Реформа уголовного права в XVIII-XIX ВВ. В странах Западной Европы

XVIII век стал временем еще одной немаловажной рефор­мы — реформы уголовного законодательства и выработ­ки проблем исправительных наказаний. С конца XVII в. облик преступности постепенно менялся: на смену убий­ствам и физически агрессивному поведению приходят правонарушения против собственности; н а место телесных повреждений — кража и мошенничество. Если в XVII в. пре­ступники — «люди изнуренные, голодные, живущие одним моментом, разгневанные: преступники временные», то уже в XVIII в. это «изворотливые, хитрые, расчетливые продув­ные бестии, маргиналы».

Изменилась и сама внутренняя структура преступно­сти: сплоченные и сильные банды «злодеев» (грабители, действовавшие небольшими вооруженными отрядами, шайки контрабандистов, отставные солдаты или дезерти­ры, бродяжничавшие группами) начинают распадаться; преследование их становится более успешным. Чтобы стать незаметнее, они разбиваются на более мелкие груп­пы, действуя меньшими силами и с меньшим риском кро­вопролития. Общее движение уводит криминал от нападе­ния на человека к более или менее прямому расхищению имущества и от массовой преступности — к преступнос­ти, являющейся делом профессионалов.

Начинается ужесточение правосудия на протяжении всего XVIII в. Так, в Англии в начале XIX в. смертным приговором каралось 233 преступления, и 156 из них были добавлены в течение предыдущего столетия; во Франции законодательство о бродяжничестве неоднократно обновлялось и ужесточа­лось: с 1775 по 1790 гг. за кражу продуктов питания были приговорены к каторжным работам 15% осужденных (в 1750-1755 гг.— лишь 5%).

Отношение к преступности на протяжении XVII-XVIII вв. постепенно менялось. Вплоть до начала XVIII в. заметна двусмысленность народного отношения к пре­ступникам. С одной стороны, преступник — особенно кон­трабандист или крестьянин, сбежавший от помещика-лихоимца,— вызывал к себе искреннюю симпатию: его на­сильственные действия рассматривались как прямое продолжение старых классовых битв.

С другой стороны, человек, который под прикрытием допускаемой народом возможности нарушать закон совершал преступления, наносившие ущерб тому же народу (например, нищенствующий бродяга, грабитель или убийца), легко становился предметом особой ненависти: ведь он делал объектом преступления самых обездоленных. Таким образом, вокруг преступника сосуществовали и прославление, и порицание. Поддержка преступника со стороны низов общества зачастую находила сочувствие и в других слоях общества. Терпи­мость к преступлениям тем самым их поощряла.

Однако уже со второй половины XVIII в. процесс на­чал менять свое направление. В связи с общим возраста­нием богатства главной мишенью становится имущество, а мелкое воровство и кражи сменяют контрабанду и воо­руженную борьбу против сборщиков налогов. Основными жертвами при этом становятся крестьяне, фермеры и ре­месленники.

Отсюда вытекал вывод, что наказание преследует две основные цели: отбить у правонарушителя охоту повто­рить преступление и исключить возможность появления подражателей:

1. Наказания должны быть как можно менее произ­вольными. Идеальное наказание должно отражать преступление, за которое оно карает.

2. Наказание должно уменьшать «привлекательность» преступления, делать его «невыгодным» и усиливать ос­нования бояться наказания.

3. Само наказание должно быть растянуто во време­ни, хотя и не должно стать бесконечным.

4. Наказание должно преследовать еще одну важную задачу — заглушить сомнительную славу преступников и положить конец эпопее «великих» преступников, прослав­ляемых народными легендами и бульварной прессой как герои.

Одним из лучших средств наказания почти всегда счи­тались общественные работы, соединявшие коллективную заинтересованность в наказании осужденного и зримый, контролируемый характер наказания. Осужденный, заня­тый на общественных работах, вдвойне полезен: он выпол­няет необходимую обществу работу (строительство зда­ний, ремонт дорог и т. п.) и внедряет в сознание сограж­дан мысль о неотвратимости наказания за совершенное преступление.

Иное дело — место содержания осужденных. Тюремное заключение, по мнению юристов второй половины XVIII в., не могло расцениваться как наказание, так как роль тюрьмы своди­лась к удержанию человека, становясь местом либо вре­менного содержания, либо изоляции нежелательных эле­ментов правящей элиты. Тюрьма также отсутствовала в ряду карательных прак­тик.

Так, французский закон 1670 г. установил следу­ющие меры наказания: смертная казнь, пытка, пожизнен­ная отправка на галеры, пожизненное изгнание, временная отправка на галеры, позорный столб и временное изгнание. Тюрьма использовалась светскими властями лишь в виде исключения, когда отправка на галеры была невозмож­ной — в отношении стариков, женщин, должников. Более того, заключенные должны были оплачивать свое содер­жание в тюрьме.

Однако прежде чем тюрьма стала инструментом наказа­ния и перевоспитания преступников, она явилась инструмен­том изоляции, вначале прокаженных, затем зачумленных, венерических больных, безумцев и, наконец, нищих.

К началу XIX в. складываются три основных модели карательного заключения, прообразом которых стал откры­тый еще в 1596г. амстердамский Распхёйс. Последний первоначально предназначался для нищих и малолетних злоумышленников. В основу его деятельности были поло­жены следущие основные принципы: во-первых, срок наказаний варьировался в зависимости от поведения за­ключенного и мог быть сокращен по усмотрению админи­страции тюрьмы; во-вторых, предусматривался обязатель­ный труд: заключенные работали совместно, а за выпол­ненную работу получали вознаграждение; в-третьих, строгий распорядок дня, система запретов и обязанностей, непрерывный надзор, духовное чтение удерживали заклю­ченных в определенных рамках.

Именно пример Распхёйса дал во второй половине XVIII в. жизнь трем классическим моделям тюрьмы: фламандской, английской и американской.

I. Фламандская модель.

Образцом для фламандской модели считается работ­ный дом в Ренте, где принудительный труд был организо­ван главным образом на экономических принципах. В ос­нове лежало утверждение, что праздность — основная причина большинства преступлений. Предусматри­валась также возможность сокращения наказания при усло­вии хорошего поведения и выполнения работ преступником.

II. Английская модел ь.

К принципу принудительного труда данная модель добавила изоляцию заключенных друг от друга как глав­ное условие исправления. Схему набросал в 1775 г. анг­лийский юрист Дж. Хенуэй, обосновавший ее прежде всего отрицательными доводами: скученность в тюрьме способ­ствует распространению дурных примеров и создает воз­можность побега и сообщничества, да и тюрьма будет слишком похожа на мануфактуру, если позволить заклю­ченным работать вместе. Далее следовали положительные соображения: изоляция «поможет» заключенному углубиться в себя и вновь услышать в недрах своего сознания «голос добра»; работа в одиночестве будет перестраивать одновременно и экономическое, и религиозное сознание индивида, возвращая государству исправившегося человека.

Было решено построить две исправительные тюрьмы, для мужчин и для женщин, где изолированные друг от друга заключенные должны были выполнять «самые раб­ские работы»: полировать мрамор, трепать пеньку, кром­сать ветошь, изготовлять веревки и мешки и т. п. В действи­тельности же была построена только одна исправительная тюрьма, в Глочестере, но и она лишь отчасти соответство­вала первоначальному плану, предоставляя возможность подвергать одиночному заключению только самых опас­ных преступников, для остальных же предусматривалась совместная работа днем и изоляция ночью.

III. Американская («филадельфийская») модель.

Образцом для американской модели стала тюрьма Уолнат Стрит, открытая в 1790 г. в Филадельфии. Здесь предусмат­ривались обязательная работа в цехах, постоянная заня­тость заключенных, финансирование тюрьмы за счет их труда и выплата вознаграждения за труд как средство, обес­печивавшее накопление заключенным некоторой суммы к моменту окончания срока. Одиночное заключе­ние не являлось всеобщим: оно применялось лишь к отдельным заключенным, которые бы в прежние времена по­лучили смертный приговор, и также к тем, кто заслужил особое наказание уже в тюрьме. Предусмат­ривалась возможность сокращения срока наказания и поми­лования заключенных, отличившихся хорошим поведением.

Тюрьма Уол­нат Стрит имела ряд особенностей, характерных только для нее. Во-первых, действовал принцип неразглашения нака­зания. Понятно, что приговор и основания для его выне­сения должны быть известны широкой публике, но нака­зание должно осуществляться тайно и всякие уличные и публичные зрелища здесь должны быть исключены. Во-вторых, важным следствием инспекторского кон­троля стало формирование знаний о преступниках. Одно­временно с каждым новым заключенным администрация тюрьмы получала отчет о совершенном им преступлении и сопутствовавших обстоятельствах, резюме допроса об­виняемого, сведения о его поведении до и после вынесе­ния приговора и т. п. На протяжении всего срока заключе­ния преступник подвергался наблюдению, а его поведение изо дня в день документально фиксировалось для состав­ления мнения о том, заслуживает ли правонарушитель ходатайства о снисхождении или нет. Так, начиная уже с 1797 г., все заключенные делились на четыре класса: первый составили те, кто был пригово­рен к одиночному заключению или совершил серьезные правонарушения в тюрьме; ко второму принадлежали «матерые» преступники, опасные и неустойчивые в своих склонностях, непредсказуемые в поступках; третий класс включал в себя тех, «чей характер и обстоятельства до и после осуждения заставляют заключить, что они не явля­ются закоренелыми преступниками»; наконец, особое от­деление — своего рода испытательный класс для тех, чей характер еще неизвестен. Иными словами, в тюрьме Уолнат Стрит организуется сбор сведений об индивиде, зада­чей которого стало выявление потенциальной опасности, скрывающейся в человеке.