Национальные интересы и национальная политика

По окончании революционных и наполеоновских войн крупнейшие государства Европы придавали исключительно большое значение сохранению легитимного порядка, установ­ленного Венским конгрессом. Поэтому они стремились мир­ным путем решать возникавшие между ними противоречия, о чем, в частности, свидетельствовал Восточный кризис 30—40-х годов. Напомним, что подобная политика согласования пози­ций и взаимных уступок называлась «европейским концертом».

Эта политика обладала очевидными достоинствами. Она способствовала тому, что Европа в течение почти четырех де­сятилетий была избавлена от крупных вооруженных конфлик­тов и международных потрясений. Это позволило европейским странам не только залечить раны, оставленные войнами рево­люционной и наполеоновской эпох, но и накопить силы для мощного рывка вперед в развитии производительных сил. Именно во второй четверти XIX в. во многих из них, вслед за Великобританией, началась промышленная революция. Дли­тельный мир в сочетании с экономическим подъемом благо­творно отразился на всех видах творческой деятельности — науке, литературе, изобразительном искусстве, музыке и т.д.

Тем не менее «европейский концерт» подвергался резкой критике в общественных кругах многих стран. Главным обра­зом потому, что его считали — и вполне заслуженно — одним из символов легитимного порядка, столь нелюбимого либера­лами и демократами. Ведь именно на этот порядок они возла­гали вину за подавление революционных и либеральных дви­жений 20—30-х годов XIX в. во многих странах Европы. Недо­вольство порождало и то, что «европейский концерт» налагал определенные обязательства на его участников, побуждая их к умеренности в своих притязаниях и уступчивости по отноше­нию к требованиям других держав. Общественность была склонна считать эти обязательства невыгодными для своих стран. Нередко в них усматривали даже ущемление суверенных прав государств, в том числе и права самостоятельно проводить свою внешнюю политику.

То, как реагировали общественные круги на «европейский концерт», во многом объяснялось атмосферой подъема патрио­тических настроений, воцарившейся в Европе со времени На-

полеоновских войн. В этих условиях даже обычные в диплома­тической практике компромиссы болезненно воспринимались людьми, у которых было обострено чувство национального самосознания и достоинства. В зависимости от конкретных об­стоятельств их недовольство могло мотивироваться разными причинами. Например, французские либералы и демократы, стоявшие в оппозиции к правительствам Реставрации и Июль­ской монархии, осуждали «европейский концерт» как инстру­мент подчинения Франции реакционной политике Священно­го союза. В России общественные круги воспринимали уступки другим странам как унизительные, тем более для страны, су­мевшей в свое время обратить в бегство «великую армию» На­полеона и сыграть центральную роль на Венском конгрессе.

Но какими бы конкретными обстоятельствами не была мо­тивирована эта критика, она по существу сводилась к выводу о том, что само существование «европейского концерта» и леги-тимного порядка противоречило национальным интересам от­дельных государств.

Во второй четверти XIX в. вопрос о национальных интере­сах активно обсуждался в общественных и политических кругах европейских стран. Он являлся одной из излюбленных тем га-зетно-журнальной полемики, салонных разговоров, споров в демократических клубах. Эта дискуссия отражала большой раз­нобой в истолковании национальных интересов. Иначе и вряд ли могло бы случиться в обществе, разделенном глубокими по­литико-идеологическими противоречиями. Вместе с тем дис­куссия выявила достаточно четкое понимание того, что нацио­нальные интересы — это особая реальность, не совпадающая, а в чем-то даже расходящаяся с существующими династически­ми, конфессиональными и прочими интересами, включая и «государственный интерес» абсолютных монархий.

Понятие «национальные интересы», как видно из его назва­ния, является производным от теории национального сувере­нитета, которую еще в XVII—XVIII вв. выдвинули европейские просветители. Согласно этой теории, носителем высшей власти (суверенитета) в государстве является нация, т.е. сами гражда­не. Отсюда их право не только участвовать в управлении госу­дарством, но и решать коренные вопросы его устройства, дото­ле считавшиеся прерогативой монархов и церкви, включая форму правления, границы, характер отношений с другими го­сударствами и пр. Руководствуясь этой теорией, еще в XVIII в. американские колонисты образовали США, а французские ре­волюционеры — не только осуществили глубокие преобразова­ния у себя дома, но и попытались распространить новые уч­реждения на другие страны. С тех пор теория национального суверенитета служила обоснованием права граждан самим ре-

шать, что хорошо и что плохо для государства. Именно то, чего хотели сами граждане, и получило название национальных ин­тересов.

Критикуя «европейский концерт» и легитимный порядок, общественность была убеждена в том, что оба эти принципа Венской системы отвечали прежде всего династическим инте­ресам монархов. Ведь большинство монархов Европы отказы­вались приобщить граждан к управлению государством, к ре­шению политических вопросов, и стремилось править абсолю­тистскими методами. Даже в таких либеральных монархиях, как Великобритания и Франция, правом участвовать в выборах представительных учреждений обладало незначительное мень­шинство граждан. Поэтому общественные круги требовали от правительств прислушаться к мнению граждан и положить в основу внешней политики национальные интересы.

Борьбу за изменение внешнеполитического курса своих правительств общественность вела под лозунгом национальной политики. Подразумевалась такая внешняя политика государст­ва, которая бы действительно отвечала интересам и запросам если не всех, то во всяком случае большинства его граждан. Разумеется, единодушия относительно конкретного содержа­ния и задач этой политики не наблюдалось не только в мас­штабах Европы, но и внутри отдельных стран. Слишком вели­ки были разногласия по этому вопросу не только среди обще­ственности разных стран, но даже между политическими груп­пировками одной и той же страны. Пожалуй, единственное, что объединяло приверженцев национальной политики, было негативное отношение к Венскому порядку в целом.