Коммунистический партизанский отряд

Когда на Украину пришли фашисты, Саша положил на стол «сомольский билет и, встав перед портретом Ленина, произнес гву:

— Клянусь перед собственной совестью, что буду бороться про-
» врага.

Он спрятал билет в карман, к сердцу, и, положив на стол не- чько листов чистой бумаги, стал писать листовки. Он писал: ноши и девушки, не верьте ни одному слову фашистов. Они при-

чтобы поработить наш народ, уничтожить нашу культуру, Вратить нас в бессловесных скотов. Идите в партизанские от-

переходите линию фронта, вставайте в ряды Красной Армии.

>жайте фашистов — кровавых собак. Да здравствует наша гская Родина! Смерть фашизму!»

Листовки он подписывал: «Коммунистический партизанский отряд».

Ночью Саша расклеивал листовки на стены хат. Одну листовку приклеил к школьному забору, где разместился немецкий штаб.

А утром Сашу арестовали полицейские. Привели в штаб. Офицер с удивлением посмотрел на Сашу и спросил у сельского старосты:

— Сколько ему лет?

— Четырнадцать, — ответил староста, бывший владелец мель­
ницы. — Сам видел, как он клеил листовки.

Офицер подошел к Саше и, похлопав по плечу, сказал:

— Конечно, никакого партизанского отряда нет, ведь так, маль­
чик? Это ты сам по глупости написал листовки и расклеил их, ведь
так, мальчик? Скажи правду, и я отпущу тебя на свободу.

Саша молчал.

— Говори, есть партизанский отряд или нет?

—. Есть, — ответил Саша и стал смотреть фашисту в глаза.

— Что, что? — тихо спросил офицер, не веря своим ушам. —
Значит, действительно отряд есть? Скажи, где же он? Кто им руко­
водит? Скажи — и сразу же отпущу на свободу.

— Ничего я не скажу.

— Почему?

— Потому что я коммунист. Я ненавижу вас, фашистов.

Офицер побагровел от ярости. Он позвал палачей-гестапов­цев, и они долго мучили Сашу: били его, загоняли иглы под ногти, жгли пальцы.

Саша молчал. Каждый раз, когда фашист спрашивал: где же, где руководитель отряда? — тихо отвечал:

■— Я ничего не скажу вам. Я ненавижу вас.

Офицер приказал привести мать Саши, оставить ее с сыном на­едине.

Рыдая, целуя измученного сына, мать шептала:

— Саша, зачем же ты говоришь об отряде? Ведь нет же, нет ни
отряда, ни командира.

— Мама, они и так убьют меня. А об отряде и командире я гово­
рю потому... что это мое оружие... Чем же я буду сражаться, если
у меня не будет и этого оружия? Они боятся коммунистов, боятся
партизан. Так пусть же они боятся меня, а не я их.

Мать обняла сына, поцеловала его и, рыдая, попрощалась с ним.

Фашисты согнали жителей села, привели окровавленного, полу­живого Сашу и, повесив ему на грудь дощечку с надписью «парти­зан», расстреляли.

В ту же ночь на фашистский штаб напали партизаны. Они уби­ли офицера и семерых солдат. На дверях штаба осталась прикле­енная листовка. На ней крупными буквами было написано: «Ком­мунистический партизанский отряд есть! Смерть фашизму!»

Я жил ненавистью к врагу

В июне 1941 года деду Юхиму исполнилось девяносто девять лет. Его поздравили с днем рождения сын Остап и внуки.

После именин дед Юхим почувствовал себя плохо и сказал сыну ■и внукам:

— Отжил я свое. Пора готовиться к вечному покою.

И слег в постель. Ничего не ел, а когда ему говорили: «Что это вы, дедушка, лодырничаете, вставайте, вам еще жить да жить...» — он грустно улыбался и тихо шептал:

— Род мой живет, семь внуков — как дубки широкоплечие...
Все счастливы... в самый раз спокойно умереть.

Но тут началась война. Загрохотали пушки. В село пришли немцы.

Ночью к деду Юхиму пришел сын его Остап. Пришел попро­щаться.

— Прощайте, — говорит, — батьку, может быть, не увидимся
больше...

— Нет, не будем прощаться! — сказал дед Юхим и поднялся
с постели. — Теперь я не могу умереть. Я буду бороться с врагом.

— Как же вы будете бороться, батьку? — спросил сын. —
Ведь сто лет вам скоро...

— Я буду ненавидеть врага, — сказал дед, поцеловав сына. —
А ты бери винтовку и говори с фашистами пулей.

Дед Юхим оделся, вышел на двор, сел на лавочке у забора. Так и сидел он на лавочке три года, пока немцев не прогнали с нашей земли. Мимо столетнего старика проходили люди — солдаты, женщины и дети, старики и подростки, инвалиды. И у всех, кто хоть раз посмотрел в глаза деду Юхиму и встретился с ним взглядом, сердце начинало биться учащенно и пальцы сжимались | в кулаки. Потому что все видели в глазах у старика горячую, не-| угасимую ненависть к врагу- А если встречался со взглядом деда Юхима тот, ктб потерял веру в нашу победу, то даже и в его угасших глазах вспыхивали огоньки веры в неисчерпаемые силы Родины, ее непобедимость.

По всей округе разнеслась весть: в селе Ивановке на Днепре Живет столетний старик — живая ненависть к фашистам. У него,! говорила народная молва, и сердце бьется лишь потому, что он любит Родину и ненавидит врага.

Но вот с востока загремели пушки, заполыхали зарницы, [Пришла родная Красная Армия, прогнала врага.

Вернулся в родное село Остап, сын Юхима, с автоматом через |Илечо и с Красной Звездой на груди.

Дед Юхим опять лежал в постели. Остап поцеловал отца и просил:

— Ну, как вы жили, батьку?

— Воевал. Мое оружие — ненависть к врагу, — ответил дед.

— Но теперь мы возвратились, теперь жить вам да жить, — го­
ворил Остап, и из его глаз капали слезы.

— Нет, сын мой, теперь родная земля в безопасности. Теперь
можно и умирать.

Девочка, которая не аплодировала

Это было через три года после войны.

Приехал к нам в школу старый немецкий коммунист. В годы фашизма он был заключен в тюрьму. Когда Советская Армия раз­громила фашистов, коммунист стал управлять заводом, который принадлежал теперь немецким рабочим.

И вот он приехал к нам в Советский Союз. Его дружелюбно принимали на фабриках и заводах. Попросил немецкий коммунист: «Разрешите побывать в школе, хочу с детьми встретиться».

Мы приготовились к встрече: построились на школьном дворе, принесли цветы. Все мы знали, что приедет наш друг — коммунист. Но всем нам было как-то не по себе: ведь он немец, а немцы при­несли на нашу землю горе, смерть, страдания. Вот стоит малень­кая второклассница Майя. У нее нет.обеих рук. Когда Майе было три года, через наше село проходил фронт. Мама бежала с Майей на руках. Фашист бросил гранату, маму убило, а Майе оторвало обе руки...

Теперь Майя стоит в первом ряду... •

Когда к нашему строю приблизился старый немецкий комму­нист, все стали аплодировать. Он шел — седой, стройный человек,, смотрел нам в глаза и улыбался. Его улыбка казалась нам грустной. Подойдя к Майе, он остановился. Она не аплодировала, и, может быть, это бросилось ему в глаза.

Он увидел обрубки рук и, склонив голову, опустился перед девочкой на колени. Нас было во дворе шестьсот человек, но стало так тихо, что мы слышали жужжание пчел в цветущих вишнях.

Он встал перед Майей на колени, осторожно взял обеими ру­ками один обрубок ее руки и поцеловал. Мы услышали его слова:

— Прости, девочка... Искалечили тебя фашисты, но не немецкий
народ-
Майя стояла величественная и гордая. С тех пор, когда я слышу

слово «Родина», я вижу Майю в то мгновение.