Телеграмма Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочному Представителю СССР в Монгольской Народной Республике А. Я. Охтину

7 августа 1930 г.

Среди заявок монгольского правительства на учебу есть общая заявка на подготовку 100 учителей и киномехаников.

* Копия телеграммы была одновременно направлена генконсулу СССР в Харбине Б. Н. Мельникову. ** См. т. XII. дох.** 390. *** См. док. № 336.


Сообщите, каким именно контингентом располагает МНР для этой цели, какова степень его подготовки, какого типа учителя имеются в виду, сколько нужно киномехаников*.

Карахан

Лечат, по арх.

283. Телеграмма Временного Поверенного в Делах СССР в Персии в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

7 августа 1930 г.

В разговоре Теймурташ подтвердил мне решение шаха о снятии Кельбалн-хана из Ардебиля и о принятии решительных мер в отношении эмигрантов. Он хотел представить все это как свою личную заслугу, но это ему не удалось, так как в этот момент подошел Форуги, и Теймурташ всячески старался замять этот разговор. В дальнейшем Теймурташ делал обычные заверения в дружбе н всячески демонстрировал свое хорошее отношение к полпредству. Я воспользовался этой беседой и еще раз аргументировал перед Теймурташем необходимость ведения в отношении СССР более дружеской на практике политики и устранения в наших отношениях всего наносного.

Логановский

Лечат, по арх.

284. Запись беседы члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Послом Франции в СССР Эр-беттом

8 августа 1930 г.

Сегодня посетил меня Эрбетт и, усевшись в кресло, немедленно заговорил о деле Герцфельда41. Он спросил, известно ли мне содержание интересной беседы, которая на этих днях состоялась между Лабуле и т. Рейхелем **. Беседа очень интересная н в общем была полезна. Лабуле изложил точку зрения французского правительства, а т. Рейхель обосновал обстоятельно советскую позицию «н это было неплохо»,—8 прибавил Эрбетт.

Желая услышать вновь аргументацию французской стороны, я сказал Эрбетту, что имею лишь очень краткое сообщение по телеграфу н что подробности беседы мне неизвестны.

Эрбетт стал тогда по документу, который он держал в руках, излагать содержание этой беседы. К тому, что изложено

* См. док. № 295. ** См. док. J* 280.


в письменном докладе т. Рейхеля, следует прибавить и уточнить следующие моменты.

Когда сенский трибунал в Париже вынес 5 марта с. г. первое постановление в пользу Герцфельда, он неходил ие только нз известного приговора английского суда, но также из двух постановлений французских судов, которые еще до рассмотрения дела в английском суде «констатировали наличие претензий Герцфельда против Доброфлота», это, во-первых, решение Коммерческого суда в Париже от 6 августа 1922 г. и, во-вторых, постановление тарасконского суда первой инстанции от 27 февраля 1924 г. Что сделало торгпредство после вынесенного против него решения сенского трибунала от 5 марта с. г.? Торгпредство обжаловало решение сенского трибунала в парижский Апелляционный суд (Кур д'аппель), требуя, во-первых, установления неответственности торгпредства по данному делу и, во-вторых, запрещения наложения ареста на имущество торгпредства. Апелляционный суд не мог, однако, заниматься рассмотрением вопроса «по существу» н вынес решение только относительно самого «инцидента». Прн рассмотрении второго вопроса Апелляционному суду ввиду упомянутых решений французских судов от 1922 и 1924 гг. и английского суда от 1925 г. ничего другого ие оставалось, как подтвердить правнль* ность наложения ареста. В связи с этим решением и ситуацией, которая создалась для торгпредства, весь вопрос об ответственности торгпредства за действия других советских хозяйственных органов был «очень серьезно» рассмотрен во французском министерстве иностранных дел. При этом было установлено, что французские законы не дают никакой возможности оградить советское торгпредство от предъявления ему исков по претензиям, возникшим из сделок, заключенных с советскими государственными организациями. В этом вопросе советское торгпредство находится «не в худшем положении, чем само французское государство». Если бы, например, французская табачная монополия, являющаяся хозяйственным органом, принадлежащим французскому государству, заключила какую-нибудь сделку в Швейцарии и в результате ее проиграла там какой-нибудь процесс и отказалась платить, ее швейцарский контрагент имел бы полную возможность обратить свой иск против французского государства, например, перед парижским судом, н французские законы не далн бы французскому правительству никакой возможности уклониться от ответственности по такому иску. Прн изучении во французском министерстве этой сложной проблемы пришли к выводу, что есть одна возможность для торгпредства избежать обращения против него леков, возникающих из претензий к другим советским хозяйственным органам: для этого надо было бы, чтобы во все Договоры, которые заключают где бы то нн было за границей


советские хозорганы, вносилась клаузула о том, что эвентуальные иски, вытекающие из этих договоров, не могут быть обращены против Советского государства или против его торговых представительств за границей. Если бы такая клаузула содержалась в спорном договоре, то тогда обязанность доказательства («шарж де прев») обоснованности обращения иска против Советского правительства или против торгпредства лежала бы на истце. Он должен был бы доказать суду, на каком основании вразрез с этой клаузулой иск обращается против торгпредства или Советского правительства. Лабуле сказал т. Рейхелю, что «французское правительство придает большое значение тому, чтобы фонды торгпредства обеспечивали французских контрагентов по сделкам, заключенным нии с торгпредством». Это серьезное и важное заявление, и французское министерство приветствовало бы включение названной клаузулы во все договоры советских хозяйственных органов за границей, ибо тогда практически фонды парижского торгпредства служили бы обеспечением для его французских контрагентов.

Я сказал, что предложение французского министерства могло бы обеспечить парижское торгпредство только от предъявления к нему исков по будущим сделкам; оно, однако, ни в какой степени не лишает возможности десятки и сотни других герцфельдов пользоваться услугами французского суда для вчинення исков парижскому торгпредству по всяким старым делам и претензиям, действительным и мнимым. Французское предложение ие ограждает советско-французскую торговлю от той чрезвычайно серьезной опасности, которая угрожает ей со стороны нынешней практики французских судов. Создавшееся положение чрезвычайно серьезно, и выход из него может быть найден лишь исключительно французским правительством.

Эрбетт согласился сейчас же с моим доводом и сказал, что в Париже продолжают искать выходы, но задачу эту чрезвычайно трудно разрешить. Но, прежде всего, ои, Эрбетт, хотел бы получить от меня ответ иа один важный вопрос: «Дано лн распоряжение парижскому торгпредству прекратить свои операции?» «Вы понимаете,— сказал Эрбетт,— если такое распоряжение дано, оно создает совершенно новую ситуацию: под давлением бойкота, конечно, в Париже никто не станет искать выхода из нынешнего положения».

Я ответил, что такого распоряжения не дано, и вопрос о дальнейшей деятельности парижского торгпредства не обсуждался, поскольку у нас ожидают, что французское правительство поймет наконец свою ответственность за последствия наложения ареста на имущество н мебель торгпредства и предотвратит этот арест. Конечно, если этого не произойдет, и


мебель торгпредства будет описана, он, Эрбетт, сам легко может представить себе фактические последствия и дальнейшее развитие вещей.

Эрбетт сказал, что он удовлетворен моим заявлением и немедленно его передаст в Париж. Он очень боялся, что мы сделали этот опрометчивый шаг и, таким образом, закрыли возможность выхода из создавшегося положения,

Я тогда сказал Эрбетту, что он может сообщить в Париж, что мы не только не прекратили торговых операций с Францией, но и готовы продолжать и развивать нашу торговлю с Францией, однако при одном непременном условии, что французское правительство сделает эту торговлю действительно возможной, т. е. что оно обеспечит нормальные условия работы нашего торгпредства. Я прошу его также передать еще раз в этой связи мое официальное заявление, что французское правительство не должно рассчитывать на то, что наше торгпредство в последний момент уплатит Герцфельду требуемую им сумму. Об этом не может быть к речи. «Наше решение не платить по этому иску окончательное и бесповоротное». Оно не будет изменено, «невзирая ни на какие последствия». Последствия, конечно, будут тяжелы, но ответственность за них ляжет исключительно на французское правительство. Мы твердо убеждены в неправильности и недопустимости постановления французского суда.

В этом деле есть две стороны: юридическая и политическая.

Юридически постановление французского суда совершенно неправильно не только потому, что он удовлетворил иск к парижскому торгпредству, вытекающий из сделки, которая к парижскому торгпредству не имеет никакого отношения, которая, кроме того, не заключена во Франции и которая, наконец, никаких французских интересов не затрагивает, но и в особенности потому, что французский суд при этом игнорировал нормы нашего законодательства. Я не знаю юридического положения французской табачной монополии, но я утверждаю, что при рассмотрении иска к иностранному юридическому лнцу всякий суд в мире прежде всего должен учесть законодательство соответствующей страны. Этого в данном случае не было сделано. Парижский суд не имел црава игнорировать наших законов, регулирующих юридическую природу и ответственность наших хозяйственных организаций и торговых представительств. Парижский суд не мог в особенности потому игнорировать этих законов, что они были доведены до всеобщего сведения во Франции путем официальной публикации французского министерства торговли в правительственном «Жур-иаль офисьель» *.

* См. док. № 4.


Эрбетт многозначительно сказал, что эта публикация ему известна, и потом несколько нерешительно добавил, что в сущности такое коммюнике «не могло иметь обратной силы» и быть учтено в отношении иска Герцфельда, которым занимались французские суды еще в 1922 и 1924 гг. Защищая французский суд, Эрбетт сказал, что в сущности мы сами создали во Франции представление о том, что торгпредство есть представительство всех хозяйственных интересов СССР. Когда т. Красин учредил это торгпредство в 1925 г., он популяризировал в Париже монополию внешней торговли и насадил представление о том, что хозяйственные дела с СССР должны делаться через торгпредство, которое является единственным представителем СССР. Французский суд поступил совершенно добросовестно, признав ответственность Советского государства за Доброфлот. Ведь Советское государство приняло все активы Доброфлота в виде пароходов и другого имущества. Оно поэтому, бесспорно, должно отвечать также и по всем обязательствам Доброфлота. В сущности, ои, Эрбетт, удивлялся даже за последнее время, что, установив нормальные отношения с Францией, в 1925 г. мы «первым делом» не протестовали против решений французских судов 1922 и 1924 гг. по иску Герцфельда.

Я сказал, что взгляды т. Красина Мне хорошо известны, и я могу поэтому утверждать, что ои никогда и нигде не мог говорить, что торгпредство отвечает по обязательствам, которые принимают на себя наши хозорганы частного права, с самостоятельной юридической природой. Неверно далее утверждение, что Советское государство приняло активы Доброфлота и поэтому ответственно также за его пассивы. Верно, что некоторые пароходы Доброфлота перешли к Совторгфлоту, ио из этого ие вытекает никакого обязательства для Советского государства отвечать за долги Доброфлота.

— Так, значит, Совторгфлот принял актив и пассив Добро-флота? Значит, ои должен отвечать? — несколько торжествующе спросил Эрбетт.

Я сказал, что и это неверно. Совторгфлот не принимал актива и пассива Доброфлота, а получил некоторые пароходы Доброфлота на основании договора, заключенного с Добро-флотом. Два хозоргана частного права могут заключить у нас, как и во всякой другой стране, договор, и из этого не вытекает никаких обязательств для правительства.

Эрбетт сказал, что Доброфлот является в настоящее время одним из «бюро» Совторгфлота, является его составной частью. Об этом сказано в адресной книге «Вся Москва». Его очень интересует, однако, вопрос о взаимоотношениях между Доброфлотом н Совторгфлотом, и он был. бы мне очень благо-


дарен, если бы я мог ему дать небольшую заметку по этому вопросу, хотя бы в неофициальном порядке.

Я сказал, что не изучал детально этого вопроса, ознакомлюсь с ним и как-нибудь при случае вернусь к этому вопросу. В данный момент для меня важно лишь установить, что Советское правительство ни по нашим законам, ни вследствие мнимого принятия актива Доброфлота не может нести ответственности по обязательствам Доброфлота. Основная ошибка французского суда заключалась именно в том, что он действовал на основании общераспространенных представлении, а не на основании анализа советского законодательства, к чему он был, без сомнения, обязан.

Эрбетт сказал, что он должен признать серьезность этого моего основного юридического аргумента и в этот момент не знает, что на него следует ответить. Он заинтересуется этим вопросом.

Продолжая начатую мной аргументацию, я перешел к политической стороне дела и сказал, что она представляет ие меньший интерес и не менее важна, чем юридическая сторона. Герцфельд судился с Доброфлотом в Англии и добился частично благоприятного для себя решения. Когда он увидел, что он на основании этого решения не может получить денег от Доброфлота, то вместо того, чтобы продолжать, как это было бы естественно и понятно, свою акцию в Англии, если бы его дело было правым делом, он обратил свой иск против парижского торгпредства, не попытавшись даже попробовать перед английским судом свое счастье против лондонского торгпредства. При этом он обратил свой иск против парижского торгпредства не сразу, а через несколько лет, уже после того, как французский суд прославился своими решениями против СССР. Это положение характеризует политическую сторону дела Герцфельда. Дело Герцфельда вытекает из предшествующей практики французских судов и в особенности из процесса о фальшивых векселях 12. Прошло уже много месяцев после этого процесса, и мы имеем самую обширную информацию, из которой явствует, что все участвовавшие на суде, и судьи н даже адвокаты противной стороны, не сомневались в поддельности векселей и в уголовных преступлениях подсудимых. Приговор был продиктован не толкованием французских законов и не правосудием, а исключительно ненавистью к Советскому Союзу.

Эрбетт тут вставил, что речь идет о приговоре присяжных, за которых никто не может отвечать.

Я сказал, оговаривая неофициальный характер своего заявления, что до нас дошла информация и о том, что происходило в комнате присяжных по этому делу. Шестеро из них высказались за обвинение, а другие шесть, не отрицая винов-


ностн подсудимых, указывали на то, что надо наказать СССР за то, что он аннулировал царские долги и что нельзя допустить, чтобы СССР искал во Франции правосудия.

Эрбетт сказал, что он тоже об этом слышал, но он не знает, верно ли это, и, в конце концов, присяжные ведь выносят неожиданные решения во всех странах и часто объявляют невинным явного убийцу.

Я сказал, что это верно, но тем не менее этот вердикт присяжных чрезвычайно характерен для той атмосферы, которая сложилась во Франции в отношении СССР. Эта атмосфера объясняет то, что произошло и на других процессах, в частности на процессе Герцфельда. В такой атмосфере невозможно вести сколько-нибудь нормальных торговых сношений. Если французское правительство действительно, как Эрбетт заявляет, хочет развития торговых отношений с нами, оно должно принять меры для расчищения этой атмосферы. У нас часто говорят также и в правительственных кругах, что если французские суды выносят такие приговоры, то потому, что они знают, что это не противоречит линии французской политики и что французское правительство не против этих приговоров. Теперь, наконец, создалось такое положение, которое дольше продолжаться не может: или французское правительство будет и дальше терпеть эту практику, и тогда оно должно считаться и должно отвечать за ее последствия для дальнейшей судьбы франко-советских отношений, или оно действительно хочет развития этих отношений, и тогда око должно быстрыми действиями положить конец этой практике и дать возможность нашему торгпредству работать и развивать дальше торговлю между нашими странами. Положение совершенно ясно, и ответ за французским правительством. Л'!ы ничего больше сделать не можем и ожидаем спокойно дальнейшего развития дета.

Эрбетт сказал, что он вполне ясно понимает нашу позицию и знает еще от т. Литвинова, что мы твердо решили, что торгпредство не будет платить по иску Герцфельда *. Положение действительно серьезное, и надо быстро действовать. Он чрезвычайно рад, что мое сообщение об отсутствии распоряжения о прекращении торговых операций с Францией дает возможность дальнейших поисков выхода из создавшегося положения. Он надеется, что выход будет найден. И тут же вдруг он задал мне вопрос, уверен ли я, что распоряжения о прекращении торговых операций действительно не было дано. Может быть, меня не информировали о нем?

Я сказал Эрбетту, что наверное был бы осведомлен, если бы такое распоряжение существовало.

• См. док. Кв 271,


Он еще раз благодарил меня, сказав, что придает большое значение этому моему сообщению, и заявил, что со своей стороны может меня заверить, что французское правительство заинтересовано в развитии торговых отношений с СССР и готово сделать все возможное, чтобы их обеспечить и облегчить их дальнейшее развитие.

В свою очередь я благодарил Эрбетта за это сообщение и сказал, что буду ждать его извещения о практических шагах французского правительства, предпринятых им для выхода из создавшегося тяжелого положения.

Б. Стомоняков

Дополнение к записи беседы с послом Франции в СССР Эрбеттом от 8 августа 1930 г.*

1. Когда мы закончили разговор о деле Герцфельда, Эрбетт спросил меня, верны ли сообщения о том, что мы ведем переговоры о признании с Соединенными Штатами.

Я ответил, что до переговоров дело еще не дошло, но под влиянием делового мира организованная против нас травля прекращается.

Эрбетт вставил: «И главным образом вследствие вмешательства Гувера?»

Я подтвердил эту реплику и сказал, что вообще в САСШ наметился перелом в отношении СССР, и весьма влиятельные круги настаивают на признании Советского Союза. Положение радикально изменилось за последнее время, добавил я многозначительно.

Эрбетт тоже многозначительно поддакивал, говоря, что ему это известно. Затем он спросил, верно ли, что вопрос о признании СССР поставлен также в Аргентине и что аргентинское правительство собирается послать в СССР официальную миссию.

Я сказал, что официальных сообщений мы об этом ие имеем. Перелом в сторону усиления торговых сношений с Советским Союзом намечается во всем мире. От посла, наверное, не ускользнуло, что после периода усиленной травли в ряде стран этот перелом нашел выражение в определенных актах. За последнее время мы имеем несомненный подъем в нашей внешней торговле.

Эрбетт со всем соглашался с многозначительным видом человека, хорошо информированного о том, что ему говорят. Он сказал, что положение нашей внешней торговли было бы еще лучше, если бы наша валюта свободно обменивалась на валюту других стран. Поскольку мы сводим удовлетворительно наш расчетный баланс, мы могли бы пойти на эту реформу,

* Дополнение датировано 11 августа 1930 г.


и он не понимает, почему мы этого не делаем. Эрбетт весьма пространно доказывал, что котировка нашего червонца за границей облегчила бы нашу внешнюю торговлю, удешевила бы наш кредит и подняла бы его, поскольку тем самым увеличилось бы доверие к развитию нашей экономики.

Я уклонился от дискуссии в экономической плоскости и ограничился замечанием, что посол упускает из виду особенности нашего международного положения. Если бы наш червонец котировался на международных биржах, наша валюта стала бы игрушкой в руках различных банковских группировок, причем установка некоторых из них по отношению к СССР, как известно, определяется не столько экономическими, сколько политическими соображениями,

Эрбетт вообще во всех беседах со мной вновь разыгрывает роль нашего «друга». Он говорит о необходимости улучшения отношений, усиления франко-советской торговли, дает советы по урегулированию дела Герцфельда, а главное, не поднимает никаких неприятных вопросов. За все беседы со мной он не выдвинул ни одной претензии, ни одной жалобы вразрез с прежней практикой до его последнего отъезда во Францию, когда он всегда приходил с разными жалобами и стремился раздуть даже самую малую претензию. Это поведение его, вероятно, объясняется, с одной стороны, нежеланием французского правительства обострять отношения с СССР в настоящее время и, с другой стороны, желанием Эрбетта улучшить свое положение здесь и нажить некоторый капиталец для своей будущей карьеры.

Б. Стомоняков

Заг.ись беседы, и дополнение печят. по арх.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: