Взаимоотношения с Россией в XVII веке

В XVII в. главным опорным пунктом для осуществления политики русского правительства на Кавказе оставался Терский город в устье Tepeка Сунженский острог возобновлялся два раза - в 1635 и 1651 гг., но, как и в первый, так и во второй раз, на короткие сроки. Кре­пость в устье Терека была расположена на значительном расстоянии от Северо-Западного Кавказа и не могла оказывать су­щественного влияния на положение западноадыгских и абазин­ских племен. Иным было положение кабардинцев, сношения ко­торых с Терским городом были повседневными. Постоянно по­являлись кабардинские посольства и в Москве, где служили и занимали влиятельные посты многие князья Черкасские, выехав­шие служить на Русь. Правда, междоусобия кабардинских фео­далов вели к тому, что в течение ХУП в. не все кабардинские феодальные владения сохраняли непрерывно русское поддан­ство. Не раз по просьбе того или иного феодала русские отряды из Терского города ходили на его «недругов», искавших помощь на стороне. Русское влияние сталкивалось в Кабарде с крымско-турецким. Крымские ханы не только стремились поддерживать родственные связи с кабардинскими князьями, но добивались обращения, если не всей Кабарды, что в условиях ХVП в. было уже невозможно, то части кабардинцев в данников. Для сбора дани - ясака - приходили в Кабарду крымские военные отряды. В первые десятилетия ХVП в. во время ирано-турецкой войны пытались, но безуспешно, распространить свое влияние на Северный Кавказ и шахи Ирана.

В XVI в. наиболее влиятельными среди кабардинских феодалов были Айдарович Темрюк и его потомки. В ХVП в. положе­ние изменилось: самой многолюдной и сильной стала так назы­ваемая Казыева Кабарда, западное владение, расположенное в Кабарде по Малке и Баксану. Русское правительство понимало значение Казыевой Кабарды и принимало меры к тому, чтобы обеспечить подданство этой части Кабарды.

Как в XVI, так и в ХVII веке одной из задач русского правительства было вовлечение кабардинских отрядов в военные действия русских войск, начавшиеся в 30-е и 40-е годы XVII века, особенно против Крыма, и в период русско-турецкой войны за Украину в 70 – 80-х годах.

В ХVI1 в. наряду с политическими, развивались и экономические связи Кабарды с Россией. Кабардинские феодалы обычно пользовались посольствами в Москву для доставки туда восточных товаров, получая таможенные льготы при продаже их на Руси. Посольства приво­дили в Москву породистых коней; взамен послов одаривали ме­хами, кубками дорогими_ одеждами; адыгам давали разрешение на покупку оружия в московских торговых рядах. Иной харак­тер имели экономические связи местного северокавказского населения с Терским городком. Он был не только русской крепостью; под его деревянными стенами возникли многолюдные не­русские слободы, в том числе Черкасская, где жили служившие в Терском городе кабардинские князья со своими дружинами и зависимыми от них людьми. Сюда постоянно приезжали по де­лам и жители кабардинских селений. В Терском городе были гостиные дворы для восточных купцов и русские торговые ряды. Русские купцы привозили на Терек, главным образом, изделия кустарной промышленности: холст, мыло, выделанные кожи, ме­таллические, деревянные изделия и изделия Запада.

Везли также пшеничную и ржаную муку, солод, соль. Местные жители приводили в Терский город на продажу лошадей и скот, иногда привозили и хлеб (преимущественно, просо) что выручало гарнизон Тер­ской крепости в тех случаях, когда запаздывала доставка продо­вольствия по волжскому пути.

Среди товаров, которые русские купцы везли из Терского города_в_Астрахань_ и далее на Русь, были «черкасские», т. е. адыгские изделия (епанчи, сабли, луки, стрелы). Поддерживались экономические связи кабардинцев с гребенскими и терскими казаками.

Чаще всего именно при посредничестве Кабарды возникали редкие в XVII в. сношения с Терским городом и русским прави­тельством западноадыгских и абазинских племен.

Рассмотрим сохранившиеся в русских документах XVII в. отрывочные сведения о сношениях западных адыгов и абазин с Россией. В XVII в. абазинские племена были зависимы от кабардинских феодалов. Вот почему абазины нередко участвовали в сношениях кабардинцев с Терским городом. В 1514 г. сюда приехал из Казыевой Кабарды мурза Кул Канукин вместе с абазинским князем Алкашем Кардануковым, братом выехавшего на Москву еще в XVI в. Казыя-Василия Карданукова.

Кул и Алкаш просили терского воеводу дать им русских рат­ных людей на «недругов» Казыя. Просьба эта не могла быть удовлетворена, сказывались последствия интервенции и крестьян­ской войны, и терский воевода не только не мог оказать Казые­вой Кабарде военной помощи, но и дать обычное в таких случа­ях жалованье сукнами, платьями, медом и вином.

Одно из западноадыгских племен, кемиргойцы, пострадало в 1615 г. от набегов крымского хана: хан разрушил семь каба­ков — поселений кемиргойцев. По сведениям 1633 г., на территории кемиргойцев стоял крымский царевич, ханский сын, очевидно, для сбора дани. 3 ию­ля 1634 г. в Терский город приехал из «Кумургейской землицы», т. е. от кемиргойцев, мурза Базрука Канмурзин в сопровождении узденей. 10 июля за ним последовал приехавший из «Абазинской землицы» мурза Кумургука Отлепшукин Ловов (Лоов), также с узденями. Оба принесли перед терским воеводой присягу — шерть Русскому государству, были, по обычаю, пожалованы сукнами и отпущены на родину.

Базрука Канмурзин говорил от имени владельца «Кемиргой-ской землицы» мурзы Мурзабека и просил о возобновлении рус­ского подданства; вспоминая, по-видимому, события 50-х годов XVI в., Базрука ссылался на то, что кемиргойцы и ранее прино­сили присягу — «и то позадавнело». Базрука шертовал «за бра­та своего большова за Мурзабека и за меньшую свою братьею и за всех мурз и узденей и за всех людей Демиргейской землицы». Мурза Кумургука передал просьбу «большого брата» мурзы Цё-ки, который бил челом о подданстве «з братьею своею, 12 чело­век, и со всеми своими абазинскими людьми». Остается неясным, приезжал ли Кумургука только от абазинского племени Лоо или и от других абазинских племен группы таланта.

Следующее известие о сношениях абазин с Терским городом относится к началу 40-х годов. В этом случае абазины выступа­ли вместе с мурзами Казыевой Кабарды, очевидно, как их вас­салы. В мае 1643 г.. при посредничестве служившего в Терском юроде Муцала Сунчалеевича Черкасского, шли переговоры о принесении присяги мурзами Казыевой Кабарды. Для перегово­ров, сначала к «Пяти горам», а затем к р. Куре, выехали кабар­динские мурзы Алегука Шегануков и Ходождука Казыев с мур­зами Ураковой половины Малого Ногая и с абазинскими мурза­ми. Абазины перечислены в русском документе по именам: Ха^ чака-мурза, Янтемир-мурзин. Саралп (или Сарлап) мурза Левов (т. е. Лоов), Казый мурза Доруков, Консох мурза Бийбердеев, Алкас мурза Бегишев и Джаным мурза Бабуков. Первые четыре имени явно связаны с наименованием четырех из шести извест­ных племен абазин — тапантовцев, джантемир, лоо, дударуко, биберди. Джаным мурзу Бабукова, возможно, отнести к абазин­скому племени бабуковцев, известному из более поздних источ­ников. После переговоров на р. Куре, в том же мае 1643 г. Сар­лап мурза Левов приехал вместе с Алегукой и мурзами Малого Ногая в Терский город, где дал шерть в русском подданстве.

В 1645 г., после смерти царя Михаила Федоровича, населе­ние Северного Кавказа приводилось к присяге царю Алексею Михайловичу. Абазины, по-видкмому, дали шерть вместе с Ка­зыевой Кабардой, куда был послан стрелецкий голова, доста­вивший в Терский город «шертовальные книги».

В 1652 г. Алегуку Шеганукова снова вызвали в Терский город для подтверждения присяги, перемены аманата и для вручения присланного из Москвы царского жалованья. С ним опять при­ехал один из абазинских мурз — Янхот мурза Левов (т. е. Лоов) и бесленеевский мурза Кантемир, которые также были приведе­ны к шерти. Племя бесленеевцев, ближайшее из западноадыгских племен к Кабарде, находилось в постоянных сношениях с Казыевой Кабардой, что и объясняет присоединение бесленеевского мурзы к Алегуке в его поездке. Из расспросов выяснилось, что в этом же году к бесленеевцам пришел крымский царевич с ратными людьми, которому хан приказал идти на Терский город, взяв с собой адыгские отряды. Видимо, адыги отказались от это­го предприятия, так как царевич вернулся в Крым, что вызвало гнев хана. Возможно, что приезд мурзы Кантемира в Терский город и его присяга были связаны со стремлением бесленеевцев найти помощь против крымского хана. Русское правительство, со своей стороны, "не раз использова­ло кабардинские отряды из Терского города для походов против Крыма и против крымско-турецких войск на Украине, пыталось привлечь к участию в этих походах и отряды из самой Кабарды. В 1654 г. на подобный призыв мурзы Казыевой Кабарды ответи­ли, что не могут послать ратных людей (в это время в Казыеву Кабарду прибыл крымский отряд для сбора ясака), но обещали сообщать в Терский город о крымских и турецких делах.

В свете этих данных привлекает внимание известие русского документа о том, что в 1662 г. в Астрахань «для великого госу­даря дел» приехал уздень Урус Бисимов, присланный бесленеевским мурзой Татарханом. При отъезде уздень был пожалован «в почесть» красным сукном. Очевидно, привезенные им известия имели значение.

Более поздних сведений о политических связях западных адыгов и абазин с Терским городом в XVII в. не имеется.

В XVI в. сведения о карачаевцах на Русь, видимо, не проникали; в русских документах XVII в. известия о Карачае единичны; политических сношений, судя по делам Посольского приказа, не велось. Но в Терском городе знали о существовании «карачаев» и имели представле­ние о том, какие товары можно к ним возить для обмена. Об этом говорят материалы посольства дьяка Федота Елчина и священника Павла Захарьева в Мингрелию в 1639—1640 гг.

Более подробное знакомство русских с Карачаем относится уже девятнадцатому столетию.

Выше уже не раз упоминалось, какое место в восточной политике России занимали в тот или иной период ногаи. В XVI в. связи русского правительства с Большими Ногаями были устойчивы, между тем как Малая Ногайская орда, кочевавшая вблизи Крыма, находилась под влиянием крымских ханов и турецких султанов. Нередко Малые Ногаи выступали и против адыгских племен русской ориентации.

В XVII в. судьбы различных частей ногайских орд были чрезвычайно сложными, места их кочевий менялись в зависимо­сти от внутренних феодальных столкновений и политической об­становки в степи. Сложны были и их взаимоотношения с русским правительством. Подданство как Малых, так и Больших Ногаев в течение века много раз менялось, их участие в набегах на Русь, крымских ханов и царевичей то создавало угрозу для рус­ских окраин (как это было, например, в начале 1630 г.), то пре­рывалось периодами затишья и мирных сношений. Появление в 1630—1633 гг. в степях за Волгой, а затем и на правой ее сторо­не Калмыков, повело в передвижке Больших Ногаев ближе к Крыму и к Малым Ногаям. В середине 30-х годов Большие и Ма­лые Ногаи перешли на правый берег Дона, что повело к вступле­нию и Больших Ногаев в крымское подданство, к обострению отношений ногаев с донскими казаками. Ханы пытались увести ногаев за Перекоп, с тем, чтобы прочнее удержать их под своей властью. Однако в 40-х годах Большие Ногаи отошли от Крыма и вновь вернулись в русское подданство. Ко второй половине XVII в. ногайцы распались на отдельные части, мало связанные между собой, кочевавшие часто на значительном расстоянии друг от друга в южнорусских степях, около Астрахани, между Волгой и Тереком, и за Тереком, в Прикубанье и за Кубанью. Од­ни из этих ветвей некогда единой Ногайской орды были более тесно связаны с местной администрацией Астрахани и Терской крепости, а также поддерживали с этими городами постоянные экономические сношения, другие меняли ориентацию в зависимо­сти от общей обстановки. В XVII в. началось проникновение но­гайцев как Малой, так и Большой орды и в верховья Кубани, то есть на территорию современной Карачаево-Черкесии. Воево­ды Терского города получали сведения об этих передвижениях, но непосредственных сношений с ногаями, обосновавшимися в бассейне верхней Кубани, не установили.