Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Турции в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

28 мая 1928 г.

Меня посетил только что приехавший из Каира египетский посланник*. Он сообщил, что предпринял шагн в пользу установления нормальных экономических отношений с нами. Инициатива была поддержана министром финансов, который внес даже соответствующее предложение в совет министров, но там оно основательно застряло. Посланник объясняет это боязнью правительства осложнить свои отношения с Англией. Он полагает, что усиление закупок хлопка может ускорить разрешение вопроса. Я ему сказал, что отсутствие спокойной базы как раз и препятствует закупкам**. Посланник предсказывает скорое падение египетского кабинета. К власти, вероятно, придут либералы.

Губернатор Кабула ведет в Каире переговоры о заключении афгано-египетского договора о дружбе***.

Суриц

Печат. по арх.

* См. док. № 36, 153. ** См. также док. № 231, 293.

*** См. сб. «Международная политика в 1928 году...», М., 1929, стр. 185—186.


191. Запись беседы члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Посланником Польши в СССР Пате ко м

29 мая 1928 г.

Согласно моего предложения, утвержденного опросом Коллегии, я вызвал Патека для того, чтобы переговорить с ним о положении, создавшемся вследствие отсутствия ноты польского правительства и последних его мер в связи с процессом Войцеховского.

Я напомнил Патеку его двукратные обращения ко мне после покушения Войцеховского с просьбой повлиять на то, чтобы в интересах скорейшего улажения нового конфликта наше правительство не выдвигало конкретных жестких требований, которые могли бы быть истолкованы в Польше как наше вмешательство в ее внутренние дела, н представило бы польскому правительству возможность самому, по собственной инициативе, принять все необходимые меры против белой эмиграции и этим дать нам должное удовлетворение. НКИД сделал все возможное, чтобы убедить правительство пойти навстречу этому пожеланию Патека, причем НКИД ссылался на то, что Патек обещал нам, в случае удовлетворения его просьбы, настоять на принятии самых решительных мер против эмиграции. После покушения Войцеховского польским правительством действительно был принят ряд мер против эмигрантов. Хотя мы считали и считаем эти меры недостаточными, но мы считали, что польское правительство вступило на правильный путь и пойдет по нему дальше, чтобы серьезно урегулировать конфликт и прекратить возможность новых покушений. Еще на прошлой неделе Залесский сказал т. Богомолову, что польское правительство решило принять такие меры, которые сделают невозможными дальнейшие покушения*. После этого Голувко, в беседе с т. Коцюбинским**, признал, что меры, принятые польским правительством в прошлом году после убийства т. Войкова, были недостаточными. Таким образом, мы имели все основания ожидать дальнейших шагов польского правительства по тому пути, на который оно вступило после последнего покушения. Между тем за последние дни пришел ряд странных известий из Варшавы.

1. Несмотря на то что еще недавно варшавский окружной суд отверг представление защитников арестованных эмигрантов о выпуске их на поруки и при этом мотивировал свое решение тем, что освобождение арестованных представляет опасность сокрытия следов преступления и затемнения следствия,

* Имеется в виду заявление Залесского, сделанное Д. В. Богомолову 19 мая 1928 г.

** Беседа Ю. М. Коцюбинского с Голувко состоялась 26 мая 1928 г.


вчера пришло сообщение о том, что апелляционный суд, вероятно, не без ведома правительственных органов, постановил освободить арестованных.

2. Он, Патек, сообщил мне во время прошлой беседы* «в полуофициальном порядке», что польское правительство решило распустить «союз русской молодежи» в Польше. Варшавские газеты сообщают, однако, что решено распустить только варшавское отделение этого союза. Таким образом, молодые преступники будут иметь возможность продолжать свою деятельность в других отделениях «союза русской молодежи» в Польше.

3. Наконец, телеграф принес известие, что в Варшаве решено разделить процесс по делу Войцеховского на две части и перенести слушание обоих процессов на осень.

Все эти факты и растущая враждебность польской прессы в отношении варшавского полпредства вызывают здесь всеобщее недоумение и оставляют впечатление, что по каким-то неизвестным причинам польское правительство, вместо принятия дальнейших шагов по тому пути, на который оно встало после покушения Войцеховского, повернуло в обратное направление и стремится ликвидировать даже и те скромные меры, которые оно приняло под первым впечатлением от последнего покушения.

Особенное недоумение вызывает, однако, то обстоятельство, что в течение более трех недель польское правительство не сочло нужным ответить на две ноты Советского правительства по столь важному вопросу, как новое покушение на советского представителя в Варшаве **. Наше правительство потребовало объяснений от НКИД, считая его ответственным за затягивание конфликта, поскольку по его, НКИД, настоянию польскому правительству не были предъявлены твердые требования в связи с покушением Войцеховского. В кругах правительства обсуждается вопрос о посылке новой ноты. НКИД оказался действительно в очень тяжелом положении вследствие того, что обещания, данные Патеком, не сбылись. Мы решили поэтому обратиться к нему и обратить его внимание иа то, что создается серьезное положение. Если польское правительство будет еще долго затягивать ответ на наши ноты и оставит безнаказанными виновных террористов, наступит неизбежно обострение в польско-советских отношениях. Мы ожидаем, что Патек приложит все усилия и все свое влияние для того, чтобы предотвратить намечающуюся опасность.

Патек внимательно слушал и записал себе в книжку три факта, которые я ему перечислил. Он сказал, что постанов-

* Беседа состоялась 13 мая 1928 г. ** См. док. № 151, 154.


ленне окружного суда, отклонившего освобождение арестованных, было очень разумно и что он не понимает, почему апелляционный суд изменил это решение. Однако суд есть суд, н против этого ничего не поделаешь. Польское правительство имеет в своем распоряжении другие средства, и ои, Патек, энергично настаивает на их примеиеннн. Освобожденные все равно не смогут скрыться от преследования законов, а если бы кто-нибудь убежал за границу, то «туда ему н дорога». Он немедленно пошлет в Варшаву телеграмму с запросом по трем изложенным мной пунктам. Что касается ноты, то нота уже 40 часов находится в его руках. Он ее не вручает иам только потому, что еще «торгуется» со своим правительством и притом торгуется «в нашу пользу». Он хотел бы, вручая нам ноту, дать нам нечто положительное н точное. В ноте, присланной из Варшавы, уже имеются сообщения о принятии разных мер. Однако это его не удовлетворяет. Он хочет получить точное сообщение, что именно будет сделано. Он хочет, чтобы было ясно сказано, что «такне-то и такие-то организации будут закрыты и столько-то лнц будет выслано». Прн этом он не удовлетворится заявлениями «кого-нибудь». Он настаивает на том, чтобы «сам министр внутренних дел Складовскнй» за своей подписью сообщил ему, что такне-то меры будут приняты. Только тогда он, Патек, сможет дать нам заверения, за которые он может отвечать, ибо он привык в своей деятельности, чтобы все то, что он обещает, было в точности исполнено. Мы уже имели возможность убедиться в этом при урегулировании конфликта после убийства т. Войкова. Он, Патек, просит нас еще немного потерпеть. Еще несколько дней, н он надеется дать нам такой ответ, который он считает правильным и который даст нам удовлетворение. Правда, ответ затянулся, и он уже обратил на это внимание Варшавы. Но, в конце концов, эта оттяжка идет нам на пользу и на пользу дела.

Я отвел аргументы Патека относительно суда, указав на то, что именно юридические соображения побудили окружной суд настаивать на содержании всех подсудимых под стражей. Я высказал далее удивление по поводу слов Патека, что не надо мешать подсудимым уезжать за границу, и сказал, что, поскольку они виновны в организации террористического сообщества, они должны понести заслуженную кару по польским законам. Затем я отметил недопустимость и отсутствие оправдания для столь долгого затягивания ответа на наши ноты по такому серьезному вопросу.

После окончания этой части разговора Патек спросил меня, получил ли я на днях его визитную карточку и понял ли я значение того, что он завез мне лично свою карточку. Я ответил утвердительным жестом, но он продолжал: «Я хотел выразить Вам мою признательность за то, что Вы урегулировали


вопрос с появлением моей фамилии в обвинительном акте по шахтинскому npouetcy». Я сказал, что мне стоило больших усилий получить согласие т. Крыленко на опубликование сообщения ТАСС111» поскольку подобных прецедентов в нашей судебной практике еще не было. Я сделал это, однако, ввиду настоятельной просьбы Патека и ввиду нашего всегдашнего стремления обеспечить нормальные отношения с аккредитованными у нас дипломатическими миссиями и в особенности с их шефами. К сожалению, мы не можем констатировать подобного стремления у польского правительства.

Я обратил далее внимание Патека на чрезвычайно агрессивный тон польской печати. Я указал ему на то, что как раз в такой момент, когда на очереди дня стоит вопрос об обеспечении безопасности нашей варшавской миссии, польская пресса позволяет себе неслыханные выпады против нашего полпредства, и польское правительство не принимает никаких мер. Для иллюстрации я прочел Патеку одни абзаи нз статьи «Часа» от 18 мая, в котором содержится открытый призыв к налету на полпредство. Патек пытался оспаривать, что цитированное мной место содержит такой призыв, но должен был со мной согласиться, признать недопустимость появления подобных статей, заметил себе этот случай в книжку и обещал немедленно обратить на него внимание польского правительства. Тут Патек стал говорить о трудности справиться с прессой, о том, что пресса затрудняет работу дипломатов обоих государств. Он сказал, что в последней беседе с ннм Пилсудский обратил его внимание на враждебность советской прессы по отношению к Польше, указал, в частности, на недопустимые карикатуры по его адресу н подчеркнул, что даже по такому вопросу, как получение Польшей американского займа, советская пресса умудрилась вести кампанию против Польши. Я сказал, что не помню такой кампании, но Патек настаивал на своем и сказал, что он часто получает нз Варшавы жалобы иа нашу прессу.

M ответил, что, конечно, наша пресса не может взять лннин христианского непротивления злу перед лицом агрессивности польской прессы. Выступления советской прессы против Польши всегда носят явную печать самообороны. Два факта являются бесспорными: 1) советская пресса никогда не делает предметом своего обсуждения вопрос о границах между Польшей и СССР и никогда не выступает за отторжение тех или иных частей Польши и 2) советская пресса никогда не втягивает в дискуссию здешнюю польскую миссию. Противоположное имеет место в Польше. Наша общественность возмущена частыми выступлениями польской прессы против территориальной целости Советского Союза. Влиятельная польская пресса систематически обсуждаег вопрос об отделении


Украины от СССР, и даже влиятельные польские дипломаты, как это имело место в статьях Спектейтора в «Глосе правды», выступают по этому вопросу.

Патек сказал, что он после последнего моего разговора перечитал все статьи Спектейтора, н вновь стал упрашивать меня сказать ему, какого польского дипломата мы имеем в виду, когда говорим о Спектейторе.

Я ответил, что мы знаем точно, кто именно скрывается под этим псевдонимом, но лучше, чтобы он, Патек, узнал об этом из Варшавы. Я удивляюсь, что он не успел еще получить об этом сообщения из Варшавы. Я констатировал, что во влиятельных польских кругах растет враждебность против нас и что даже такой умеренный политик, как Залесский, счел нужным сделать по нашему адресу в своей последней сенатской речи112 вызывающие заявления о «блестящей победе над нами в 1920 г.», о «пощаде противника» и т. д. и т. п. Мы знаем цену таким заявлениям, ибо хорошо помним условия, при которых Рижский договор* был заключен. Неожиданно резкие выступления Залесского вызывают, однако, здесь изумление н пожатие плечами, и многие спрашивают себя, что все это значит. Польше пора призадуматься, куда ведет эта растущая агрессивность.

Патек сказал, что Залесский прислал ему по телеграфу текст своей сенатской речи, но к его, Патека, удивлению, не прислал как раз этого места своей речи. Он не понимает, почему Залесский это сказал. Это ненужные и вредные заявления, поскольку они вызывают раздражение в нашем населении. Он тем более удивлен этим выступлением, что Залесский всегда выступает мягко н «бледно». Патек просил не придавать значения этим заявлениям и выступлениям прессы и верить ему, что в Польше никто серьезно не думает о вражде с нами и тем более о войне и что Пилсудский, который все решает, не хочет ни войны, ни вражды с нами. Он, Патек, в силу своих близких отношений с Пилсудским, лучше, чем кто бы то ни было, знает его замыслы, н он может заверить нас, что всякая агрессивность со стороны Польши совершенно исключена. Польша нуждается в мире так же, как и мы. Никакой серьезный человек в Польше не думает о войне. Он ручается в этом своим словом. В заключение Патек еще раз просил потерпеть несколько дней и заверил, что он делает и сделает все возможное для удовлетворительного разрешения конфликта из-за покушения Войцеховского**.

Б, Стомоняков

Печат. по арх.

* См. т. III, док. №350. ** См. также док. № 222.


192. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Пер«сии в Народньй Комиссариат Иностранных Дел СССР

30 мая 1928 г.

Вчера Теймурташ просидел у меня целый вечер. Разговор касался почти исключительно турецко-афганского договора*. Договор вызвал здесь удивление и резко отрицательное отношение. Теймурташ прямо сказал, что они хотят даже отменить приезд падишаха. Мне стоило огромного труда его немного успокоить. Он, как и шах, считает, что договор является лишним доказательством агрессивных намерений Турции и Афганистана против Персии. По его мнению, этот договор инспирирован Англией, которая иначе не допустила бы его подписания. Турция, мол, все больше ориентируется на Запад. Она дружна с нами, пока лишь мы сильны. Заключение договора (Теймурташ считает договор чуть ли не военным союзом) за спиной Персии и, очевидно, мол, за спиной СССР есть предательство н только подтверждает подозрение персидского правительства о направлениях политики Турции и Афганистана. Тут Теймурташ подробно мне доказывал, что Турция до сих пор питает агрессивные планы насчет Персидского и Советского Азербайджана, а Афганистан ищет выхода к морю через Персидский Белуджистан. Теймурташ считает, что Персия должна думать о своей защите. Эта защита может быть либо со стороны СССР, либо со стороны Англии. Персия считает нас самым близким н единственным другом. Но если мы оставим ее на произвол судьбы и принесем ее в жертву турецким пантуранским планам, ей ничего не останется, как искать опору у Англии. В общем, он был страшно взволнован. Я ответил, что мы готовы выслушать любое предложение персидского правительства и сделать все возможное для сближения Персии с Турцией и Афганистаном. Я указал, что его Страхи преувеличены. Мы будем продолжать обсуждение вопроса, когда здесь получится текст договора. К сожалению, ТАСС полностью ничего сюда не дал, кроме короткого сообщения о подписании договора. Прошу немедленно телеграфировать мне полный текст.

Сообщите, знали ли вы о переговорах **.

Давтян

Печат. по арх.

* Речь идет о договоре о дружбе и политическом и экономическом сотрудничестве между Афганистаном и Турцией, заключенном в Ангоре 25 мая- 1928 г.; см. сб. «Международная политика в 1928 году...», М.., 1929, стр. 170—171.

** См. док. № 196, 198.


193. Письмо Народиого Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочному Представителю СССР во Франции В. С. Довгалевскому

31 мая 1928 г.

Уважаемый товарищ,

Я бы хотел выслушать Ваши сообоажения о междунаоод-ных аспектах подписания итало-турецкого пакта* без одновременного подписания греко-турецкого пакта. Это означает, что итальянский замысел был расстроен. Дело в том, что первоначально Италия предложила Турции заключение тройственного итало-греко-турецкого пакта, причем Турция, со своей стороны, предложила присоединить также СССР. Мы с самого начала указали туркам, что мы во всякий момент готовы одновременно или разновременно заключать с другими государствами пакты о ненападении и нейтралитете**, но что многосторонний договор является недопустимой ловушкой, ибо создает оформленную группировку, которая сделается организацией сателлитов Италии. Турецкое правительство в полной мере приняло нашу отрицательную точку зрения по отношению к многостороннему договору. В дальнейших переговорах его место было занято одновременными двусторонними договорами. Муссолини не пошел на одновременное заключение двустороннего договора с нами. Заключение двустороннего итало-турецкого пакта Муссолини обусловил одновременным заключением греко-турецкого пакта. Турецкое правительство сильно желало заключить пакт с Италией, ибо последняя составляла для Турции главную угрозу. Этим пользовался Муссолини, чтобы нажимать иа Турцию и требовать от нее одновременного заключения греко-турецкого пакта. Между тем наши отношения с Грецией обострились. Греческая печать стала усиленно писать о возможности разрыва с СССР. Мы тогда указали турецкому правительству на ту опасность, что в тот момент, когда у нас будет разрыв с Грецией, Турция заключит пакт с Грецией, что будет носить явно недружелюбный по отношению к нам характер***. Турция поняла правильность этого предостережения, и переговоры между нею и Грецией застопорились. Италия, однако, продолжала требовать одновременного заключения греко-турецкого пакта. В это время произошел в Греции маленький переворот в виде возвращения Венизелоса. Прежнее министерство снова оказалось у власти, но уже подчиняясь, кроме прежних влияний, также влиянию Венизелоса. Этот переворотец был или английский, илн французский, или англо-французский, но во всяком случае

* См. подстрочное примечание** на стр. 186. ** См. док. № 44. *** См. док. № 136, 145, 164.


был направлен против излишнего влияния Италии в Греции. Препятствия для заключения греко-турецкого пакта возросли в громадной степени. Муссолини не оставалось ничего другого, как отказаться от своего непременного требования, столь упорно им отстаивавшегося, одновременного заключения гре-ко-туреикого пакта. Тот факт, что Муссолини подписал договор с Турцией без одновременного подписания Грецией такого же соглашения, есть явная неудача итальянской, политики. Это есть очевидный результат возрастающего сближения между Англией и Францией и возрастающего отчуждения между Англией и Италией. Тевфик Рушди в восторге: у него развязанные руки по отношению к Греции.

С другой стороны, в самой Англии происходит двойственный процесс. Вам известна статья «Дейли мейл» о намерении Джойнсон-Хикса выгнать из Англии все наши банки113 и, может быть, даже все хозорганы. В то же время Вам известно письмо т. Аврамова, сообщающее о разговоре Бивербрука с Уайзом, из которого явствует, что среди консерваторов усиливается течение за восстановление с нами отношений. Характерен тот факт, что как раз в данный момент Уркарт пожелал возобновить с нами переговоры. Наконец, чрезвычайно любопытен сообщаемый т. Пятаковым факт, что Детердинг стал проявлять активность на предмет установления контакта с нами: Детердинг хочет узнать, на каких условиях мы готовы заключить с ним соглашение. Не думаете ли Вы, что резкий шаг, проектируемый Хнксом, имеет целью помешать развивающемуся благоприятному в отношении нас течению в английских правящих кругах.

Освещение всех этих взаимоотношений имеет большое значение для фиксации нашего дальнейшего образа действий касательно тех или других государств *.

С товарищеским приветом

Чичерин

Печат. по арх.

194. Из доклада Председателя Центрального Исполнительного Комитета СССР М. И. Калинина на Всесоюзном съезде колхозов

/ июня 1928 г. **

Товарищи, от имени партии и правительства приветствую 1-й Всесоюзный съезд колхозов. (Аплодисменты.)

Свой доклад я ограничу небольшим кругом вопросов. В области международной политики я остановлюсь только на

* См. также док. № 220. ** Дата выступления.


одном вопросе. При этом я исхожу не только из того, чтобы сэкономить время, но и из расчета того, что в международной жизни, в путях международной политики не произошло существенно глубоких изменений, и они если не целиком, то в значительной части освещены в нашей прессе. Если бы я сделал полный обзор международной жизни и нашей внешней политики, перебирая страну за страной и останавливаясь на всех явлениях, на которых в данный момент фиксирует внимание трудящихся наша пресса, то я бы особенно нового, принципиально нового ничего бы не прибавил: я бы перечислил значительное количество фактов из международной политики, фактов, в достаточной степени известных почти каждому. Поэтому я и не делаю полного обзора, а остановлюсь только иа одном вопросе, имеющем несомненную политическую злобу дня более или менее длительного характера,— не злобу дня в узком смысле слова, такую злобу дня, какую имел хотя бы вопрос о задержке американцами нашего золота. Это тоже в свое время было злобой дня, но все-таки это явление скоропреходящее и потом исчезнувшее с горизонта общей политики, оставившее, правда, след в ходе подготовки финансово-экономической блокады СССР. Или, например, приезд в нашу страну афганского короля: факт его приезда тоже был злобой дня, заинтересовавшей довольно широкие слои населения. Но с отъездом короля из поля зрения широких масс выпадает это явление, хотя его посещение страны Советов не могло не способствовать делу укрепления дружбы между нашими народами и афганским народом.

Борьба за мир*

Я остановлюсь на такой злобе дня, которая имеет более или менее длительный характер. Это — вопрос о борьбе за мир. Хотя я и сказал, что это злоба дня, но по сути дела, конечно, борьба за мир есть явление длительного характера. Говоря о злободневности борьбы за мир, я хотел подчеркнуть только остроту и выдающееся значение этого вопроса. Причем, касательно буржуазных правительств, надо сказать, что они озабочены не столько борьбой за мир, сколько стремлением затуманить, заворожить сознание широких масс рабочих и крестьян, усыпить их, сделать их более беспечными в отношении вопроса о надвигающейся войне. Вот, по существу говоря, как вопрос стоит.

В 1927—1928 гг. борьба за мир приняла в высшей степени развернутую форму в международном масштабе и главным образом потому, что в непосредственную борьбу за мир актив-

* Подзаголовки даны газетой «Известия».


но вмешался Советский Союз. До активного участия Советского Союза, как вам известно, вопрос о мире, «о вечном мире» ставился и обсуждался в довольно отвлеченных формах и выражениях в так называемой Лиге наций. В ней концентрировалось все, что было связано с «развитием» и с «укреплением мирного стремления» капиталистических государств. Достаточно вам привести такие цифры. За весь период кампании Лиги наций за «мир» или за тот период, когда она занималась вопросом о «разоружении», она имела по этому вопросу свыше тысячи всевозможных заседаний — пленарных, комиссионных и т. д. Как видите, товарищи, когда мы обвиняем себя, что слишком много заседаем и на это тратим много драгоценного времени, то оказывается, что «практичные» европейцы по этой части побивают все мыслимые рекорды. Правда, по другим вопросам они меньше заседают, либо совсем не заседают и решают их с завидной быстротой. Но в отношении всеобщего и полного разоружения они предпочитают отделываться только заседаниями.

Как видите, нельзя обвинить правительства западноевропейских государств и руководящую часть общественного мнения Европы в том, что они не борются за «мир». Наоборот, вы видите, что было свыше 1000 заседаний, из которых каждое своей целью ставило «укрепление мира», выпущено свыше 13 000 печатных листов убористого шрифта, которые также направлены на «укрепление мира» среди европейских по крайней мере государств.

Почему же не сдвинулся с места вопрос о мире практически? Почему капиталистические государства ограничиваются только одними разговорами и одним выпуском огромного количества печатного материала? Вначале, пока на заседаниях комиссии по разоружению при Лиге наций не участвовал Советский Союз, настойчиво указывалось, что главным виновником того, что вопрос о мире не находит положительного разрешения, является Советский Союз, и буржуазная пресса «разъясняла» своему населению, что если бы Советский Союз участвовал в работах названной комиссии Лиги наций, то тогда вопрос о мире был бы сдвинут с мертвой точки и, несомненно, мол, были бы приняты те или другие практические шаги, ибо Советский Союз со своей Красной Армией является главной угрозой всеобщему миру, ибо он своим неучастием в Лиге наций тормозит практическое укрепление дела мира, по крайней мере в Европе.

В то время формальной причиной неучастия Советского Союза в работах комиссии по разоружению, как вам известно, был наш бойкот Швейцарии, предпринятый нами после убийства т. Воровского. Мы требовали соответствующего удовлетворения и определенных гарантий на будущее для наших

351'


представителей, и, пока мы не получили ни того, ни другого, мы отказывались участвовать в работах комиссии по разоружению, упорно назначавшейся в Швейцарии. Но вот наконец швейцарское правительство вынуждено было, уже через несколько лет спустя, дать удовлетворение и необходимые гарантии *, и в прошлом году Советский Союз впервые стал участвовать в работах комиссии по разоружению. Теперь уже нельзя было так бесшабашно клеветать, как раньше, что неучастие Советского Союза мешает делу укрепления всеобщего мира,— нет, теперь уже Советский Союз участвует.

Советский проект разоружения

Наш Союз участвовал первый раз иа IV сессии комиссии по разоружению в декабре 1927 г. и сразу же внес проект, ко торый, будучи принят, практически подвел бы не призрачную, а действительную базу под укрепление мира **. Я не буду подробно развивать вам здесь весь этот проект: ои был своевременно опубликован; поэтому достаточно будет сказать два слова о нем. Наше правительство открыто заявляло в своем проекте: если вы, представители буржуазных государств, не лицемерите, а действительно хотите мира, то первым и решающим шагом к укреплению мира между народами должно быть уничтожение всех ресурсов вооружения. Поэтому наш проект говорил, что Советский Союз согласен уничтожить полностью армию и все вооруженные средства под контролем любого международного органа, с тем чтобы и все другие государства мира также уничтожили бы как свои постоянные армии, так и все средства вооружения. Здесь, товарищи, сразу и проявились две точки зрения: точка зрения Советского Союза, который все время выставлялся в качестве главного виновника торможения развития дела мира, и точка зрения буржуазных государств. Как же отнеслись представители буржуазии к советскому проекту разоружения, проекту с внешней стороны в высшей степени простому? Они отложили его до следующей сессии, а печать стала изобличать его в... излишней простоте! Но когда хотят обмануть народ, то обыкновенно стремятся простую мысль обвинить именно в ее простоте, так и в данном случае: дескать, вопрос не так прост, как этот проект предполагает, проект этот слишком примитивен, слишком прям, такой сложный вопрос нельзя решать так прямо и т. д. Так всегда бывает. А по существу, товарищи, все гениальные мысли именно всегда бывают в высшей степени просты и понятны самым широким массам.

* См. т. X, док. № 93. ** См. т. X, док. № 272, 273.


Итак, как же отнеслись к нашему проекту те, которые обвиняли Советское правительство и Советский Союз в торможении дела мира? А вот как отнеслись: французский министр иностранных дел Бриан в январе этого года определенно заявил о полной неприемлемости советского проекта. Вот вам официальный представитель одной из стран, имеющих очень большое влияние на всю европейскую политику, заявил, что этот проект неприемлем. Чехословацкий министр иностранных дел Беиеш охарактеризовал это предложение, как не имеющее никакого актуального значения. По его мнению, проблема разоружения не может быть разрешена путем таких простых предложений, которые приводят к заколдованному кругу. Не угодно ли: простое предложение, понятное буквально маленькому ребенку, приводит, говорят, к заколдованному кругу. Мы говорим: вы хотите мира, прекрасно. Но для того, чтобы был мир, надо перво-наперво уничтожить военные силы, ибо, пока существуют военные силы, пока существует положение, когда государства тратят огромные материальные средства на эти вооруженные силы, мир только от одного существования этих вооруженных сил подвергается величайшей опасности быть нарушенным в любой момент. Только из одного факта существования этих вооруженных сил (я пока откидываю все остальные факты) следует эта опасность. Но откуда же здесь заколдованный круг? Это, очевидно, не понять простому человеку.

Основная борьба вокруг советского проекта разыгралась на V мартовской сессии Подготовительной комиссии*. Интересно отметить, что перед этой сессией было выступление в печати Ллойд Джорджа. Это, пожалуй, один из умнейших представителей буржуазии, и когда он не находится у власти, он умеет иногда очень ярко и красиво рисовать комические стороны положения своего правительства и правительств иностранных буржуазных государств. Вот что он писал накануне V сессии комиссии по разоружению: «Все желают безопасности (надо, конечно, сказать, что все желают безопасности для себя с мыслью внутри: как бы напасть на соседа с надеждой на полный успех. Эта мысль таится почти у всех буржуазных государств.— М. К.); разоружения же недолюбливают, хотя и чувствуют, что одному без другого не бывать. Так как выхода нет, то дебаты продолжаются, причем «красноречивые», «блестящие» и «государственные» речи следуют друг за другом в беспрерывной цепи. Затем истощенные своим «трудом» ораторы отправляются гулять на берег Женевского озера (неподалеку у Женевы есть очень красивое озеро, куда ездят богатые туристы из Америки, Франции и Англии, ездили туда

* См. док. № 45.


и наше дворянство и буржуазия.— М. К.), чтобы набраться свежей энергии для следующего ряда конференций, заседаний, комиссий, меморандумов, предложений, дополнительных резолюций и речей. После этого риторическая карусель снова приходит в движение. Разоружение гонится за обеспечением безопасности; обеспечение безопасности охотится за разоружением, но никогда одно не догоняет другое (т. е. или требуют разоружения, но говорят: мы можем разоружиться только тогда, когда будет безопасность; или требуют безопасности, но для того, чтобы была безопасность, надо разоружиться. Вот действительно заколдованный круг! — М. К,), Собственно говоря, еще нет оснований, почему бы этой игре не продолжаться еще несколько поколений, пока она не прекратится сама собой или пока ее не заменят новой материей для бесед». Вот видите, что не только мы относимся скептически к работе Лиги наций по борьбе за мир, но и те государственные деятели, которые целиком и полностью стоят на империалистической точке зрения, которые всеми фибрами своей души защищают буржуазию.

На заседании V сессии Подготовительной комиссии по разоружению против нашего проекта выступал представитель Бельгии, который заявил, что советский проект переполнен ненавистью к цивилизации и его единственной целью является взрыв существующего строя во всем мире, а потому ои предложил безоговорочно отвергнуть проект. Вы читали илн по крайней мере многие из вас знают основной смысл советского проекта. Смысл таков: всеобщее и полное разоружение, а также уничтожение всех предметов вооружения. На это предложение представитель Бельгии отвечает, что оно переполнено ненавистью к цивилизации. Очевидно, под словом «цивилизация» ои подразумевает развитие военных средств и войну вообще, так как иначе этого понять нельзя.

Представитель Греции дополнил его, говоря, что наш проект находится в полном противоречии со всеми основными принципами Лиги наций, и закончил свою речь призывом к СССР о сотрудничестве с Лигой наций в деле разоружения. Итак, по миенню греческого делегата, иаш проект находится в полном противоречии с целевой установкой Лиги наций. Так получилось, очевидно, потому, что главной целью Лиги является успокоить еще не успокоившееся общественное мнение широких масс населения в отношении войны, а наш проект как бы будоражит эти массы и призывает их к бдительности. Сейчас почти ни одно правительство Западной Европы не может начать войну, потому что народы еще не успокоились от старой бойни, потому что еще слишком свежа память об этой огромной бойне, где исстрадавшиеся широкие массы понесли такие большие потери и в которой наибольшие жертвы понесли


именно рабоче-крестьянские массы и городская беднота. Так вот, Лига наций и стремится успокоить, чтобы легче было готовить новую войну. Наш же проект, наоборот, поставил вопрос во всю ширину, конкретно.

Представитель Соединенных Штатов заявил, что его правительство стремится сохранить мир, а поэтому оно стремится заключить договор об отказе от войны, и в то же время Соединенные Штаты отказываются принять советский проект. Представьте себе, товарищи, такое положение: с одной стороны, представитель Америки заявляет, что его правительство стремится запретить войну, чтобы все государства отказались от войны, а с другой стороны, он не принимает советский проект разоружения. А ведь смысл советского проекта сводится к тому, чтобы практически сделать невозможным войны. Представитель Америки теоретически предлагает отказаться от войны, а когда вопрос от теории переходит к практике,— давайте уничтожим армию,— он говорит: нет!

Выпады твердолобого лорда

Товарищи, вы видите, как один представитель буржуазии за другим, лицемерно выступая за мир, вместе с тем в заключительном абзаце своей речи предлагает отклонить единственный проект, стремящийся к укреплению мира.

Но особенно ожесточенно против нашего проекта выступил в своей речи английский представитель Кашендэн, который, между прочим, после этого выступления стяжал себе худую славу поборника войны. Он заявил: советский проект имеет в виду уничтожение международных войн, но ничего не говорит о гражданских войнах, а, между прочим, вся политика Советского правительства до сих пор основывалась на поддержке гражданских войн и восстаний во всех странах, в которых Советское правительство пользовалось влиянием. Далее ои ссылался на существование народов, находящихся на низком культурном уровне развития, для которых советский проект может быть очень подходящим, а для их соседей они могут представлять серьезную опасность в случае осуществления полного разоружения. В заключение он предлагал сдать проект в комиссию. Между прочим, он сказал, что разоружение можно осуществить только путем эволюции, которая требует значительного времени. Речь Кашендэна полна лицемерия и клеветы. «Почтенный» лорд сделал в высшей степени некорректный выпад против Советского Союза, обвинял его в том, что он стремится поднять гражданскую войну во всех буржуазных государствах, причем, выдвигая такое обвинение, нужно было его доказать, а я уверен, что никаких доказательств у Кашеи-дэна ие было. Зато Советский Союз может смело сказать, что


английское правительство открыто нападало на Советский Союз, открыто поддерживало одну из сторон в нашей гражданской войне, поддерживало материальными средствами, вооружением, командным составом, который принимал участие в руководстве операциями против Красной Армии и, наконец, присылкой своих войск (напомню вам для примера хотя бы Архангельск).

Нужно действительно иметь медный лоб, чтобы после этого выступить перед всем миром с обвинением, что Советский Союз устраивает гражданские войны во всем мире. Это после того-то, как английское правительство принимало активное и непосредственное участие в нашей гражданской войне, вплоть до присылки своих воинских частей. Можно лицемерить в том нли другом вопросе, можно замазывать тот или другой факт, рассчитывая на простаков, но здесь эта политика, это извращение фактов, мне кажется, понятно буквально всякому мало-мальски здравомыслящему человеку.

Если кто-иибудь и принимает участие в гражданской войне, так это только те, которые нас обвиняют. Они сами ее разжигают, сами, являясь ворами, кричат: держи вора!

Я перечислил здесь почти всех представителей, которые выступали против нашего проекта65. И надо сказать, что от этих представителей недалеко ушли и так называемые социалистические партии. Если в самом начале, при первом обсуждении нашего проекта, германская социал-демократия, например, еще не могла отказаться или, вернее, не могла опорочить наш проект, то потом положение изменилось. Вначале германская социал-демократия как будто бы высказалась за этот проект. Между прочим, нужно отметить, что германский представитель был единственным представителем, который поддержал наш проект разоружения. Кроме того, после его поддержал также турецкий представитель. Но мы великолепно понимаем, почему германский представитель поддержал иаш проект. Потому, что Германия сильно ограничена в своих вооружениях Если бы она ие была по Версальскому договору ограничена, то,— у меня в этом почти иет никаких сомнений,— германский представитель ие поддержал бы нашего проекта. Вполне возможно, что если бы германское правительство в этом вопросе стояло на иной точке зрения, то и германская социал-демократия ие оказала бы нам даже той платонической поддержки, какую она вначале выразила советскому проекту. Но даже и эта платоническая поддержка оказалась ие надолго. Уже во время V сессии Подготовительной комиссии германская социал-демократия отошла от своей первоначальной точки зрения и встала иа английскую точку зрения. Она даже-отчасти.стала обвинять германскую делегацию- в-том. что эта делегация поддалась напрасно советским доводам",что следовало бы


советский проект отвергнуть. Вот почему с тех пор германские социал-демократы'по достоинству получили кличку; социал-кашендэновцы.

Между прочим, в конце V сессии, когда иаш проект не был принят, мы внесли новый проект, в более смягченной форме, о сокращении вооружений *, ио и этот проект точно так же не был прният. Почему? Он ие был принят по той простой причине, что и этот новый проект в конечном счете ставит вопрос о мире на практическую почву, чего буржуазные государства не хотят.

Что же они противопоставляют нашему проекту разоружения? Вот есть, например, американское предложение. Министр иностранных дел САСШ Келлог предложил Англии, Германии, Италии и Японии присоединиться к Франции и Соединенным Штатам для начала переговоров о заключении договора об отказе от войны как средства национальной политики. Вот и все! Но ведь это же ерунда. Вместо действительного уничтожения войн — опять новые разговоры. Конечно, нет никакого сомнения, что в той или иной форме все государства присоединятся к американской формуле. Но подвинется ли дело мира вперед хоть иа один вершок? Ни в каком случае ие подвинется. Для чего же все это делается? Для чего допускается Советский Союз иа заседания комиссии по разоружению? Для чего проект Советского Союза обсуждается? Для чего одно государство за другим выставляет платформу мира и каждое государство иа словах стремится опередить другое в стремлении к миру? Все для того, чтобы усыпить бдительность, усыпить беспокойство относительно возможности войны широких рабоче-крестьянских масс и масс городской бедиоты. Это — единственная цель. Коренное разногласие нашего проекта со всеми остальными проектами выражается ие в том, что мы радикально хотим уничтожить армию и т. п., и т. д. Не в этом соль, а в том, что Советский Союз серьезно поставил вопрос о борьбе за мир, что Советский Союз ие для затуманивания глаз, ие для того, чтобы шумом о мире дать возможность оправдать своему правительству войну и говорить, что не мы виноваты, а на нас напали,— не для этого все это делается, а делается это потому, что Советский Союз хочет действительно мира.

Два мира, две системы

Когда вы просмотрите хотя бы самым поверхностным образом весь материал о борьбе за мир, то здесь как в капле воды отражается вся наша политика. Я взял только один вопрос—. вопрос о борьбе за мир и рассмотрел здесь его, скажу

* См. док. № 98.


прямо, очень конспективно, и тем не менее я уверен, что вы видите разницу политики, вы внднте два мира, две системы. Одна политика — это система обмана широких масс, успокоение их, что войны не будет, в твердом убеждении, что война все-такн будет, что к этой войне надо готовиться. Это — первая линия — линия буржуазных государств. Другая линия — линия Советского Союза, это — действительная, конкретная борьба за мнр. Но вы видите, что как только мы приступили, действительно, реально приступили к борьбе за мир, мы оказались в одиночестве. Все наши контрагенты решительно восстали против действительной борьбы за мир.

Может быть, вы скажете, что все наше выступление было ошибочным, может быть, вся наша работа была ошибочной, может быть, совершенно незачем было ездить т. Литвинову, ломать свою голову над тем докладом, который он прочитал, выступать по каждому вопросу и защищать столь в данной обстановке незащитимое дело мира? Может быть, можно так вопрос поставить? Я считаю, что так поставить вопрос было бы неправильно. Мы знаем, что наше предложение о мире потерпело поражение. Оно было отвергнуто всеми государствами, от больших до малых. Но это не значит, что та огромная работа, которая проделана нами перед широкими массами, что она не принесет своих плодов. Она конкретно еще нигде не будет зафиксирована, ее реальные результаты не так быстро выявятся. Но широкие массы рабочих и крестьян получили наглядный урок и увидели, кто действительно борется за мнр. И как бы буржуазная пресса и государственные деятели ни извращали фактов, в каком бы превратном виде онн ни выставляли политику Советского правительства, все же сами факты, сами события так резко бьют в нос, что каждый беспристрастный человек, у которого хоть капелька есть гражданского мужества, у которого хоть капелька есть желания илн хоть капелька есть беспокойства за судьбы даже только своего народа,— он должен будет признать, что во всей этой кампании единственным борцом за мнр было только Советское правительство, н только это одно правительство. Об этом самым нелицеприятным образом свидетельствуют конкретные факты. Советское правительство открыто перед всем миром предложило всеобщее и полное разоружение под контролем международной комиссии. Товарищи, мы — Советский Союз, у нас новая система управления, у нас у власти стоит рабочий класс в союзе с крестьянством, во всем мире господствует буржуазия, и всякая международная комиссия, как бы ни составлялась, она состояла бы из наших противников; н вот, если мы согласились на разоружение под контролем такой комиссии, то как же можно усомниться в действительности наших мирных стремлений? Ни в коем случае нельзя усомниться.


Мы смело предложили роспуск армии. Почему мы шли на уничтожение армйн? Потому, что мы не боимся внутренних взрывов у себя, мы знаем, что если бы могли быть вооруженные восстания, то они были бы подавлены численностью советских сторонников, нбо беднота и середняки за нас, ибо рабочий класс за нас; могут подняться против нас только отдельные недовольные слои, и они будут подавлены не оружием, а численностью советских сторонников. Вот почему мы, не колеблясь, выступаем за уничтожение армии, а хваленая буржуазная демократия против этого, ибо она существует на основе жестокой диктатуры буржуазного класса, на систематическом наеилнн (как бы оно ни замазывалось), на насилии ничтожного меньшинства над огромным большинством населения; а уничтожение армии, уничтожение средств нападения не только разоружает одно-буржуазное государство перед другим, но и разоружает буржуазию перед рабочими и крестьянами своей страны, а этого они и боятся пуще всего на свете. Не потому ли лорд Кашендэн упрекнул наш проект в том, что он не предусмотрел запрещения гражданских войн? Вот почему, когда вопрос о мнре стал ребром, тогда буржуазные глашатаи «мира» оказались «в нетях», оказались противниками борьбы за мир.

Я думаю, что эта развернувшаяся кампания лучшим образом показала, что наиболее могущественным фактором укрепления мнра в международном масштабе является только Советский Союз. Я думаю, само существование Советского Союза в значительной степени сдерживает не только нападение других государств на Советский Союз, но и сдерживает конфликты между самими буржуазными государствами.

Только на этом вопросе международной политики я н остановлюсь. Все остальные моменты, как не представляющие ничего существенно выдающегося, я считаю возможным в данный момент обойти. [...]

Печат. по газ. «Известия* M 130 (3354), 7 июня 1928 S.

195. Из ответов Председателя Центрального Исполнительного Комитета СССР М. И. Калинина на вопросы на Всесоюзном съезде колхозов

/ июня. 1928 г.*

[..-] Спрашивают: «Каковы наши взаимоотношения с Германией в связи с шахтннскнм процессом и почему так нервно реагирует на этот процесс германская пресса?» Я думаю, что

* Дата выступления с ответами на вопросы.


нет и не было оснований для нервного возбуждения германской прессы. На самом деле, разве можно измерять отношения между двумя большими государствами, имеющими сравнительно большую культурную и экономическую связь, государствами, торговля между которыми все более и более растет, можно ли думать, что отношения между этими государствами могут измениться на основании ареста нескольких человек немцев у нас, нлн, скажем, граждан нашего Союза в Германии? Нет, наши отношения не могут базироваться на таких случайных фактах. Поэтому я думаю, что германская пресса взяла неверный тон.

Думать, что Советское правительство якобы искусственно привлекло немцев к суду,— чудовищное предположение: оно абсолютно не из чего не вытекает с точки зрения здравого смысла. Ну, для какой цели нашему правительству нужно искусственно привлекать немцев к суду? Абсолютно нет никакой цели. И неизвестно, почему именно немцев? Уж если говорить о привлечении кого-нибудь к суду, то можно было бы привлечь граждан какой-нибудь другой страны. Мне кажется, что 10-летняя практика иностранной политики Советского государства по отношению к Германии не дает права никому подобным образом думать о Советском правительстве. И, конечно, если теперь определенные лица привлечены, то, следовательно, к этому есть конкретные поводы. Может быть, наше правительство поступило неосторожно, может быть, надо было, принимая во внимание, что Германия является дружественной по отношению к нам страной, является государством, с которым мы находимся в добрососедских отношениях, надо было осторожнее отнестись к самому факту ареста, может быть, надо было переждать? Но я не думаю, чтобы такая политика усилила добрососедские отношения между обоими государствами. Если бы виновных не привлекли к суду,— а по судебным материалам есть определенные показания против этих лиц,— то тем самым мы должны были бы в самый процесс внести некоторую фальшь, мы должны были бы некоторые вещи скрывать.

Надо сказать, что наши отношения с Германией в результате этого процесса не только не должны ухудшиться, но, наоборот, должны даже улучшиться. Привлечение немцев к процессу показывает, что мы дружественно относились к Германии и что мы свои отношения с Германией не связываем с этим процессом, с частными действиями частных немецких граждан, находящихся в нашем Союзе.

В германской прессе, между прочим, было указание, что мы стремимся этим процессом опорочить всю германскую промышленность и все германские фирмы. Но это — смехотворная вещь. Мы не хотим опорочить германскую промышленность.


Мы очень высоко ценим германскую промышленность. Если вы прочтете хотя бы.речи руководящих товарищей, то в этих речах вы увидите, как они высоко оценивают германскую промышленность. Мы не можем опорочить германскую промышленность потому, что германская промышленность, как таковая, ие была намерена заниматься вредительством у нас. Но, может быть, речь идет не о самой промышленности, а об отдельных людях, руководящих этой промышленностью? Но я думаю, что у нас нет никаких оснований подозревать руководителей германской промышленности. У нас нет таких предположений, что руководящая часть занимается вредительством. Привлечено только три человека. Я допускаю, что показания были больше, чем против трех, но привлечено только три, против которых есть доказательства. И из-за этих трех человек нет никаких оснований поднимать такой шум.

Ставится ли под сомнение та техническая помощь, которую мы получаем в лице германских инженеров и техников, в значительном количестве привлекаемых к нам и в значительном количестве работающих у нас не только по командировкам от германских фирм, но и просто по вольным договорам между нашими хозяйственными органами и между этими германскими инженерами? Я должен сказать, что их работает у нас значительное количество и что этот процесс ни в какой степени не бросает тень на техников и инженеров. За последние месяцы, когда шахтинское дело было уже в производстве, количество привлекаемых инженеров и техников-немцев к нам иа работу не только не уменьшилось, но, наоборот, даже увеличилось. Если бы мы имели подозрение по отношению к руководящей части промышленности и инженерскому корпусу в том, что они идут к иам на работу с преднамеченной целью вредительства, то мы в дальнейшем не допустили бы такого привлечения немцев. Но, конечно, мы к этому вопросу тогда подошли бы в особом порядке, ибо, когда знаешь, что против тебя борется целая организация, борются огромные кадры ближайшего государства, тогда с этим надо бороться не судебным процессом, а какими-нибудь политическими илн дипломатическими шагами, главным образом политическими мерами. А здесь мы имеем привлечение к суду некоторых инженеров, как частных лиц. Вот почему я считаю, что в начале германская пресса очень неправильно реагировала на шахтинское дело, но в последнее время там как будто бы чувствуется некоторое успокоение.

Я не сомневаюсь, что наш суд, в составе которого имеются пролетарии от стайка, сумеет справедливо подойти к делу, и если немцы окажутся виновными, то их, как обыкновенных виновников, приговорят по тем статьям, которыми караются


соответствующие преступления. Я не сомневаюсь, что никакими политическими мотивами советский суд ие будет руководствоваться при вынесении этого приговора. Он будет руководствоваться только советским правом, а наше советское право ие более жестоко, чем обыкновенное буржуазное право; оио сравнительно мягче. Я думаю, что когда процесс закончится, то немецкая пресса увидит, что привлечением немцев Советское правительство никаких политических целей"не преследовало, это привлечение было неизбежно и вытекало из следствия, Я думаю, что этот инцидент в результате судебного разбирательства будет изжит. Уже сейчас его острота пропадает для германской прессы.

У меня есть еще ряд вопросов из международной области, но оин не имеют особо важного, принципиального значения, Поэтому разрешите иа них ие отвечать.

Что касается записок из области колхозного движения, очень интересных, имеющих безусловно принципиальное значение, то их я передал Каминскому*, который в своем докладе или в заключительном слове даст иа них обстоятельный ответ. Эти записки входят целиком в сферу его доклада, и поэтому он и ответит. А теперь разрешите мне иа этом закончить. (Аплодисменты.)

Лечат, по газ. * Известил*

Ла 131 *33ь5), 8 июня 1928 г,


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: