Тема 4. Культура полемики, спора, дискуссии

- Нельзя не верить потерпевшему, - говорит обвинитель, - ибо невозможно измыслить столь чудовищное обвинение.

- Невозможно, согласен, - возражает защитник, - но если невозможно измыслить, как же можно было совершить?

№1***

Эватл обучался у Протагора искусству спора. По соглашению между учителем и учеником Эватл должен был оплатить свое обучение после первого выигранного им судебного процесса. После окончания обучения прошел год. В течение этого года Эватл не участвовал в судебных процессах. Протагор стал проявлять нетерпение. Он предложил Эватлу внести плату за обучение. Эватл отказался. Тогда Протагор сказал: "Если ты не внесешь плату, то я обращусь в суд. Если суд вынесет решение, что ты должен платить, то ты оплатишь по решению суда. Если суд вынесет решение "не платить", то ты выиграешь свой первый процесс и оплатишь обучение по договору".

Как бы Вы ответили на месте Эватла, как известно, в совершенстве овладевшего искусством спора?

Известно, что немецкий философ и математик Г. Лейбниц в докторской диссертации "Исследование о запутанных казусах в праве", исходя из здравого смысла, представил свой вариант разрешения тяжбы Протагора и Эватла.

Каково на Ваш взгляд, должно быть правильное разрешение данного спора?

Ответ Эватла и решение, предложенное Г. Лейбницем представлены в Приложении ____

№2***

Сравните два возражения адвоката, высказанные в ходе судебного разбирательства на ходатайство прокурора об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу:

1). "В ходатайстве прокурора явно отсутствует фактический мотив для изменения меры пресечения. Ходатайство не содержит очевидных доказательств, что если мой подзащитный останется на свободе, то он скроется. Поэтому я не согласен с позицией прокурора об изменении меры пресечения".

2). "Должен заметить, что, требуя изменить меру пресечения, прокурор проявляет явный субъективизм, он не пожелал даже вникнуть в суть сложившейся ситуации. Ему абсолютно безразлично, что на руках у моего подзащитного двое малолетних детей. Это ни что иное, как проявление бездушия. А те опасности, о которых пытался он говорить, взяты с потолка, придуманы, если учитывать личность подзащитного. Прокурор, опять же в силу бездушия, не учел это важное обстоятельство".

(См.: Панасюк А. Разрешение конфликтных ситуаций: стратегия и тактика судьи. // Российская юстиция. - 1997. - №5. - С. 52.).

В чем принципиальное различие между приведенными высказываниями? Оцените их с точки зрения соблюдения профессиональной этики.

№3***

Профессор Л.Е. Владимиров писал: "... судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и законе".

Он же советовал адвокатам помнить, что "судебный бой не есть академический спор и здесь целесообразно быть односторонним и пристрастным", из чего рекомендовал защитникам: "... будьте постоянно и неуклонно несправедливы к обвинителю... Рвите речь противника в клочки и клочки эти с хохотом бросайте на ветер. Противник должен быть уничтожен весь, без остатка... Нужно осмеять соображения обвинителя, осмеивайте их! Будьте беспощадны. Придирайтесь к слову, к описке, к ошибке в слове... Это ведь не умственный диспут, а потасовка словами и доводами, потасовка грубая, как сама общественная жизнь людей."

(См.: Владимиров Л.Е. Пособие для уголовной защиты. - СПб., 1911. -С. 169).

Сравните оба высказывания. Насколько они согласованы, нет ли между ними противоречий? Обоснуйте ответ примерами из приведенных цитат.

№4***

"Что здесь может сказать Грузенберг? Мне он кажется совершенно подавленным. Он поник головой. Он мертвенно бледен, он встает. И после крика этого самого прокурора его голос кажется таким тихим и даже чуть-чуть виноватым. Он совсем-совсем негромким, мечтательным голосом говорит, обращаясь к суду:

- Представьте себе, что я... ну, хотя бы вот на этой стене... рисую... предположим, осла. А какой-нибудь прохожий ни с того ни с сего заявляет: это прокурор Камышинский.

Кто оскорбляет прокурора? Я ли, рисуя осла, или тот прохожий, который позволяет себе утверждать, будто в моем простодушном рисунке он видит почему-то черты... уважаемого судебного деятеля? Дело ясное: конечно прохожий. То же происходит и здесь. Что делает мой подзащитный? Он рисует осла, дегенерата, пигмея. А Петр Константинович Камышанский имеет смелость утверждать всенародно, будто это священная особа Его Императорского Величества, ныне благополучно царствующего государя императора Николая Второго. Пусть он повторит эти слова, и мы будем вынуждены привлечь его, прокурора, к ответственности, применить к нему, прокурору, грязную 129-ю статью, карающую за оскорбление Его Величества!

Вот когда пригодилась Грузенбергу его импозантная внешность! Выпятив крахмальную грудь, глядя сверху вниз на прокурора, он допрашивает его, как подсудимого: "Итак, вы утверждаете, что здесь, на этой картинке, изображен государь император и что в этих издевательских стишках говорится о нем? И вот в этой заметке тоже?." Вопросы сыплются один за другим. Прокурор растерянно мигает подслеповатыми глазками и не отвечает ни слова. Победа Оскару Осиповичу обеспечена".

(К.И. Чуковский Живой как жизнь. - М., 1963. - С. 309-310).

Оцените допустимость с этической точки зрения позицию защитника.

№5***

"Восьмидесятые годы прошлого столетия... В Таганроге возбуждено дело против некоего Вильяно - молодого контрабандиста. Ему грозят три месяца тюрьмы и штраф за контрабанду - двенадцать миллионов рублей - все его состояние...

Вот уже начал обвинительную речь прокурор.

- Господа судьи, господа присяжные заседатели, - заметно волнуясь, сказал он, - доказано ли, что подсудимый Вальяно систематически перевозил на турецких фелюгах ценную контрабанду? Да, доказано!

В дальнейшем прокурор исчерпывающе обосновал этот решающий тезис обвинения. Надо было отдать ему справедливость - его трехчасовая речь выглядела как хорошо построенная теорема: а) груз прибывал в адрес Вальяно; Б) не оплаченный сборами груз перегружали на фелюги; в) груз на фелюгах подвозился к подкопу в дом Вальяно. Значит, Вальяно - контрабандист. Теорема доказана, садитесь, подсудимый, на три месяца в тюрьму и выкладывайте на стол двенадцать миллионов рублей. Присяжные внимательно и с явным сочувствием слушали обвинителя. А трое подкупленных являли вид неподкупности. Зритель, напрактиковавшийся в предугадывании решений присяжных, мог бы на этот раз не слишком напрягать свой талант: будущий обвинительный вердикт был написан на посуровевших лицах заседателей.

- Слово предоставляется защитнику подсудимого Вильяно, господину Пассоверу!

Председатель с опаской покосился на "этого выжившего из ума старичка": может быть, он на этот раз смолчит?

Но нет! Пассовер поднялся, едва видимый за высоким пюпитром. Фалдочки фрака смешно свисали с его чересчур низкой талии.

У "старичка" неожиданно оказался звучный, как у певца, поставленный голос, сразу заставляющий слушателей насторожиться. Впрочем, по сравнению с прокурором защитник был необычайно краток. Говорил он минут пять-шесть, не больше:

- Вильяно ввозил товары, не оплаченные сборами на турецких фелюгах? Да, господин прокурор это блистательно доказал, и я, защитник, опровергать эти действия подсудимого не собираюсь. Но составляют ли эти действия преступление контрабанды, вот в чем вопрос, господа судьи и господа присяжные!

Тут Пассовер сделал чисто сценическую паузу "торможения", и все, затаив дыхание, замерли. Прокурор заметно побледнел. Пассовер поднял глаза к потолку и, точно читая на пыльной лепке ему одному видимые письмена, процитировал наизусть разъяснение судебного департамента сената с исчерпывающим перечислением всех видов морской контрабанды: лодки, баркасы, плоты, шлюпки, яхты, спасательные катера.

Упоминались в качестве средств для перевозки контрабанды даже спасательные пояса и обломки кораблекрушения, даже пустые бочки из-под рома, но о турецких плоскодонных фелюгах не упоминалось.

- Между тем, господа судьи и господа присяжные, - с вежливым вздохом по адресу обомлевшего прокурора сказал затем Пассовер, - вам хорошо известно, что разъяснения правительствующего сената носят исчерпывающий характер, да, именно исчерпывающий характер и распространительному толкованию не подлежат. А потому...

Он чуть- чуть повысил голос.

-... поскольку подсудимый Вальяно перевозил свои грузы, на чем особенно настаивал господин прокурор, именно на турецких фелюгах, а не в бочках из-под рома, например, в его действиях нет, с точки зрения разъяснения сената, признаков преступления морской контрабанды, и он подлежит оправданию.

Перед тем, как сесть, Пассовер в наступившей мертвой тишине добавил совсем смиренно:

- А если бы вы, господа, - чего я не могу допустить - его не оправдали, ваш приговор все равно будет отменен сенатом, как незаконный и впавший в противоречие с сенатским разъяснением.

- Вам угодно реплику? - спросил прокурора ошеломленный председатель (он чертовски прав, как я мог забыть это разъяснение?!).

Бледное лицо прокурора залилось краской. Он вскочил и почти закричал дрожащим голосом:

- Вильяно - контрабандист! Если бы он им не был, он не мог бы заплатить своему защитнику миллион рублей за защиту!.

В зале ахнули. Миллион рублей? Неслыханная цифра! Пятьдесят тысяч за уголовную защиту считалось огромным, рекордным гонораром, но миллион... Никто никогда не слыхивал о подобном куше. Миллион рублей! Эта цифра оглушила, загипнотизировала весь зал. Председатель суда, уже готовивший в уме "краткое напутственное резюме" присяжным о неизбежности и даже, так сказать, неотвратимости оправдания, вдруг заколебался. Его малоподвижное воображение было захвачено волнующим словом "миллион." "Интересно, если золотом, сколько это будет пудов? Ах, каналья!.."

- Теперь адвокату крышка, - свистящим шепотом сказал соседу сидевший в первом ряду отставной генерал с багровым лицом.

Но видавший виды адвокат держался бодро. Он еще не признал себя побежденным, он уже снова у пюпитра. Позвольте, но что он говорит?

... - Тут прокурор заявил, что я получил за свою защиту миллион рублей, - раздался звонкий и молодой голос адвоката. - По этому поводу я должен сказать...

и - снова пауза. Черт возьми, можно ли так играть на нервах!

-... я должен сказать, что это - сущая правда. Я действительно получил за свою защиту миллион рублей.

В зале пронесся вздох. Многим показалось - они потом клялись в этом друг другу, - что маленький, сухонький старичок, стоявший у пюпитра, вдруг стал расти, расти, и седая голова его с жиденькой бороденкой уже упиралась в потолок. И не голос, а звериный рык потрясал своды судебного зала:

- Да, я получил миллион. Значит, так дорого ценятся мои слова! А теперь посчитаем, сколько же стоят слова прокурора.

Тут Пассовер заговорил ласковой скороговорочкой, как добрый учитель, задающий нарочито легкую задачу, и все вновь увидели, что у пюпитра и в самом деле лишь небольшого роста пожилой человек, кажется, очень добродушный, - и вздохнули свободно.

- В год прокурор получает три тысячи шестьсот рублей, - высчитывал вслух "добродушный" адвокат, - в месяц - триста, стало быть, в день, в том числе и сегодняшний день, - рублей десять. Произносил прокурор свою речь сегодня три часа, сказал за свои десять рублей сорок тысяч слов - сколько же стоит слово прокурора? - Пассовер вытянулся и крикнул:

- Грош цена слову прокурора!"

(См.: Званцев.___ Дело Вальяно).

Оцените поведение участников этого спора.

Правильно ли отреагировал адвокат на выступление прокурора? Как бы Вы поступили на его месте?

Что Вы можете сказать о роли судьи в данной ситуации?

№6***

"В этот раз, - подумал Мэгир, - Дженнифер Паркер сама себя перехитрила".

Жюри было выбрано, и суд приступил к работе. Первым выступил с речью Патрик Мэгир, и Дженнифер вынуждена была признать, что он хорошо подготовился к делу. Он говорил о незавидном положении Конни Гэррет и о многом другом, что планировала сказать Дженнифер. Он старался выбить у нее почву из-под ног. Он рассказал о несчастном случае, упирая на тот факт, что Конни Гэррет сама поскользнулась и водитель был не виноват.

- Истец просит назначить ей компенсацию в пять миллионов долларов. - Мэгир покачал головой. - Пять миллионов долларов! Вы когда-нибудь видели столько денег? Я не видел. У моей фирмы немало состоятельных клиентов, но за всю жизнь я никогда не видел и одного миллиона долларов, даже полмиллиона долларов.

По лицам присяжных можно было судить о том, что они тоже не видели таких денег.

Патрик Мэгир выдержал паузу.

- Конни Гэррет не пришла в этот зал суда, потому что ей стыдно смотреть вам в глаза. Ведь она знает, что поступает аморально. Что ж, мы оставим ее с пустыми руками, чтобы другим неповадно было делать подобные вещи. Человек сам должен отвечать за свои поступки.

Дженнифер встала и подошла к присяжным. Вглядываясь в их лица, она пыталась определить, какое впечатление произвела на них речь Патрика Мэгира.

- Мой уважаемый коллега сказал, что Конни Гэррет не будет присутствовать на суде. Это действительно так. - Дженнифер указала на пустующий стул за столом обвинения. - Здесь должна была сидеть Конни Гэррет. Но не на стуле, а на специальном кресле для инвалидов. Она прикована к нему до конца своих дней. Конни Гэррет не появится здесь, но у вас будет возможность встретиться с ней и узнать ее, как узнала ее я.

На лице Патрика Мэгира появилось удивление. Наклонившись, он что-то прошептал на ухо одному из своих помощников.

- Слушая, как красноречиво говорил мистер Мэгир, - продолжала Дженнифер, - я была тронута до глубины души. У меня сердце кровью обливалось из сочувствия компании с миллиардными доходами, на которую подло напала двадцатичетырехлетняя женщина без рук и без ног. Та самая, которая сидит сейчас дома, алчно ожидая, когда ей объявят по телефону, что она стала богатой. - Дженнифер понизила голос. - Для чего ей нужно это богатство? Чтобы украшать бриллиантовыми кольцами руки, которых у нее нет? Чтобы покупать танцевальные туфли для ног, которых у нее нет? Купить шикарное платье, которое она не сможет надеть? "Ролс-ройс", чтобы ездить на вечеринки, куда ее не приглашают? Вы только подумайте, сколько удовольствий ей принесут эти деньги.

Дженнифер говорила тихо и спокойно, внимательно глядя на лица присяжных.

- Мистер Мэгир никогда не видел пять миллионов наличными. Я тоже. Но вот что я хочу вам сказать. Если бы я вам сейчас предложила пять миллионов наличными, потребовав взамен отрезать у вас руки и ноги, сумма показалась бы вам не такой уж большой. Суть дела крайне проста, - объяснила Дженнифер. - В прошлый раз истица проиграла процесс, потому что защита компании, зная о неполадках в тормозной системе их грузовиков, скрыла этот факт. Они действуют вразрез с законом. Это дало возможность снова возбудить против них дело. Согласно последнему правительственному расследованию, основными причинами аварий у грузовиков являются неполадки в рулевом управлении, тормозной системе и шасси. Я хочу привести некоторые цифры...

Патрик Мэгир посмотрел на лица присяжных. Как только Дженнифер стала приводить статистические выкладки, они потеряли всякий интерес. Теперь речь шла уже не об искалеченной женщине, а о грузовиках, тормозном пути, дефектах тормозной системы. Присяжным стало скучно.

Посмотрев на Дженнифер, Мэгир подумал: "Она не такая уж умная". Если бы Мэгир защищал интересы Конни Гэррет, он не стал бы вдаваться в технические детали, а попытался бы сыграть на жалости. Дженнифер делала все наоборот.

Патрик Мэгин откинулся в кресле и расслабился.

Дженнифер подошла к судье.

- Ваша честь, с разрешения суда я хотела бы представить некоторые вещественные доказательства.

- Какие доказательства? - спросил судья Силверман.

- Когда начался суд, я пообещала присяжным, что они увидят Конни Гэррет. Раз она сама не может сюда прийти, я бы хотела, чтобы они увидели ее изображение на пленке.

Мэгир встал, лихорадочно соображая.

- О каком изображении идет речь?

- Мы сделали несколько снимков у нее дома, - сказала Дженнифер.

Патрику Мэгиру не хотелось, чтобы в деле фигурировали снимки, но, с другой стороны, фотографии не будут таким сильным эмоциональным фактором, как само присутствие Конни Гэррет.

- Конечно, покажите эти снимки, - великодушно согласился он.

- Спасибо.

Дженнифер кивнула Дэну Мартину. Два человека, сидевшие в заднем ряду, прошли вперед, неся в руках небольшой экран и кинопроектор.

- Подождите! Что это такое? - изумленно спросил Мэгир.

- Пленка, которую вы позволиле мне показать, - невинным голосом ответила Дженнифер.

Патрик Мэгир стоял, задыхаясь от ярости. Дженнифер ничего не говорила о кинопленке. Но протестовать было уже поздно.

Дженнифер установила экран таким образом, чтобы хорошо было видно судьям и присяжным.

В течение следующих тридцати минут в зале была мертвая тишина. Дженнифер наняла профессионального оператора и режиссера, специализировавшегося на рекламных роликах, чтобы они сняли этот фильм. Они засняли один день из жизни Конни Гэррет, и фильм поражал своей ужасающей реальностью. Было показано, как молодую симпатичную женщину без рук и без ног поднимали утром с постели, несли в туалет, мыли, как маленького ребенка, одевали, кормили... Дженнифер не раз видела эту пленку, но и теперь у нее встал комок в горле, а глаза наполнились слезами. Она знала, что такое же впечатление фильм должен произвести на судью, присяжных и зрителей в зале.

Присяжные совещались уже более десяти часов, и с каждым часом уверенность Дженнифер становилась все меньше и меньше. Она полагала, что присяжные сразу же огласят свое решение. если бы фильм подействовал на них, на это им понадобилось бы не более часа.

За несколько минут до полуночи присяжные передали судье Силверману записку. Прочитав ее, судья поднял голову.

- Пусть обе стороны подойдут к судейскому месту.

Кода Дженнифер Паркер и патрик Мэгир подошли к нему, судья Силверман сказал:

- Я хочу довести до вас содержание записки, которую мне передали присяжные. Они интересуются, могут ли они назначить Конни Гэррет большую компенсацию, чем требует ее адвокат.

Через тридцать минут присяжные вернулись в зал заседания. Старшина жюри объявил, что принято решение в пользу истицы. Компенсация за причиненный ущерб устанавливается в сумме шести миллионов долларов.

Это была самая большая компенсация, которую когда-либо выплачивали частному лицу в штате Нью-Йорк.

(С. Шелдон Гнев ангелов).

Оцените с этической точки зрения позицию прокурора.

Какие приемы воздействия были использованы адвокатом?

Возможна ли такая процедура полемики в суде присяжных в нашей стране?