Тема 3. Особенности реализации концепции корпоративной социальной ответственности в России

В России не сложились, как в ЕС, благоприятные условия для развития КСО. Созданию неформальных институциональных норм не способствовали традиции благотворительности и советской системы социальной поддержки. В начале 1990-х годов апелляция к ним помогла частично вернуть внимание бизнеса к социальным вопросам. Но затем благотворительность во многом подменила собой системную практику КСО. В рамках же советской системы социальной поддержки основы отношений со стейкхолдерами почти не формировались, а активность предприятий, поддерживающая баланс интересов, была в целом спущенной сверху «плановой нагрузкой».

Другим важным фактором нынешнего состояния КСО стала общая неразвитость институтов гражданского общества. Проблемы не только в культурных нормах пассивности и позиции местных чиновников. По разным данным, в России уже действуют около 300 тыс. общественных организаций, но они не обладают достаточным влиянием, так как их опорой и целевой аудиторией является средний класс, к которому в России можно отнести всего от 7 до 20% населения, а в свою очередь действия представителей исполнительной власти нередко идут вразрез с поддержкой гражданской активности. Поэтому представители гражданского общества не могли ни убедительно предъявлять самому бизнесу требования снижения негативных последствий от его деятельности, ни опосредованно через влияние на власть, формируя запросы на повышение уровня бизнес-этики и легитимизируя таким образом участие власти в развитии КСО.

Важно отметить и то, что на российский бизнес не оказали влияние глобальные факторы, определившие распространение КСО и нефинансовой отчетности в мире, во многом из-за низкого уровня интеграции России в мировую экономику и информационное пространство. В результате отсутствует мотивация представителей крупного бизнеса к повышению своей конкурентоспособности через внедрение стандартов КСО, сотрудничество с соответствующими международными организациями и т.д.

Актуален также фактор недостатка традиций корпоративного управления, что выражается в недостаточности опыта и экспертного потенциала и, как следствие, относительно невысоком внимании к социальным вопросам и неумении их эффективно решать, использовать для развития бизнеса. КСО, по сути, стало заимствованием из зарубежной практики корпоративного управления и заимствованием недавним, поэтому в 2000-х годах ее, как новацию, могли осуществлять лишь в экспериментальном режиме и лишь лидеры бизнеса.

Еще одним фактором стало неудовлетворительное состояние в России общественных инфраструктур. В большинстве городов плохое состояние дорог и улиц, не отвечающая новым потребностям система транспорта, устаревшая система сбора и переработки отходов, малоэффективная система отопления и устаревшие системы коммуникаций, неудовлетворительное состояние объектов здравоохранения, социального обеспечения, образования, дошкольных учреждений, учреждений искусства и культуры, спорта и досуга и т.д. В условиях нехватки бюджетных средств игнорирование этих проблем успешными региональными компаниями может приводить к обострению отношений с местной властью, СМИ и общественными организациями, что нередко сказывается на производственной деятельности.

Эти факторы привели к тому, что за последние десять лет на состояние

КСО определяющее влияние оказывали институты власти. Однако это влияние имеет иную природу по сравнению со странами ЕС, и о сформировавшейся политике содействия развитию КСО пока речь не идет.

Участие федеральных властей в стимулировании КСО, будучи спорадическим и не подчиненным одной логике, привело лишь к некоторым

количественным, но не качественным сдвигам. В 2003 г. указание Президента РФ В.В.Путина на необходимость «легитимации» капитала, накопленного в 1990-е годы, определило спешное увеличение расходов бизнеса на внешние социальные проекты. Впоследствии представители высшей исполнительной и законодательной власти не раз напоминали бизнесу о важности социально- ответственного ведения дел. Призывы звучали как проактивно – в рамках содействия реализации национальных проектов, так и реактивно – в ответ на случаи игнорирования социальных проблем. Но что важно, за редким исключением, эти призывы политических лидеров и сегодня отталкиваются от заданной «презумпции безответственности» бизнеса, а с наступлением международного финансового кризиса такой подход лишь усилился.

Это означает, что в отличие от стран ЕС, не получили должную оценку такие явные позитивные сдвиги в сфере КСО, как вклад крупных бизнес структур в поддержку территорий присутствия, значительные объемы социальных инвестиций, усилия в развитии человеческого капитала, сохранении экологии регионов и построении информационного общества, ориентация компаний на международные стандарты и т.д.

К первым шагам федеральных властей, содействующим КСО, отнесено создание Технического комитета № 471 «Социальная ответственность бизнеса»; принятие ряда макроэкономических концепций, намечающих возможности бизнеса в развитии общества; содействие властей общественной дискуссии о КСО наряду с экспертами, представителями бизнеса и НКО.

Однако эти шаги, как первые и пробные, имеют поверхностный характер и требуют дальнейшей проработки. На региональном уровне, где осуществляется социальная политика компаний, действия властей более ярко выражены, но нацелены на привлечение бизнеса к решению социальных проблем в целом, а не на развитие КСО.

Влияние властей характеризуется обменом ресурсами с предпринимателями для расширения возможностей в социально-экономической сфере. При этом пока сохраняются методы давления на бизнес в виде требований финансировать местные социальные и квазисоциальные программы, сохраняется неформальный и индивидуальный характер договоренностей, общая неразвитость диалога власти с бизнесом и его стейкхолдерами, а также невысокая эффективность действий самих региональных властей в развитии социальной сферы. Экономический кризис 2008 г. в ряде регионов усилил настрой на сотрудничество власти и бизнеса в социальной сфере, но кардинально ситуация не изменилась.

Анализ реализации компаниями практики КСО в рассмотренных условиях позволил выделить ряд ее особенностей. Во-первых, уровень практики существенно уступает европейскому. Полноценную практику КСО, сравнимую с европейской, реализуют лишь несколько десятков структур.

Проекты других компаний можно называть КСО с оговорками. Но даже с их учетом КСО развивают всего 5 – 8% крупных компаний. Во-вторых, обязательная и добровольная части российской КСО имеют мало сходства с обязательной (регулируемой) и добровольной частями КСО в странах ЕС, так как в России обязательная часть во многом образуется в обход законодательства. В-третьих, для КСО характерна высокая степень ситуационности и, значит, невысокий процент долгосрочных социальных инвестиций, что лишь подчеркивают примеры единичных ярких социальных проектов, слабо связанных с бизнес-стратегией. В-четвертых, в рамках российской КСО пока не получил широкого распространения стейкхолдерский подход и, как следствие, нефинансовая отчетность, социальный аудит и т.д.

Сравнительный анализ российских и европейских условий и опыта КСО привел к выводу, что в России институт КСО с присущими ему требованиями и функциями пока не сложился, следовательно, практически отсутствуют признаки развития КСО как системы. На микроуровне КСО выступает главным образом как аргумент в политике взаимоотношений с местными властями, преследует цель соответствия скорее ожиданиям представителей власти, чем гражданского общества, вследствие чего общественность не видит в лице большинства компаний подлинно «ответственных корпоративных граждан», сталкивается с проявлениями деловой неэтичности, неуважения прав человека и нанесения вреда экологии.