О гуманистической психологии речь особая. Вся ее суть сводиться к тотальному отрицанию биологических факторов, детерминирующих личностный онтогенез

Одной из наиболее типичных и известных теорий дурного бесконечного развития личности является теория Гордона В. Олпорта. Отрицая биологическую обусловленность онтогенетического развития личности и выводя феномен развития личности и ее функционирования за рамки основных законов, которым подчиняются все живые системы, он неоднократно подчеркивал во всех своих работах, что основной характеристикой и естественным способом существования личности является непрерывное становление, беспредельные возможности развития и активное отношение к миру. При этом Олпорт допускал очень типичную ошибку. При построении своей теории он использовал метод изучения и обобщения личностных качеств выдающихся творческих, прогрессивных представителей человечества «людей в своем непрерывном развитии вырывающихся за пределы своего общества, времени, эпохи» (11). Описывая их свойства: «сопротивление равновесию: напряжение скорее поддерживается, нежели устраняется» (133), он приводит различные примеры, в том числе Рауля Амундсена с его непрерывным преодолением огромных трудностей, навстречу которым стремился полярный исследователь и делает на основании этого совершенно безосновательный вывод, что непрерывное становление – основная форма существования личности и личность – это скорее процесс, чем законченный продукт.

Чтобы существовать как личность, подчеркивал Олпорт, человек должен творчески относиться к миру и развивать свой собственный взгляд на него, ставить перед собой новые задачи и решать их новыми способами.

Рассматривая личность как открытую, постоянно развивающуюся систему, Олпорт стремился исследовать истоки, основные условия и главные линии развития личности в онтогенезе. Решая проблему развития мотивов, он выдвинул концепцию «функциональной автономии мотивов» (131). Мотивы взрослого человека следует рассматривать, пишет Олпорт, «как бесконечно разнообразные и самоподдерживающиеся (selfsustaining) современные системы, вырастающие из предшествующих систем, но функционально независимые от них» (132).

Такой довольно незамысловатый ход нужен Олпорту, чтобы оторвать мотивационные силы Эго от либидозной энергии Ид и обеспечить Эго собственной энергией. Таким образом достигается отрыв личности от ее биологических, организмических корней и утверждается качественная несводимость личностного и индивидуального онтогенеза. Прозрачно, как слеза. История дуализма насчитывает тысячелетия. И вечный стон о возможности каких–либо «особых», не подчиняющихся биологическим законам, путях развития личности всегда раздается там, где личность, в который раз подчиняясь этим законам, начинает инволюционировать.

Однако, как это часто бывает в науке, Олпорт в своих исследованиях, исходя из совершенно иных теоретических посылок, довольно точно описал реально существующий феномен деления людей на две категории, которые он обозначил как «активные» и «реактивные», а мы будем называть «креативные» и «примитивные».

Активные люди, как замечает Олпорт, стойко переносят неудачи, крушение планов, осознают свои недостатки, слабости и стараются их преодолеть, а реактивные – действуют под влиянием внешних обстоятельств, склонны к постоянным жалобам, придирчивы, ревнивы. Он считал, что именно для реактивных личностей характерны выявленные Фрейдом разнообразные механизмы защиты Я. Неучитывание онтогенетических механизмов личностного бытия выразилось в данном случае в том, что он считал важнейшей психологической проблемой превращение всех реактивных личностей в активные, что, во–первых, невозможно, а во–вторых – не нужно. Он не обратил внимания, что активность и реактивность – это две тенденции одной и той же личности на разных этапах онтогенеза. При этом реактивность – это нормальная характеристика примитивной личности, а активность – нормальная характеристика ребенка, подростка и креативной личности. Мечтать о трансформации всех примитивных личностей в креативные – не более, чем утопия.

Не даром за Олпорта так ухватилась и всей душой полюбила в свое время советская психология. Теория Олпорта при минимальных усилиях по ее изнасилованию позволяла родить массу социалистически полезных тезисов, например, что именно капиталистический способ производства и капиталистический образ жизни подавляет в большинстве людей творческую активность, которая так наглядно проявляется в творческих личностях, а «в условиях общественной формации, приходящей на смену капиталистическому способу производства, становится достоянием всех людей» (11).

Вслед за локомотивом активности Олпорта можно было смело провозить полные вагоны злопыхательских лозунгов о «господстве капиталистического способа производства с неизбежной безработицей, нищетой, с невозможностью получить образование, найти свое призвание».

Советским психологам идея бесконечного развития личности была так же присуща, как вера в Бога верующим людям. «Развитие – основной способ существования личности на всех этапах ее индивидуального пути» (12). «Структура личности должна отвечать идее развития» (49).

К. А. Абульханова–Славская на базе идей гуманистической психологии ввела в психологию развития даже принцип жизнедеятельности, отражая в нем активную роль человека в собственной судьбе, ну и, конечно, тут же появляются два полюса – жизнь, подчиненная обстоятельствам, шаблонное выполнение социальных ролей, а на другом полюсе – жизнетворчество, с самовыражением, трудом и познанием и т.д. и т.п.

Идея развития личности как навязчивость, как бред преследует практически всех представителей гуманистической психологии. «Развитие личности достигается только упорным кропотливым трудом, сосредоточенностью, умением взять себя в руки, сконцентрировать свое внимание, – пишет Фромм, – У человека всегда есть две реальные возможности: либо остановиться в своем развитии и превратиться в порочное существо, либо полностью развернуть свои способности и превратиться в творца» (156). Чем–то подобным уже занимался в свое время Барон Мюнхгаузен, увязнув со своей лошадью в болоте.

Однако не будем излишне строгими. Существуют и вполне трезвые точки зрения. «Для всех животных, включая и антропоидов, – пишет Н. А. Тих, – содержанием индивидуального развития является воспроизведение вида. В пределах своих границ – от рождения до смерти – индивид осуществляет более или менее важные функции, но главной из них является функция воспроизведения себе подобных. Все остальные функции представляют собой лишь средства или условия, обеспечивающие выполнение этой функции» (116).

Как тут не вспомнить Шопенгауэра с его «однажды познанной истиной». Писал ведь он, что «только род – вот чем дорожит природа и о сохранении чего она печется со всей серьезностью. Индивид же не имеет для нее никакой ценности и не может ее иметь... Он не только подвержен гибели от тысячи случайностей, но уже изначально обречен на нее и самой природой влечется к ней с того момента, как послужит сохранению рода» (209). Желает ли кто–то прислушаться к его словам. «Шопенгауэр – представитель пессимистической философии», «Шопенгауэр – мизантроп» – вот что по заслугам получил этот великий мыслитель от благодарного человечества.

Человек после 30 лет, бессознательно чувствуя свою ненужность и исчерпанность, постепенно впадает в тоску и единственным его утешением является мысль, что может быть, если он не нужен природе, он нужен богу? «Как могу я заслужить его любовь? Может быть, я должен отказаться ради него не только от знаний, но и от природы?» – спрашивает себя инволюционирующая личность. Именно поэтому в любой религии последних тысячелетий так много ненависти к природной сущности человека. В какой–то степени все это связано именно с увеличением продолжительности жизни человека. Когда продолжительность жизни составляла 25–30 лет, человек умирал в расцвете, он любил жизнь, и религии его были земными. Самым дорогим для человека была жизнь и ее, как самое ценное, он жертвовал своим богам. В религиях последних тысячелетий самое дорогое для человека – смерть. Какая религия может быть более показательной в этом отношении, нежели христианство. В христианстве ненавидится все, что связано с телом, полом, размножением, продолжением жизни. Не случайно монахиням совершают постриг – ведь волосы – это символ жизни, то, что растет быстрее всего. Все эти «покаянные хоры девственниц», святые мощи... В конце концов, какое удовольствие носить на шее две тысячи лет тому назад умершего мужчину?

Как нужно относиться к жене, чтобы писать, что «совокупление есть вульгаризация брака». Это Лосев. Бедная Тахо–Годи. Жалкая монашка, которой так восхищается Лосев, ему дороже: «милое, родное, вечное в этом исхудалом и тонком теле, в этих сухих и несмелых косточках,.. близкое, светлое, чистое, родное–родное, простое, глубокое, ясное, вселенское, умное, подвижническое, благоуханное, наивное, материнское – в этой впалой груди, в усталых глазах, в слабом и хрупком теле, в черном и длинном одеянии, которое уже одно, само по себе, вливает в оглушенную и оцепеневшую душу умиление и утешение...» (84). Материнское – во впалой груди и исхудалом теле? Какой ужас. Прости меня, Господи.

К сожалению, в последние десятилетия научная психология сильно пострадала от прямой агрессии религиозного мировоззрения под маской гуманистической психологии. Эта «пятая колонна» третьей волной в последнее время наступает с такой скоростью, что скоро труды Дарвина, Сеченова, Павлова будут сжигать на площадях. В свое время Главный комитет по делам печати в России уже предписывал «арестовать и подвергнуть судебному преследованию» книгу И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» как «ведущую к развращению нравов». Я могу привести конкретные примеры как «развращение нравов» происходит буквально на наших глазах.

Существует программа «Обновление гуманитарного образования в России», осуществляемая Государственным комитетом Российской Федерации по высшему образованию и Международным фондом «Культурная инициатива». Спонсором программы является Джордж Сорос.

В каком же направлении идет это обновление «гуманитарного образования» и в частности «обновление» российской психологии? В направлении неприкрытой, откровенной, агрессивной религиозной экспансии, причем преподносится все это как великое достижение отечественной психологии.

Откройте учебник 1994 года для студентов старших курсов, аспирантов и преподавателей философских и психологических факультетов университетов: «Человек развивающийся. Очерки российской психологии» двух авторов: Зинченко В. П. и Моргунова Е. Б. (56).

В каком направлении авторам мыслится обновление российской психологии? Предметом «серьезных научных размышлений и исследований» становятся в первом ряду: «Духосфера, Духовная вертикаль, Духопроводность, Духовная субстанция, Духовное материнство, Духовное лоно, Духовная близость, Духовные потенции, Духовный организм, Духовная конституция, Духовный генофонд, Духовная установка, Духовный фон, Духовное начало, Духовное производство, Духовная опора, Духовные устои, Духовная ситуация, Духовное зеркало, Духовный облик, Духовное здоровье, Духовное равновесие, Духовное единство, Духовное измерение, Духовная красота, Духовный взор, глаз духовный, Духовный нерв, Духовный свет, Духовное обоняние, Духовная жажда, Духовный поиск, Духовное руководство, Духовные способности, Деятельность Духа, Духовное оборудование, Духовная мастерская, Духовный уклад, Духовные упражнения, Сила Духа, Духовное развитие, Духовный рост, Духовное общение, Духовный подвиг, Духовный расцвет, Духовное наследие, Памятник Духа, Духовное царствие, память Духа, Печать Духа, Духовная щедрость, Духовная родина, Духовное самоопределение, Духовное самоотречение, Духовная аскеза, Духовное величие, Духовное бытие, Духовная жизнь...»

Ну и там второй ряд: «духовная слабость, духовная смерть...» и т.д. и т.п. Как я понимаю теперь тещу Игоря Губермана, которая говорила, что ей приятнее десять раз услышать слово «жопа», чем один раз слово «духовность». И кто все это пишет? В. П. Зинченко! Тот самый, который еще вчера грозил «большой социальной ответственностью» (что это такое в то время хорошо знали) психологам за «циркуляцию в общественном сознании идей, искаженно отражающих природу человека и ведущих к отрицательным социально–политическим последствиям» (55).

К сожалению, не лучше обстоит дело и в российской философии. Издание трудов русских религиозных философов настолько поразило отечественную «интеллигенцию» глубиной своего содержания и фундаментальностью, эпичностью, даже космологичностью мышления, что она как малый ребенок пошла за большим дядей, напрочь забросив все свои материалистические погремушки.

Из современных философов в большом фаворе Мамардашвили, который в результате своих исследований пришел к выводу, что сознание локализуется не в голове, а между головами.

Дуализм, дихотомия души и тела, противопоставление физического, физиологического и психического, психологического, богословские споры о Душе и Плоти, все это также интересно как и старо. Я сам очень люблю русских религиозных философов за их восторженность, детскую непосредственность, какую–то исключительно милую наивность. Я очень люблю Соловьева и Бердяева, Франка и Булгакова, Ильина и Шпета, я обожаю Лосева в его академической шапочке с партитурой в руках размышляющего о Вагнере, и я нисколько не против Веры, но до тех пор, пока эта Вера не начинает заявлять свои права на меня и на то дело, которым я занимаюсь.

Давайте поставим все точки над «i». Там где есть Вера – нет Науки. Ученый имеет право доверять, но верить – это, пожалуйста, в храм божий. Как это понимать, когда психолог пишет: оптимистическая традиция Маслоу, Мэя, Роджерса, Фромма «основана на вере в конструктивное, активное, созидающее и творческое начало человеческой природы, на его изначальной моральности и доброте, его альтруистической и коллективистической направленности» (67). Какая такая вера, позвольте спросить? Какое такое «идеальное пространство личностного развития, личностного роста» (49)?

Вера разрушает Знания, а Знания разрушают Веру. Более того, там где есть Вера, нет места Знаниям, а там, где есть Знания, нет места Вере. В этом нет ничего странного, страшного, трагичного, ужасного и, вообще, плохого. Это просто так. Ребенку и подростку нужны Знания, старикам нужна Вера. Зрелые люди более или менее удачно сочетают в себе и то и другое, но сами по себе Знание и Вера несовместимы. Не может быть предмет Веры предметом науки. Не может наука заниматься Духосферами, да еще ставить все это как перспективу российской психологии – зачем же позориться. Так мы скоро начнем использовать математический анализ для подсчета количества чертей на острие иглы. Есть монастыри, есть кельи – там вам и Духовный подвиг и Духовное развитие, и сухие косточки и впалая грудь.

И есть психология – наука, которая изучает среди прочего и психологические причины и механизмы Веры (вспомним Фрейда), но никак не атрибуты Веры. И для Веры в этом нет ничего обидного. Психология может изучать, к примеру, либидозную подоплеку творчества, но категории искусства (прекрасное, ужасное, трагичное, комичное, возвышенное и т.д.) – предмет эстетики, а не психологии. Есть психология искусства, которая не собирается отменять эстетику. Есть эстетика самоубийства, которая не собирается отменять суицидологию.

Если для религии дихотомия души и тела – первичный принцип, обеспечивающий веру в возможность посмертного возрождения, то для психологии такой дихотомии не существует. Психическая деятельность – есть функция высокоорганизованной материи, головного мозга и подчиняется в своих динамических, если не содержательных аспектах, онтогенезу. «Мы являемся организмами, мы не имеем организма, – писал Ф. Перлз, – мы являемся здоровым единством» (199). Стареет организм – стареет личность. Умирает организм – умирает личность.