-

избежностью непознаваемыми «вещами-в-себе». Вы-
шеупомянутые чувственные образы предметов Кант
называет «явлениями» и утверждает, что только они
выступают предметами научного познания. Расщепле-
ние действительности на мир объективно существую-
щих, но непознаваемых науками «вещей-в-себе» и мир
существующих лишь в человеческом сознании позна-
ваемых «явлений» — характерная идеалистическо-мета-
физическая дихотомия «критической» философии Кан-
та, абсолютно разрывающей для теоретического ра-
зума сущность и явление. Вырастающий на априо-
ристском основании, субъективный идеализм Канта
оказался неразрывно связанным с агностицизмом
и феноменализмом (которые приняли в его философии
иную форму, чем у Юма). В. И. Ленин отмечал, что
объявляя «вещь в себе непознаваемой, трансцендент-
ной, потусторонней, — Кант выступает как идеалист»
(2. 18. 206).

Процедура выявления априорных форм чувственно-
сти заключалась конкретно в том, что «от представле-
ния о теле» Кант абстрагировал, во-первых, то, что
трактовалось им как рассудочные определения («суб-
станцию, силу, делимость и т. п.»), а во-вторых, то,
что считал принадлежащим к ощущению, или эмпири-
ческому созерцанию («непроницаемость, твердость,
цвет и т. п.»). В результате этого весьма произвольно-
го абстрагирования чувственно воспринимаемый мир
«распредмечивался», из него исчезало само «представ-
ление о теле» и оставались только «две чистые фор-
мы чувственного созерцания как принципы априор-
ного знания, а именно пространство и время...» (39,
5, 128, 129).

Пространство и время. Далее Кант производил два
не менее субъективистских «истолкования» воззрений
на пространство и время. Суть первого, «метафизиче-
ского» их истолкования заключена в положениях, что
«пространство есть необходимое априорное представ-
ление, лежащее в основе всех внешних созерцаний»,
а «время есть необходимое представление, лежащее
в основе всех созерцаний». Суть же второго, «транс-
цендентального» их истолкования состоит, во-первых,
в уточнении, что пространство это «только форма всех
явлений внешних чувств», а время есть «непосред-
ственное условие внутренних явлений (нашей души)
и тем самым косвенно также условие внешних явле-

2* 35

ний». Во-вторых, — и это главное, — что пространство
и время не суть объективные определения вещей и не
имеют реальности вне «субъективных условий созер-
цания». Кант провозглашает тезисы о «трансценден-
тальной идеальности» пространства и времени, утвер-
ждающие, «что пространство есть ничто, как только
мы отбрасываем условия возможности всякого опыта
и принимаем его за нечто лежащее в основе вещей
в себе», и что время, «если отвлечься от субъективных
условий чувственного созерцания, ровно ничего не оз-
начает и не может быть причислено к предметам са-
мим по себе...» (39, 5, 130, 135, 138, 133, 137, 134, 140).
Как указывал В. И. Ленин, «признавая априорность
пространства, времени, причинности и т. д., Кант на-
правляет свою философию в сторону идеализма» (2,
18, 206). Из приведенных тезисов следует, что все
созерцаемое в пространстве и времени не представляет
собой «вещей-в-себе», будучи как таковое безошибоч-
ным индикатором их непредставленности в сознании.
И именно из этих тезисов вытекает агностический вы-
вод, что поскольку люди все созерцают в пространстве
и времени, и поскольку чувственные созерцания яв-
ляются необходимым базисом интеллектуального поз-
нания, то человеческий ум принципиально лишен воз-
можности познавать «вещи-в-себе».

Провозглашение «трансцендентальной идеально-
сти» пространства и времени было прямо направлено
против понимания их как форм существования мате-
рии, к которому подходил новоевропейский материа-
лизм. Эта «идеальность» означала отрицание того,
что протяженность и движение суть атрибуты мате-
рии, ее неотъемлемые существенные свойства. Отвер-
гая ссылку на «действительность изменений» как до-
вод в пользу объективной реальности времени, Кант
заявлял, что вне чувственного представления «не было
бы также представления об изменениях». По сути де-
ла, все определенности чувственно воспринимаемых
материальных тел трактовались Кантом как имеющие
свой источник в человеческом сознании, т. е. субъек-
тивно-идеалистически.

Заметим, что производимая Кантом «дематериали-
зация» мира явлений распространялась имплицитно
также на «вещи-в-себе». Дело в том, что им, по Канту,
не может быть присуща никакая определенность чув-

ственно воспринимаемых тел (протяженность, непро-
ницаемость, подвижность и т. д.); «представление
о теле в созерцании не содержит ничего, что могло бы
быть присуще предметам самим по себе...»
(39. 3. 140—141, 145). Так, уже в рамках «трансцен-
дентальной эстетики» кантовская «вещь-в-себе» оказы-
валась неоднозначной и даже имеющей противопо-
ложные смыслы: материалистический и антиматериа-
листический.

Тезисы об «эмпирической реальности» простран-
ства и времени, тоже вытекавшие из «метафизическо-
го» истолкования последних, не имели материалисти-
ческого смысла и были, можно сказать, лишь оборот-
ной стороной тезисов об их «трансцендентальной
идеальности». По Канту, пространство и время «эмпи-
рически реальны» в том только смысле, что они
имеют значимость «для всех предметов, которые
когда-либо могут быть даны нашим чувствам...»
(39. 3. 139), т. е. для явлений. Другими словами, все
вещи как явления (и только как явления!), как пред-
меты чувственного созерцания с необходимостью су-
ществуют в пространстве и времени. Эту всеобщность
и необходимость существования явлений в простран-
стве и времени Кант называл «объективной значи-
мостью» последних, тем самым субъективно-идеали-
стически истолковывая саму объективность.

Кант полагал, что выводы о пространстве и вре-
мени как необходимых априорных представлениях, ле-
жащих в основе созерцаний, дают философское обо-
снование способности математики выдвигать положе-
ния, имеющие всеобщую и необходимую значимость.
Дело в том, что, по мнению Канта, одна из двух
главных отраслей математики — геометрия — имеет
своим базисом пространственные представления,
а другая отрасль — арифметика — временные представ-
ления.

Для материалистически мыслящих ученых и фило-
софов кантовское обоснование «возможности матема-
тики как науки» не давало ничего позитивного и, если
принимать его всерьез, способно было даже скомпро-
метировать эту науку. Однако в умах тех, кто испытал
воздействие деструктивной критики математического
знания со стороны берклианского субъективного идеа-
лизма (а к ним, возможно, относился и сам Кант)
и тяготел к иной, свободной от такого рода критики

разновидности субъективного идеализма, данное обо-
снование восстанавливало научный статус матема-
тики, и потому для них оно имело огромное зна-
чение.

Трансцендентальная логика» Разрабатываемую им «трансцен-
дентальную логику» Кант отличал от ранее существовавшей «об-
щей логики» как логику «содержательную» от логики «формаль-
ной». По Канту, эта общая логика, имеющая дело с априорными
принципами мышления, «отвлекается... от всякого содержания по-)
знания, т. е. от всякого отношения его к объекту, и рассматривает
только логическую форму в отношении знаний друг к другу, т. е.
форму мышления вообще». Считая эту логику недостаточной, Кант
заявлял, что должна существовать еще «логика отвлекающаяся не
от всякого содержания познания», а «определяющая происхожде-
ние, объем и объективную значимость» априорных знаний, и ее
следует называть «трансцендентальной логикой», потому что она
имеет дело только с законами рассудка и разума... лишь постоль-
ку, поскольку она априори относится к предметам...» (39. 3. 157,
158 — 159). Это первое в немецкой классической философии выраже-
ние критического отношения к формальной логике, возникшее на
основе подхода к идее диалектической логики, не было антагони-
стическим к предшествующей логике и ориентировалось не на ее
отрицание, а скорее на дополнение более глубокой, с точки зрения
Канта, логической концепцией, решающей новые и более сложные
познавательные задачи.

Придание логике содержательности обеспечивается, по Канту,
тесной и постоянной связью познающего мышления с чувственны-
ми представлениями, исследованными в трансцендентальной эсте-
тике, т. е. с «созерцаниями». Это связывание Кант считал функцией
рассудка, определяя последний именно как «способность... мыс-
лить предмет чувственного созерцания...» и заявляя, что «он и дол-
жен быть прежде всего исследован в логике». После того как в на-
чале «Критики...» Кант охарактеризовал чувственность и мышле-
ние как совершенно различные познавательные способности,
которые следует «тщательно обособлять и отличать одну от дру-
гой», он далее настойчиво и последовательно проводит мысль
о том, что «только из соединения» чувственности и рассудка «мо-
жет возникнуть знание». Это объясняется тем, что «без чувственно-
сти ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один не-
льзя было бы мыслить». Высказывая убеждение, что «мысли без
содержания пусты», а «созерцания без понятий слепы» (39. 3. 155),
Кант утверждал, с одной стороны, базисное значение чувственной
ступени познания (что было проявлением материалистической тен-
денции в «трансцендентальной логике»), а с другой стороны, под-
черкивал необходимость не останавливаться на ней в процессе по-
знания, а подвергать ее рациональной обработке. В соответствую-
щих рассуждениях Канта заметен подход к пониманию того, что
переход от чувственной ступени познания к рациональной носит ха-
рактер качественного скачка, т. е. диалектичен. С этим связано,
в частности, подчеркивание Кантом активности («спонтанности»)
рассудка по сравнению с пассивностью («восприимчивостью»)
чувственности.

Учение о рассудке и проблема естествознания
как науки («трансцендентальная аналитика»)

Называя учение о рассудочном знании «трансцен-
дентальной аналитикой», Кант поясняет, что эта часть
его логики производит не обычный анализ, а «расчле-
нение всего нашего априорного знания на начала чи-
стого рассудочного знания» (39. 3. 164). Такими нача-
лами Кант считал, во-первых, понятия, а во-вторых,
основоположения, представляющие собой правила со-
единения понятий в суждения. Поэтому Кант разделил
трансцендентальную аналитику на аналитику понятий
и аналитику основоположений.

Аналитика понятий. «Под аналитикой понятий,—
разъяснял Кант, — я разумею не анализ их, или обыч-
ный в философских исследованиях прием разлагать
встречающиеся понятия по содержанию и делать их
отчетливыми, а еще мало применявшееся до сих пор
расчленение самой способности рассудка с целью из-
учить возможность априорных понятий, отыскивая их
исключительно в рассудке как месте их происхождения
и анализируя чистое применение рассудка вообще».
Первостепенная важность для трансцендентальной ло-
гики исследования понятий определялась рационали-
стической убежденностью Канта, что «мышление есть
познание через понятия» и что «познание всякого, по
крайней мере человеческого, рассудка есть познание
через понятия, не интуитивное, а дискурсивное»
(39. 3. 165, 167, 166).

В неразрывной связи с понятиями Кант рассматри-
вал суждения, поскольку считал, что «возможно лишь
одно применение этих понятий рассудком: посред-
ством них он судит», и эта операция осуществляется
в актах суждения, так что «рассудок можно вообще
представить как способность составлять суждения».
Трактуя с этой точки зрения понятия как «предикаты
возможных суждений» (39. 3. 166, 167), Кант видел
единственный, но вполне надежный путь открытия ос-
новных «чистых» рассудочных понятий, которые он
назвал категориями (переосмысливая и этот давний
философский термин), в исследовании существа пре-
дикатов главных видов суждений.

Опираясь на традиционную логическую классифи-
кацию и в то же время внося в нее некоторые немало-
важные изменения, Кант разделил суждения на четыре
группы, каждая из которых включает в себя три вида

суждений: количества (общие, частные, единичные);
качества (утвердительные, отрицательные, беско-
нечные); отношения (категорические, гипотетические,
разделительные); модальности (проблематические, ас-
серторические, аподиктические). Соответственно этому
Кант выделил четыре группы категорий: количества
(единство, множественность, целокупность); качества
(реальность, отрицание, ограничение); отношения
(присущность и самостоятельное существование, или
акциденция и субстанция; причинность и зависимость,
или причина и действие; общение, или взаимодей-
ствие); модальности (возможность-невозможность, су-
ществование-несуществование, необходимость-слу-
чайность).

Кант сам обращал внимание на триадическую
структуру каждой группы («класса») категорий, под-
черкивая, что благодаря этому категории не просто
рядоположены, но определенным образом упорядо-
чены и связаны между собой. Указание Канта на то,
что «третья категория возникает всегда из соединения
второй и первой категорий» (например, «целокупность
... есть не что иное, как множество, рассматриваемое
как единство»), является подходом к раскрытию диа-
лектической триадичности в системе категорий. Кате-
гории соединены Кантом в группы таким образом,
что первая фактически предстает как тезис, вторая —
антитезис, третья — синтез; причем отмечалось, что
«это соединение первой и второй категории, образую-
щее третье понятие, требует особого акта рассудка, не
тождественного с актом рассудка в первой и второй
категории» (39. 3. 178).

Самой же важной задачей аналитики понятий (и,
в сущности, всей трансцендентальной аналитики), по-
пытка решить которую потребовала от Канта наи-
больших усилий, явилась «трансцендентальная дедук-
ция» категорий, понимаемая им как объяснение того,
каким образом они могут априори относиться к пред-
метам как объектам научного познания. Особая слож-
ность этой задачи состояла для Канта в том, что, со-
гласно его субъективно-идеалистическому и вместе
с тем агностическому воззрению, на уровне чувствен-
ного восприятия объекты познания как некоторые
определенные целостности вообще еще не существуют,
а имеет место лишь неопределенное, недифференциро-
ванное «многообразное». Отрицание способности чув-

ственного познания отражать объективно существую-
щие вещи обусловило убеждение Канта в том, что
«связь многообразного вообще не может быть воспри-
нята нами через чувства и, следовательно, не может
также содержаться в чистой форме чувственного со-
зерцания...». Вслед за пространством и временем Кант
субъективизировал также связи, выявляемые в позна-
ваемом предметном мире, утверждая, что «мы ничего
не можем представить себе связанным в объекте, чего
прежде не связали сами», и такого рода связывание,
обозначаемое им термином «синтез», определялось
как исключительное «действие рассудка» (39. 5.
190—191). Трансцендентальная дедукция категорий
была призвана, по сути дела, показать конституирова-
ние доступных познанию объектов как результат при-
менения категорий к созерцаниям (реальная гносеоло-
гическая процедура конституирования научных объек-
тов идеалистически онтологизировалась Кантом
и потому изображалась не только как способ их по-
знания, но также и прежде всего как способ их созида-
ния). Это диктовало Канту необходимость искать
в самом понятийном мышлении первоисточник всевоз-
можных видов связей.

При характеристике способности рассудка к выше-
названному «синтезу» Кант должен был в первую оче-
редь дать ответ на фундаментальный вопрос о том,
как объяснить факт единства сознания мыслящего
субъекта, все созерцания и понятия которого соеди-
няются в его «я». Агностицизм Юма придал этому во-
просу крайнюю остроту и вместе с тем признал его
неразрешимым, трактуя «я» как непонятно каким
образом возникающий и сохраняющийся «пучок вос-
приятий». На этот вопрос, действительно представляю-
щий камень преткновения для агностических разно-
видностей субъективного идеализма, Кант дает, в
сущности, лишь видимость ответа, объявляя «транс-
цендентальное единство самосознания» априорной дан-
ностью, которую достаточно лишь констатировать, но
не требуется как-либо объяснять. Из того, что «дол-
жно быть возможно, чтобы я мыслю сопровождало
все мои представления», и из того, что «я со-
знаю свое тождественное Я в отношении многообраз-
ного содержания представлений, данных мне в созер-
цании, потому что я их все называю своими представ-
лениями», Кант заключает: «Это значит, что

я априори создаю необходимый синтез их, назы-
ваемый первоначальным синтетическим единством ап-
перцепции, которому подчинены все данные мне пред-
ставления, причем именно синтез должен подчинять
их ей». Это «субъективное единство сознания», имею-
щее априорный характер, Кант называет «высшим
принципом всякого применения рассудка» и квалифи-
цирует как «объективное условие всякого познания...»
(39. 3. 194, 195, 196).

Путем аналогичного постулирования Кант провоз-
глашает априорную присущность рассудку другого
важнейшего вида связи, или синтеза: «трансценден-
тального единства апперцепции», или «объективного
единства самосознания», «благодаря которому все
данное в созерцании многообразное объединяется
в понятие об объекте». Идеалистическо-априористски
субъективизируя понятие объекта, Кант указывает,
что «объект есть то, в понятии чего объединено
многообразное, охватываемое данным созерцанием»
(39. 3. 196, 195). Таким образом, именно благодаря
трансцендентальному единству апперцепции примене-
ние категорий рассудка (и производных от них поня-
тий) к чувственным созерцаниям приводит, по Канту,
к конституированию для человеческого сознания по-
знаваемого им предметного мира.

Обратим внимание на то, что при характеристике
этой деятельности рассудка Кант выдвигает, хотя и
в идеалистически мистифицированной форме, диалек-
тический принцип единства анализа и синтеза. Соглас-
но Канту, «тот же самый рассудок и притом теми же
самыми действиями, которыми он посредством анали-
тического единства создает логическую форму един-
ства суждения в понятиях, вносит также трансценден-
тальное содержание в свои представления посредством
синтетического единства многообразного в созерцании
вообще...» (39. 3. 174). Результатом актов синтеза,
осуществляемых рассудком, является, по Канту,
оформление определенного многообразия различных
объектов.

К числу основных выводов «дедукции» чистых рас-
судочных понятий Кант относит положение о том, что
«для нас возможно априорное познание только пред-
метов возможного опыта», причем «опыт» характери-
зуется как «определение явлений в пространстве
и времени», чем опять-таки подчеркивается базисное

значение чувственной ступени познания по отношению
к рациональной. Стоит вместе с тем заметить, что
у Канта опыт не редуцируется к чувственной ступени
познания, а рассматривается как пронизанный рацио-
нальностью, ее априорными формами. Относительно
упомянутого «определения явлений в пространстве
и времени» Кант добавляет, что оно «выводится из
первоначального синтетического единства апперцеп-
ции как формы рассудка...» (39. 3. 214, 216). «Эмпири-
ческое» в понимании Канта это уже своеобразный син-
тез чувственного с рациональным (рассудочным).

«Аналитика основоположений», характеризуемая
Кантом как «трансцендентальное учение о способно-
сти суждения» и имеющая своим главным предметом
определение априорных правил образования суждений,
начинается с рассмотрения — на новом уровне — про-
блемы связи рационального с чувственным в процессе
познания. При освещении вопроса, как именно воз-
можно применение понятий к качественно отличаю-
щимся от них созерцаниям (явлениям), Кант выдвинул
положение (фактически опять-таки чисто постулатив-
ное) о существовании в сознании еще одной, промежу-
точной априорной формы: «Должно существовать не-
что третье, однородное, с одной стороны, с категория-
ми, а с другой — с явлениями». Это «опосредствующее
представление», являющееся, «с одной стороны, ин-
теллектуальным, а с другой — чувственным», Кант на-
звал «трансцендентальной схемой» (39. 3. 221).

Трактовка Кантом существа и источника «схема-
тизма чистого рассудка», представлявшая для него
чрезвычайную сложность, не отличается ясностью
и четкостью. В ней имеются несогласованности, про-
истекающие из наличия двух различных тенденций ре-
шения названной проблемы. Кант, с одной стороны,
пытается вывести этот «схематизм» из времени и даже
отождествить его с временными определениями. Он
указывает, что «трансцендентальное временное опре-
деление однородно с категорией... поскольку оно
имеет общий характер и опирается на априорное пра-
вило», и вместе с тем «однородно с явлением, по-
скольку время содержится во всяком эмпирическом
представлении о многообразном». Отсюда следует,
что «применение категорий к явлениям становится
возможным при посредстве трансцендентального вре-
менного определения, которое как схема рассудочных

понятий опосредствует подведение явлений под кате-
гории». Выраженное в этих положениях Канта пони-
мание времени существенно отличается от того, как
он охарактеризовал время в трансцендентальной эсте-
тике, что ведет к размыванию четкости этого понятия
и делает его недостаточно ясным.

С другой стороны, Кант, сам, видимо, не вполне
удовлетворенный выведением схем из времени, про-
возглашал их источником деятельность так называе-
мого «продуктивного воображения» — еще одной по-
знавательно значимой способности сознания (ради-
кально отличной от «репродуктивного воображения»
как способности воспроизводить и произвольно ком-
бинировать ранее воспринятые образы), которая ха-
рактеризовалась как определенная сторона рассудка,
но фактически приобретала в кантовских построениях
возрастающую самостоятельность. Кант утверждал,
что «схема сама по себе есть всегда лишь продукт во-
ображения» и что «схема чувственных понятий... есть
продукт и как бы монограмма чистой способности во-
ображения априори...» (39. 3. 221, 222, 223).

Кантовская таблица схем аналогична таблице ка-
тегорий, включая в себя схемы количества (число), ка-
чества (реальность, отрицание), отношения (субстан-
ция, причинность, взаимодействие), модальности (воз-
можность, действительность, необходимость). Соглас-
но Канту, «схемы чистых рассудочных понятий суть
истинные и единственные условия, способные дать
этим понятиям отношение к объектам», и «категории
осуществляются прежде всего схемами чувственно-
сти». Кант тут же подчеркивал, что эта реализация ка-
тегорий в качестве действительных элементов знания
означает вместе с тем ограничение их применения сфе-
рой чувственно-эмпирического материала. Именно
в этом смысле (имеющем и агностическую направлен-
ность) сформулировано им одно из двух высших осно-
воположений рассудка: «Всякий предмет подчинен не-
обходимым условиям синтетического единства много-
образного созерцания в возможном опыте». (Другим
высшим основоположением, относящимся к аналити-
ческому знанию, Кант считал «закон противоречия»,
гласящий, что «ни одной вещи не присущ предикат,
противоречащий ей...») (39, 3, 226, 234, 230).

Фактически же, однако, в кантовской «аналитике
основоположений» главное значение имеет совокуп-

ность конкретных основоположений, характеризуемых
как «правила объективного применения категорий»
в суждениях. Построенная в соответствии с таблицей
категорий таблица основоположений делит их на сле-
дующие четыре группы: аксиомы созерцания; антици-
пации восприятия; аналогии опыта; постулаты эмпи-
рического мышления вообще. Этими основоположе-
ниями устанавливаются, собственно, принципы науч-
ного осмысления чувственных восприятий, включая их
преобразование в научно значимый опыт.

Аксиомы созерцания выражаются в одном принци-
пе: «Все созерцания суть экстенсивные величины...».
Называя экстенсивной «всякую величину, в которой
представление о целом делается возможным благода-
ря представлению о частях» (39. 5. 236, 238), Кант
принципом экстенсивности объясняет и обосновывает
наличие в созерцаниях знания о дискретности сущего,
о его простых и сложных образованиях.

Антиципации восприятия выражены тоже одним
принципом: «...реальное, составляющее предмет ощу-
щения, имеет во всех явлениях интенсивную величину,
т. е. степень». Кант называл интенсивной «величи-
ну, которая схватывается только как единство и в
которой множественность можно представить себе
только путем приближения к отрицанию — 0...»
(39. 3. 241, 243). Принцип интенсивности вводил в ха-
рактеристику явлений изменчивость и вместе с тем не-
прерывность, континуальность.

В мысли Канта о том, что «все явления суть вели-
чины непрерывные — экстенсивные величины с точки
зрения их созерцания, интенсивные величины с точки
зрения одного лишь восприятия...» (39. 5. 244), можно
усмотреть известный диалектический смысл, утвержде-
ние своего рода единства дискретности и континуаль-
ности.

Аналогий опыта, в целом характеризуемых принци-
пом «опыт возможен только посредством представле-
ния о необходимой связи восприятий», Кант насчиты-
вает три. Первой из них выступает «основоположение
о постоянстве субстанции», гласящее: «При всякой
смене явлений субстанция постоянна, и количество ее
в природе не увеличивается и не уменьшается». Вторая
аналогия опыта — это «основоположение о временной
последовательности по закону причинности»: «Все из-
менения происходят по закону связи причины и дей-

ствия». Третьей аналогией опыта является «основопо-
ложение об одновременном существовании согласно
закону взаимодействия, или общения», который фор-
мулируется так: «Все субстанции, поскольку они мо-
гут быть восприняты в пространстве как одновремен-
но существующие, находятся в полном взаимодей-
ствии» (39. 3. 248, 252, 258, 274). Таким образом,
аналогиями опыта обосновывается и объясняется
у Канта наличие в природе ее фундаментальных
закономерностей.

Постулатов эмпирического мышления «вообще»
Кант насчитывает тоже три и видит их функцию
в априорном определении модальности существования
явлений то ли как возможных, то ли как действи-
тельных, то ли как необходимых. Согласно первому
из этих постулатов, «то, что согласно с формальными
условиями опыта (если иметь в виду созерцания и по-
нятия), возможно». Второй постулат гласит: «То, что
связано с материальными условиями опыта (ощуще-
ния), действительно». То, что Кант считает познание
«действительности вещей» невозможным без «осознан-
ного ощущения самого предмета», представляет собой
важное проявление материалистической тенденции
в его гносеологической концепции. Третий постулат
эмпирического мышления сформулирован так: «То,
связь чего с действительным определена согласно
общим условиям опыта, существует необходимо»
(39. 3. 274, 285).

Аналитикой основоположений завершается харак-
теристика Кантом априорной структуры рассудка.
Кант был уверен, что выявив эту структуру он объяс-
нил, что именно делает возможным существование
естествознания в качестве науки: обусловленная
априорностью всеобщность и необходимость лежащих
в основе научного познания понятий, правил их соеди-
нения в суждения и применения к созерцаниям (явле-
ниям) имеет своим следствием то, что научные истины
как таковые тоже имеют всеобщий и необходимый ха-
рактер. Из всего предшествующего рассмотрения гно-
сеологической концепции Канта, в ходе которого по-
стоянно обращалось внимание на необоснованность ее
априористско-идеалистических утверждений, должна
быть ясна ее несостоятельность и в целом, и в от-
дельных частях. Мировоззренческий же смысл этой
концепции заслуживает особого рассмотрения.

«Копертканский переворот». Прежде всего обра-
тим внимание на главные мировоззренческие выводы,
сформулированные Кантом в заключительной части
трансцендентальной аналитики. По его убеждению, на-
до признать, что «все явления природы, что касается
их связи, должны подчиняться категориям, от которых
природа... зависит как от первоначального основания
ее необходимой закономерности...», и что все без ис-
ключения «законы природы подчинены высшим осно-
воположениям рассудка...». В «Пролегоменах...» Кант
выразил это же понимание соотношения рассудка
и природы положением, что рассудок диктует свои за-
копы природе. Так осуществлялась и конкретизирова-
лась высказанная в начале «Критики...» установка «ис-
ходить из предположения, что предметы должны
сообразоваться с нашим познанием...». В этом субъ-
ективно-идеалистическом «перевертывании» действи-
тельных отношений между познающим мышлением
и природой Кант неправомерно усмотрел «аналогич-
ное гипотезе Коперника изменение в способе мышле-
ния», тогда как по своей сути кантовская «полная ре-
волюция» в философии (39. 3. 213, 235, 91), ставящая
в центр всего человеческое сознание, может уподо-
бляться не коперниковскому гелиоцентризму, а птоле-
меевско-аристотелевскому геоцентризму.

Не ограничиваясь утверждением о производности
всевозможных связей и законов природы от рассудка,
Кант и всю ее ставил в такое же положение по отно-
шению к человеческому сознанию. Указывая, что «под
природой (в эмпирическом смысле) мы разумеем связь
существования явлений по необходимым правилам,
т. е. по законам», Кант подчеркивал, что «существу-
ют определенные законы, и притом априори, кото-
рые впервые делают природу возможной» (39. 3.
278 — 279). Из всего рассмотренного выше содержания
«Критики...» не трудно видеть, что данные обобщаю-
щие положения Канта находятся в полном соответ-
ствии с конкретной характеристикой им функциониро-
вания чувственности и рассудка: их априорные (а
в чувственности — и эмпирические) структуры действи-
тельно представлены как созидающие природу во всех
ее определенностях. Перефразируя высказывания Кан-
та о пространстве и времени, можно было бы сказать,
что вне субъективных условий чувственности и рассуд-
ка, вне сознания субъекта природа, с кантовской точки

зрения, есть ничто. Иначе и быть не может, потому
что природа для «критической» философии реальна
только «в эмпирическом смысле», как мир явлений.

Тот факт, что в трансцендентальной эстетике и
трансцендентальной логике Кантом характеризуется
не только научно-познавательная активность человече-
ского сознания, но и конституирование познаваемых
явлений, означает, что в «Критике чистого разума» со-
держится не только гносеологическая концепция, но
и концепция онтологическая. Точнее было бы говорить
о наличии в этом произведении гносео-онтологической
концепции, так как ее онтологические аспекты органи-
чески связаны с гносеологическими и прямо опреде-
ляются последними. Поскольку то бытие, на которое,
по Канту, направлен познающий рассудок, предста-
вляет собой только мир явлений (феноменов), по-
стольку кантовскую онтологию правомерно называть
«феноменологической» (напомним, что в кантовском
проекте разработки «критической» философии ее пер-
вая часть именовалась «феноменологией»). Учитывая
же воздействие на Канта юмовского феноменализма,
имеются основания называть его онтологию также
«феноменалистской».

Существеннейший вопрос, как именно может ре-
ализовываться феноменологическо-онтологическая де-
ятельность сознания, был лишь едва затронут Кантом
и не получил в «Критике...» обстоятельной, четкой,
последовательной разработки. Содержащиеся во вве-
дении к этому произведению утверждения Канта, что
математики и естествоиспытатели «вкладывают»
априорное содержание в изучаемую ими реальность не
дают, по сути дела, ответа на этот вопрос, так как по
общему смыслу кантовского учения априорная опреде-
ленность мира явлений дана для всякого человеческо-
го сознания и налична до какого бы то ни было иссле-
дования природы. Зародыш ответа можно усмотреть
лишь в кантовских характеристиках деятельности про-
дуктивного воображения, например в утверждении,
что «синтез вообще... есть исключительное действие
способности воображения...». Вспомним, что «схема-
тизм», играющий, по Канту, фундаментальную роль
в рассудочном структурировании априорными форма-
ми мира явлений, рассматривался им как непосред-
ственно обеспечиваемый именно воображением. Обра-
тим внимание на то, что продуктивное воображение

Кант называл необходимой, но «слепой» функцией ду-
ши, которую мы «редко осознаем», хотя «без этой
функции мы не имели бы никакого знания». Согласно
Канту, вышеназванный схематизм «есть скрытое
в глубине человеческой души искусство, настоящие
приемы которого нам вряд ли когда-либо удастся уга-
дать... и раскрыть» (39. 3. 173, 223). Из высказыва-
ний такого рода вырисовывается, хотя и смутно,
взгляд на феноменологическо-онтологическое созида-
ние как результат бессознательной деятельности про-
дуктивного воображения (об этом взгляде стоит упо-
мянуть, потому что у ближайших после Канта
представителей немецкой классической философии,
в частности у Фихте, он получил развитие и был об-
стоятельно разработан). В таком случае активность
рассудка является в кантовской философии двоякой:
сначала структурирующий чувственность рассудок (че-
рез продуктивное воображение как свою существен-
ную сторону) созидает бессознательным образом мир
явлений для человеческого сознания, а затем в лице
ученых познает этот мир, и это познание может быть
сколь угодно глубоким, потому что оно познает не
что-то совершенно отличное от сознания, но продукты
деятельности самого сознания. Агностицизм по отно-
шению к «вещам-в-себе» сменяется у Канта когнити-
визмом по отношению к явлениям. Тем самым его
«феноменологическая онтология» приобретает боль-
шой гносеологический смысл. Теснейшее переплетение
гносеологических и онтологических аспектов характер-
но для всего развертывания «критической» философии
Канта.

Феномены и ноумены. Важнейшие мировоззренче-
ские вопросы ставятся Кантом при освещении основа-
ний «различения всех предметов вообще на феномены
и ноумены», на новом уровне трактуя ту пробле-
му, решение которой ранее привело его к различению
названных предметов на явления и «вещи-в-себе». По-
нятие «феномен» обозначает у Канта чувственный
предмет, мыслимый рассудком, и оно аналогично по-
нятию «явление». Понятие же «ноумен» Кант суще-
ственно отличает от понятия «вещь-в-себе»: если
«вещь-в-себе» имеет «положительный смысл», обозна-
чая некоторую объективную реальность, хотя и непоз-
наваемую, то «ноумен» «мы должны понимать исклю-
чительно лишь в негативном смысле», т. е. только как

то, что «не есть объект нашего чувственного созерца-
ния», и ни в коем случае как то, что имеет «действи-
тельное существование». Кант пояснял, что понятие
ноумена, т. е. некоего «умопостигаемого» предмета,
необходимо лишь для того, чтобы «не распространять
чувственных созерцаний на (сферу) «вещей-в-себе»...»
и в этом смысле оно есть только ограничительное,
«демаркационное» понятие (39. 3. 308, 309, 310). Под-
черкивая невозможность для рассудка познавать «ве-
щи-в-себе» (из-за отсутствия их чувственных созерца-
ний), понятие ноумена имело агностический смысл.
Вместе с тем оно имело идеалистический смысл, выра-
жая тенденцию к «распредмечиванию» «вещи-в-себе»,
когда ставится под сомнение само ее существование.
Называя понятие ноумена «проблематическим», Кант
писал, что «оно есть представление о вещи, о которой
мы не можем сказать ни то, что она возможна, ни то,
что она невозможна...». Тем самым девальвировался
тезис трансцендентальной эстетики об «аффицирова-
нии» чувственности «вещами-в-себе» как объективны-
ми реальностями, и в первом издании «Критики...»
прямо утверждалось: «...то, о существовании чего
можно заключать лишь как о причине данных вос-
приятий, имеет лишь сомнительное существование»,
причем это утверждение сам Кант квалифицировал
как «идеализм», а признание наряду с «трансценден-
тальной идеальностью» явлений как «достоверности
предметов внешних чувств» охарактеризовал как «дуа-
лизм» (39. 5. 332, 733). Это означало, что Кант впол-
не определенно улавливал и выражал мировоззренчес-
ский смысл своего учения о чувственности и рассудке,
в том числе итоговый крен трансцендентальной логи-
ки в сторону последовательного проведения идеализ-
ма и устранения содержавшихся в трансцендентальной
эстетике материалистических допущений, которые
придавали кантовскому учению дуалистический харак-
тер.

Стремление Канта выяснить кардинальный миро-
воззренческий смысл различных философских учений,
включая собственное, и даваемые им при этом квали-
фикации показывают, что он принадлежит к числу тех
наиболее проницательных мыслителей XVIII в., ко-
торые способствовали пониманию того, что при всей
множественности проблем у философии имеется ее ос-
новной вопрос и что в соответствии с его диаметраль-

но противоположными решениями она поляризуется
на материалистическое и идеалистическое направле-
ния, не исключающие возможности дуалистического
сочетания соответствующих им взглядов в одном уче-
нии. Надо вместе с тем учитывать, что кантовская
трактовка идеализма и в особенности материализма
далека от научной — она недостаточно глубока и в ней
немало нечеткостей, даже путаницы.

Многие осведомленные в философии читатели пер-
вого издания «Критики чистого разума» сочли, что
идеализм Канта просто варьирует берклиевский идеа-
лизм. Кантовское утверждение, что «вещь может
существовать только в представлении о ней»
(39. 3. 738), они считали совершенно сходным с тези-
сом Беркли, что для вещей «существовать — значит
быть в восприятии».

«Опровержение идеализма». Вовтором издании
«Критики...» Кант устранил это и другие подобные
утверждения, одновременно включив в него новый,
очень важный раздел под заглавием «Опровержение
идеализма». Здесь Кант проводил мысль о том, что
его «трансцендентальный идеализм» радикально отли-
чен от берклиевского идеализма ¹, который он назвал
«догматическим» и охарактеризовал его суть как
утверждение, что «пространство со всеми вещами, ко-
торым оно присуще, само по себе невозможно», и «ве-
щи в пространстве» являются лишь «плодом вообра-
жения». Объявив это утверждение несостоятельным,
Кант противопоставил ему в качестве истинного поло-
жение о том, что «у нас относительно внешних вещей
есть также опыт, а не одно только воображение...».
Считая, что необходимое доказательство данного по-
ложения должно основываться на выявлении зависи-
мости существования внутреннего опыта, реальность
которого никем не отрицается, от опыта внешнего,
Кант сформулировал следующую «теорему»: «Про-
стое, но эмпирически определенное сознание моего со-
бственного существования служит доказательством су-

¹ Затрагивая так называемый «проблематический идеализм Де-
карта», сводимый фактически к утверждению — в ходе декартовско-
го методологического сомнения — незыблемой достоверности для
субъекта только акта его мышления («я мыслю»), Кант, по сути де-
ла, не критиковал эту позицию, а, напротив, находил ее соответ-
ствующей «основательному философскому способу мышления, ко-
торое не допускает никакого окончательного решения до того, как
будет найдено достаточное доказательство» (39. 3. 286).

ществования предметов в пространстве вне меня»
Основываясь на соображениях о том, что субъект
осознает «свое существование как определенное во
времени» и это определение «предполагает существо-
вание чего-то постоянного в восприятии», Кант делал
малоубедительный вывод, что «воспринять это по-
стоянное можно только при помощи вещи вне меня»
и что тем самым доказывается существование «дей-
ствительных вещей, которые я воспринимаю вне ме-
ня...» (39. 3. 286, 287). Хотя необходимость перехода
от одного звена кантовского «доказательства» к дру-
гому усмотреть трудно (и оно, как вскоре показали
последующие немецкие философы, весьма уязвимо
также с точки зрения трактовки пространства и време-
ни самим «трансцендентальным идеализмом»), тем
не менее оно чрезвычайно важно как свидетельство ис-
креннего стремления Канта ревальвировать онтологи-
ческий статус «вещей-в-себе» и отмежеваться от субъ-
ективно-идеалистического отрицания их реальности.
Этот аспект «опровержения идеализма» ярко выра-
жает материалистическую тенденцию в философии
Канта. «Основная черта философии Канта, — указывал
В. И. Ленин, — есть примирение материализма с идеа-
лизмом, компромисс между тем и другим, сочетание
в одной системе разнородных, противоположных фи-
лософских направлений» (2. 18. 206). Кантовский
«трансцендентальный идеализм» — это отнюдь не
цельное идеалистическое учение, а учение дуалистиче-
ское, за что его резко критиковали «справа» сторонни-
ки идеалистической последовательности в философии
(а «слева» — последовательные материалисты).

Выяснение мировоззренческого смысла гносео-он-
тологической концепции Канта было бы неправомерно
ограничивать рассмотрением его высказываний о мате-
риализме и идеализме. Важно вместе с тем обратить
внимание на то, в какое отношение вступала она
объективно с развитием материалистической и идеали-
стической философии как своей эпохи, так и в истори-
ческой перспективе. Надо при этом учитывать, что
данное отношение было существенно опосредовано
отношением Канта к истинам научного познания
природы.

Каждая из этих истин была ступенью на материа-
листическом по своей сути пути объяснения природы
из нее самой и устранения «сверхъестественных», тео-

логических и религиозно-идеалистических псевдо-
объяснений. По мере и в ходе выявления этой сути фи-
лософами развивался новоевропейский материализм,
достигший в XVIII в. своей кульминации в гольбахов-
ской «Системе природы». В этом и других произведе-
ниях французского материализма давалось вполне
удовлетворительное для своего времени понимание
того, как возможно и как осуществляется научное
естествознание. Идеалистическая же философия XVIII в.
вплоть до кантовской «революции» в ней оказалась
или в состоянии возрастающей оторванности от раз-
вития естествознания (лейбнице-вольфианский объек-
тивный идеализм, блокированный односторонним ра-
ционализмом), или в антагонистическом отношении
к нему (субъективно-идеалистическая дискредитация
науки со стороны Беркли, дополненная юмовским аг-
ностицизмом). Выдвинутое Кантом априористское
обоснование познавательной значимости обосно-
ванных выводов естествознания, устраняя его односто-
ронне эмпирико-сенсуалистическую интерпретацию,

---

---