Германии с Министром Иностранных Дел Германии Штреземаном

5 декабря 1928 г.

Штреземан принял меня вечером, в 6 час, на квартире. При разговоре присутствовали т. Бродовский, секретарь Штрезе-мана Пфайфер.

Первый вопрос, которого я коснулся, был вопрос о согласительной процедуре. Я сказал, что немецкая делегация в Москве предложила учредить постоянную согласительную комиссию для обсуждения спорных юридических вопросов, вытекающих из наших экономических соглашений. Наша сторона сделала контрпредложение распространить круг ведения предлагаемой немцами согласительной комиссии на спорные юридические вопросы, вытекающие из всех договоров СССР с Германией, в том числе и на договоры политические. Так как наше предложение выходит за пределы полномочий обеих делегаций, то сделано оно нами было не на конференции, а г. Литвинов передал это предложение немецкому поверенному в делах

* См. док. № 334, 337, 345.

** Заместитель министра иностранных дел Афганистана.

г. Хэю*. Если германская сторона не имеет возражений против заключения предлагаемого нами договора, что явилось бы выполнением последнего пункта договора от 24 апреля 1926 г.**, то, по нашему мнению, такое соглашение могло бы быть средактироваио и подписано в ближайшее время одновременно с окончанием работ хозяйственной конференции. Если же немецкая сторона встретит какие-либо препятствия к подписанию договора о согласительной процедуре, распространяющейся иа все существующие советско-германские соглашения, то мы, вероятно, не найдем возможным пойти иа создание согласительной процедуры только для хозяйственных вопросов.

Штреземан ответил, что, стремясь к заключению всякого рода договоров, обеспечивающих мирное разрешение спора, он не имеет никаких возражений против нашего предложения. Он, конечно, обсудит еще его с соответствующим отделом аусамта и после этого пошлет указания в Москву.

Далее перешли к вопросу о Поссе. Перед Штреземаиом лежала телеграмма от Поссе.

— Тут, по-видимому, какое-то недоразумение,— сказал Штреземан и прочитал мне телеграмму. В телеграмме Поссе сообщает, что он вовсе ие собирался выехать отдельно от делегации, и никому из членов русской делегации об этом ие говорил. Он предполагает выехать 19 декабря вместе со всей делегацией. По его мнению, конференция могла бы закончить свои работы уже к 15 декабря, но русская сторона тянет, и поэтому у него нет уверенности, что и к 19-му все будет готово. Тем ие менее 19 декабря немецкая делегация выезжает при всяком положении переговоров. Из телеграммы явствовало, что Поссе недоволен темпом работ конференции и что он несколько обижен нашим обращением в Берлин, которое было основано, по-вндимому, иа недостаточно проверенной информации.

Я ответил Штреземаиу, что еще до отъезда германской делегации из Берлина нам говорили некоторые ее члены, что Поссе будет в Москве не все время работ делегации, а лишь полторы-две недели. По-видимому, то же самое было сказано в Москве кем-лнбо из членов немецкой делегации. Этим и объясняется наше обращение в Берлин. В Москве очень довольны способом ведения переговоров со стороны г. Поссе и поэтому хотели, чтобы он непременно остался до конца. Кроме того, преждевременный отъезд председателя делегации мог бы вызвать нежелательные толки в заграничной прессе. Вот почему прн первом же сообщении о том, что Поссе предполагает уехать, НКИД счел необходимым сообщить через меня аусам-ту свое пожелание, чтобы переговоры были доведены до конца

* Это предложение было передано 1 декабря 1928 г. ** См. т. IX, док. № 141,

немецкой делегацией в полном составе. Телеграмма г. Поссе показывает, что наше пожелание осуществляется. Поэтому можно считать этот вопрос исчерпанным.

Далее я перешел к польско-литовскому вопросу. Вкратце повторили историю решений Лиги наций по этому вопросу. Штреземаи согласен с нами, что самое лучшее было бы, если бы Совет Лиги наций перестал ставить на свою повестку вопрос о Литве и Польше. Но как этого добиться? Он боится, что Совет, основываясь на сентябрьском* постановлении об организации комиссии экспертов, назначит все-таки эту комиссию.

Я ответил Штреземану, что можно найти формальные зацепки для пересмотра прежнего решения. В сентябре было постановлено, что комиссия экспертов будет назначена, если Ке-нигсбергская конференция не даст положительных результатов. Теперь надо будет решить, была ли Кенигсбергская конференция безрезультатна или нет. На этой конференции стояло 3 вопроса: а) вопрос о местном сообщении, б) вопрос о торговле между Литвой н Польшей и в) вопрос о безопасности. По первому вопросу достигнуто соглашение, подписана конвенция. По второму вопросу стороны к соглашению не пришли, ио постановили продолжать непосредственные между собой переговоры. Таким образом, для этих двух вопросов помощь Лиги наций при нынешнем положении не нужна. Что касается третьего вопроса, по которому стороны ни к каким результатам не пришли, то здесь имеются два момента: во-первых, Литва объявила еще в декабре 1927 г. о том, что она признает состояние воины оконченным; во-вторых, обе страны присоединились к пакту Келлога. что делает, по заявлению самого Залесского, нзлншиим заключение специального пакта о ненападении между Литвой и Польшей. Мне кажется, что все зти соображения дают Германии основание поставить вопрос о пересмотре сентябрьского решения и о простом отложении вопроса до тех пор, пока одна из спорящих сторон вновь его ие поставит. Кроме того, можно, пожалуй, уговорить Вольде-мараса, чтобы он взял обратно свою жалобу в Лигу наций, поданную в октябре или ноябре 1927 г., которая послужила основанием для вмешательства Лиги наций в польско-литовский конфликт.

Штреземан сказал, что он попытается путем ряда разговоров в Лугано** добиться отмены постановления о комиссии экспертов. Но для этого нужно, конечно, чтобы Вольдемарас приехал заблаговременно в Лугано и повидался как с ним, так

* Здесь и ниже в документе ошибочно — августовском. ** Имеется в внду сессия Совета Лиги наций, открывшаяся в Лугано 10 декабря 1928 г.

и с другими, могущими повлиять на решение Совета членами его. Узнав от меня, что, по словам Сидзикаускаса, Вольдема-рас приедет в Берлин в понедельник 10-го, а в Лугано, стало быть, будет только в среду 12 декабря, т. е. в тот самый день_: когда может уже начаться слушание польско-литовского воп-проса, Штреземан страшно возмутился и сказал, что при такой манере вести себя Вольдемарасу, конечно, будет очень трудно добиться желательного результата. Надо повлиять на него_: чтобы он приехал на декь-два раньше. Я обещал Штре-земаку в тот же день вечером при встрече с Сидзикаускасом на обеде у литовского генконсула сказать ему в форме моего совета со ссылкой на впечатление от разговора со Штрезема-ном, что Вольдемарасу нужно быть раньше.

Отмечу тут же, хотя это выходит за пределы записи разговора, что с Сидзнкаускасом я говорил, и тот в четверг утром протелеграфировал Вольдемарасу. В четверг вечером, когда мы встретились на траурном торжестве по Брокдорфу-Ранцау, у Сидзикаускаса еще не было ответа.

Далее я перешел к вопросу о немецко-румынском соглашении. Я сказал Штреземану, что нас беспокоит и огорчает германо-румынское соглашение, так как присоединение Германии к международному займу, который Румыния употребит в значительной степени на вооружение, объективно является шагом, направленным против нас*.

Штреземан был, по-видимому, не в курсе наших летних разговоров и выразил недоумение по поводу нашего недовольства. Вы знаете, сказал он. что наши переговоры с Румынией длятся уже целые годы, что я должен был когда-то говорить с Титулееку в Женеве, потом мы ожидали его здесь, но тогда разговор не состоялся и соглашение не было достигнуто. Мы заинтересованы в соглашении с Румынией, так как это соглашение означает признание Румынией старых долгов нашим банкам, освобождение от секвестра немецкого имущества и урегулирование вопроса о вознаграждении нами Румынии за банкноты, выпущенные нами во время оккупации Румынии нашими войсками. Кроме того, мы ведь должны овладеть румынским рынком, так как мы нуждаемся в экспорте наших промышленных товаров, который выправит наш пассивный торговый баланс.

Я ответил, что мы недовольны не столько самым фактом урегулирования германо-румынских финансовых споров, сколько тем, что германские банки присоединились к международному займу. По нашим сведениям, Румыния получает заем, правда, не полностью в денежной форме, а главным образом в форме товарных кредитов. В этом займе главную

* См. док. ЛЬ 211, 213,224.

роль играют Франция, Англия, участвуют Америка, Италия, теперь и Германия. Франция, Англия и Италия, несомненно. будут поставлять румынам вооружение. Насколько нам известно, французские кредиторы специально оговаривают, что очень значительный процент кредитуемой Францией суммы должен пойти на заказы предприятиям французской военной индустрии. В обшем, весь интернациональный заем Румыния употребит на вооружение армии и постройку стратегических железнодорожных линий. Участие в этом займе Германии, хотя бы и в незначительной сумме, является как бы моральным присоединением к этой акции по вооружению Румынии. Если даже Румыния не закажет в Германии никаких предметов вооружения или снабжения армии, то наличие германских кредитов и, стало быть, возможность заказать в Германии невоенные предметы освобождает соответствующую сумму французского кредита, которая может целиком пойти на вооружение.

Штреземан обещал ознакомиться с деталями германо-румынского финансового соглашения под этим углом зрения. Он подчеркнул при этом, что не только участие германских банков в румынском займе незначительно, но что и та сумма, которую германское правительство уплачивает Румынии в погашение всех румынских претензии, является чрезвычайно малой.

Далее, оставляя уже вопрос о Румынии, Штреземан задал мие вопрос, в какой мере соответствуют действительности разговоры о военной угрозе со стороны Польши. Является ли эта опасность теоретическим нашим построением или у нас есть фактические данные, говорящие о подготовке Польши к войне.

Я на это ответил следующее. Вы знаете, что несколько месяцев тому назад французский маршал Лерон, принимавший в 1920 г. участие в войне Польши против нас, был вновь в Варшаве, потом в Бухаресте, а сейчас опять поехал из Парижа в Польшу. Вы знаете, что Пилсудский недавно был в Румынии. В настоящее время в Варшаве находится венгерский министр иностранных дел, а через две недели — будет румынский. Очевидно, Пилсудский прилагает все старания к тому, чтобы помирить румын с венграми и тем обеспечить румынский тыл во время нх войны с нами. В Польше идет реорганизация армии, строятся новые железные дороги. Мы знаем, что окончание железнодорожных строительных работ и выполнение железнодорожных заказов приурочено к весне будущего года. Мы знаем, что различные украинские эмигрантские организации, находящиеся иа территории Польши, получили за последнее время большие денежные дотации и энергично готовятся к выступлению, создавая даже некоторые боевые кадры. По всем нашим сведениям, не исключена война по инициативе Пилсуд-

ского уже весной. Есть, правда, и некоторые задерживающие моменты. Финансово-экономическое положение Польши не особенно блестяще, имеется затяжной конфликт правительства с сеймом; Пилсудский_г хотя и оправился, но не вполне может быть уверен в своих личных физических силах. Что произойдет в случае его смерти или серьезной болезни — сказать нельзя. Может быть, его соратники для спасения своей роли немедленно бросятся в военную авантюру, а может быть наоборот, смерть Пилсудского принесет некоторое умиротворение с точки зрения военной опасности. Когда Штреземан высказал мнение, что Пилсудский сам благоразумнее пилсудчи-ков и настроен более примирительно, я в опровержение этого сослался на то, что, по моим сведениям, Пилсудский по собственной инициативе, вопреки настоянию с разных сторон и даже из-за границы, оставил иа посту нынешнего силезского воеводу, действия которого все время раздражают немецкое население польской Силезии и дают повод для постоянных конфликтов между Германией и Польшей. На вопрос Штреземана о состоянии здоровья Пилсудского, я ответил, что у Пилсудского был удар, но что он вполне поправился после этого удара, хотя, конечно, значительно постарел. Сейчас же он настолько работоспособен, что держит в своих руках все hht:i власти. Недавно он принимал большой военный парад. Он не мог уже как прежде принимать этот парад верхом на лошади, но простоял на ногах в открытой коляске большей частью в одном мундире без шинели около трех часов. После этого был еще в театре и иа вечернем приеме.

В течение разговора о военной опасности Штреземан сообщил мне, что он получил от Бриана через фон Геша * объяснение, что Лерон находится в отставке и никаких правительственных поручений во время своей поездки по Польше и Румынии не выполняет. Ему кажется несколько странным это сообщение, сделанное Брианом по собственной инициативе, без запроса с немецкой стороны. Видно было, что и по существу сообщение Бриана не внушает Штреземаиу доверия.

Так как за неделю перед тем я передал Штреземаиу копию предсмертного письма Брокдорфа-Ранцау²⁰³, то я заговорил на эту тему. Штреземан сразу сказал, что он не имеет, конечно, никаких возражений против опубликования письма. На другой день предстояло заседание Общества изучения Восточной Европы, посвященное памяти Брокдорфа-Ранцау. Я сказал Штреземаиу, что в своей небольшой речи иа том заседании я прочитаю письмо и тем создам повод для опубликования его в печати. Штреземан нашел эту мысль очень удачной и просил своего секретаря проследить за тем, чтобы

• Германский посол во Франции.

письмо было опубликовано вместе с отчетами о траурном заседании.

В заключение нашего разговора я спросил Штреземана о том, чего он ждет от Лугано и будет ли там поднимать вопрос о репарациях и об очищении Рейна. Штреземан ответил, что из вопросов, стоящих в порядке дня, интерес для Германии представляют лишь польско-литовский вопрос и силезский польско-германский конфликт. Что касается больших спорных вопросов, то он не собирается разговаривать там на репарационные темы, потому что Бриан, ничего не понимающий в финансовых вопросах и не любящий нх, представляет собой совершенно неподходящего собеседника для разговоров на репарационные темы*. Во Франции об этом можно разговаривать только с Пуанкаре. Но ему придется, конечно, говорить об очищении Рейна в связи с последними выступлениями Чем-берлеиа и Бриана, которые должны будут дать объяснения по поводу этих выступлений. Штреземан, правда, не убежден, что Чемберлен приедет в Лугано; если король умрет или будет находиться в таком состоянии, как сейчас, когда ждут смерти со дня на день, Чемберлен, конечно, не приедет.

На этом кончился наш разговор.

Н. Крестинский

Печат. по арх.

365. Письмо Председателя советской делегации в Подготовительной комиссии конференции по разоружению Председателю комиссии Лоудону

6 декабря 1928 г.

Господин Председатель,

В моем письме от 20 августа**, ссылаясь на резолюцию V сессии Подготовительной комиссии конференции по разоружению, постановившей созвать комиссию на новую сессию, «если возможно, до будущего общего собрания», я позволил себе запросить Вас, г. Председатель, каковы были причины, которые помешали созыву Подготовительной комиссии в указанный срок, и, наконец, на какое время этот созыв проектируется.

В Вашем ответе, датированном 4 *** сентября, Вы, г. Председатель, кратко известили меня, что, по Вашему мнению,

* 15 декабря 1928 г. в Лугано по этому вопросу была принята совместная декларация министров иностранных дел Великобритании, Германии н Франции. См. сб. «Международная политика в 1923 году..,», М., 1929. стр. 157.

** См. док. Х- 279, *** В тексте ошибочно — 5,

созыв Подготовительной комиссии на VI сессию до общего собрания Лиги наций не дал бы желательных результатов. Касательно же моего вопроса о перспективах созыва комиссии Вы ответили, что Вы следите за событиями, развивающимися на общем собрании Лиги Наций, по окончании которого Вы будете в состоянии принять решение.

Я не знаю, удовлетворил ли Вас, г. Председатель, исход событий, на который Вы ссылаетесь в своем письме, и облегчил ли он Вам возможность принятия решения. Мне лишь известно, что общее собрание Лиги наций приняло по вопросу о разоружении весьма неопределенную резолюцию, возложившую на председателя Подготовительной комиссии «поддержание контакта с заинтересованными правительствами для того, чтобы зиать о состоянии их переговоров и чтобы иметь возможность созвать комиссию в конце настоящего года, и, во всяком случае, в начале 1929 года».

Таким образом, созыв следующей сессии Подготовительной комиссии вновь был поставлен в зависимость от исхода дипломатических переговоров между несколькими государствами, каковым переговорам в свое время было обязано преждевременное прекращение V сессии Подготовительной комиссии.

На последней сессии Подготовительной комиссии советская делегация решительно возражала против устранения самой Подготовительной комиссией открытого и гласного обсуждения вопросов о разоружеиии и против перенесения центра тяжести этого обсуждения иа негласные дипломатические переговоры небольшой группы держав. Советская делегация тогда же выражала сомнение в возможности выработки таким путем общеприемлемой базы соглашения о разоружении. Нетрудно было предвидеть, что участвующие в таких переговорах державы будут стремиться к выработке такого соглашения, которое, совершенно не ограничивая нли едва ограничивая количество и калибр оружия, в котором они сами заинтересованы, максимально сокращало бы вооружение других государств, в переговорах не участвующих или привлеченных к ним впоследствии. Такое соглашение может служить каким угодно целям, но не цели разоружения. Облегчая позицию в Подготовительной комиссии или на конференции по разоружению участников переговоров и их сопротивление сокращению количества того или иного специально их интересующего рода вооружений,— подобное соглашение может лишь создать новые затруднения к всеобщему соглашению о разоружении.

Я вынужден в настоящее время констатировать, что эти опасения советской делегации полностью, к сожалению, оправдались. Насколько можно судить по опубликованным недавно

официальным документам, переговоры, которые велись касательно сокращения вооружений между Великобританией и Францией, потерпели неудачу, не только нисколько не облегчив, а, скорее, затруднив дальнейшую работу Подготовительной комиссии. Означенные переговоры имели пока своим результатом лишь безуспешность V сессии Подготовительной комиссии, несозыв VI сессии и полное бездействие комиссии в течение по крайней мере девяти месяцев.

Ныне, когда означенные переговоры являются хотя и безрезультатными, ио для ближайшего времени законченными, не существует, кажется, никаких других событий, исхода которых следовало бы выжидать для решения вопроса о созыве Подготовительной комиссии. Как бы ни были неутешительны перспективы работ комиссии и как бы эти перспективы ни были омрачены обострившимися в результате переговоров между некоторыми державами расхождениями по отдельным вопросам разоружения, Подготовительная комиссия, по мнению советской делегации, должна незамедлительно собраться, хотя бы для того, чтобы проанализировать причины безуспешности ее работ, сделать надлежащие выводы из создавшегося положения и изыскать новые пути для разрешения стоящих перед Подготовительной комиссией задач.

Печальные результаты переговоров о разоружении между несколькими державами, которые приходится ныне констатировать, объясняются, однако, по моему мнению, не только тем обстоятельством, что переговоры велись негласно и ограничены были минимальным количеством участников. Неудача переговоров обусловливалась также тем принципом, который хотят положить в основу соглашения, а именно принципом индивидуального установления пределов вооружений для каждой страны в отдельности, вне какого-либо общего справедливого и для всех приемлемого критерия. К сожалению, этот принцип вытекает из того проекта конвенции по разоружению, которому Подготовительная комиссия посвятила уже несколько оказавшихся бесплодными сессий. На необходимость применения к сокращению вооружений такого общего критерия советская делегация неизменно указывала с самого начала своего участия в Подготовительной комиссии, в соответствии с чем она и внесла на V сессии комиссии свой проект сокращения вооружений*, основанный на обязательной для всех пропорциональности сокращения вооружений (т. е. сокращения на 50%) с некоторыми отступлениями в пользу слабейших государств. Я глубоко убежден, что, если Подготовительная комиссия не желает продолжать топтаться на месте или признать окончательно свое полное бессилие в деле

* См. док. № 98.

стимулирования разоружений, она должна приступить к скорейшему и серьезнейшему рассмотрению представленного советской делегацией проекта сокращения вооружений. Я поэтому просил бы Вас, г. Председатель, не отказать предложить всем участникам Подготовительной комиссии озаботиться заблаговременно необходимыми инструкциями своих правительств, имея в виду постановку этого проекта в порядок дня следующей сессии Подготовительной комиссии.

Итак, г. Председатель, мои предложения сводятся к скорейшему созыву VI сессии Подготовительной комиссии и к принятию необходимых мер для постановки на обсуждение в этой сессии советского проекта конвенции о сокращении вооружений.

Пользуясь случаем возобновить уверения в моем высоком уважении, я имею честь просить Вас, г. Председатель, не отказать довести это письмо до сведения членов Подготовительной комиссии.

Председатель делегации СССР

в Подготовительной комиссии

конференции по разоружению

Литвинов

Печат. по арх. Опубл. в газ. ^Известия» M 288 (3522), 12 декабря 19*8 г.

На это письмо Лоудон ответил письмом от 27 декабря 1928 г., в котором говорилось;

«Я имел честь получить Ваше письмо от 6 декабря 1928 г. Сообразно с принятой девятым собранием Лиги наций резолюцией, поручившей мне Держать контакт с заинтересованными правительствами, для того чтобы иметь возможность созвать Подготовительную комиссию по разоружению so всяком случае в начале 1929 г., я пришел после зрелого обсуждения к выводу, что для того, чтобы комиссия могла с пользой продолжать предпринятую ею работу, которую на своей последней сессии она решила вести до уже намеченному пути, следующая сессия должна будет состояться в апреле этого года. Поэтому я сегодня же уведомил все делегации, что комиссия созывается нз понедельник 15 апреля 1929 г.»