Антимосковский характер реформ

В настоящее время мы переживаем серьезнейший кризис. Снова ломке подвергаются глубинные архетипы национальной психологии. И как всегда в переломные моменты истории, из бездн коллективного бессознательного поднимаются картины сакральной географии, древ­ние фигуры, предопределяющие структуру нашего национального и культурного типа.

В этих условиях Москва не может рассматриваться только как административный центр, как столица в прозаическом, утилитарно-техническом смысле. Ее роль, ее значение, ее символическое содер­жание выходит далеко за рамки прагматики.

Русь снова стоит перед выбором. Какую сакрально-географическую модель избрать? Какой исторический период взять за отправную точ­ку? Какой ориентации придерживаться? К какой модели стремиться?

В начале реформ выбор казался однозначным. Москвоцентризм выглядел как откровенное зло. И социалистические, и национальные тенденции были заклеймлены как "красно-коричневые", как силы ре­акции" и т.д. Доминирующей идеологией стало "западничество", и весь спор велся лишь о том, с какой скоростью встраивать страну в либерально-демократический мир.

При этом реформаторы делились на откровенных радикальных ру­софобов, открыто признававшихся в ненависти ко всему русскому — истории, государственности, культуре — и предлагавших отбросить все ради некритического копирования универсальных, усреднение за­падных образцов, и на умеренных западников, позитивно оценивав­ших романовский период и терпимо относившихся к идее "просвещен­ной монархии". В принципе, обе разновидности реформаторов дей­ствовали в рамках одной и той же парадигмы пространства, в равной степени отвергавшей москвоцентризм.

Иными словами, на уровне сакральной географии и психологии глубин можно сказать, что перестройка и первый этап либеральных реформ носили откровенно антимосковский характер.