Теория справедливости Дж. Ролза и социальные законы в интерпретации А. Зиновьева

Дж. Ролз был знаком с концепцией зависти Г. Шёка и критикой идеи равенства М. Шелером и характеризовал концепцию социального контроля, основанного на зависти, определенно негативно: "Многие консервативные авторы полагают, что тенденция к равенству в современных общественных движениях является выражением зависти. Таким образом, они стремятся дискредитировать это стремление, относя его к коллективно ущербным импульсам... однако, нужно сначала доказать, что отрицаемые формы равенства на самом деле несправедливы и с необходимостью приведут к тому, что все, включая и менее удачливых, проиграют. Однако упор на равенстве, определяемом двумя принципами равенства [равенства прав и равенства возможностей (открытого доступа) - П. О.], вовсе не означает проявления зависти. Это видно из содержания этих принципов и характеристики зависти. Это также следует из природы сторон в исходном положении: концепция справедливости выбирается при условиях, в которых, по предположению, никто не движим недоброжелательством и злобой"². Действительно, концепция Ролза рассматривает индивидов как моральных личностей, а зависть, по его мнению, не относится к моральным чувствам, но является пороком: "зависть не является моральным чувством. Ни один моральный принцип не приводится для ее объяснения. Достаточно сказать,

¹ Шёк Г. Зависть: теория социального поведения, с. 158 - 159.

² Ролз Дж. Теория справедливости. - М.: Издательство ЛКИ, 2010. - С. 466 - 467.

стр. 112

что лучшая ситуация других привлекает наше внимание. Мы удручены их удачей и не ценим того, что имеем, столь же высоко, как прежде; и это чувство ущерба и потери возбуждает нашу злобу и враждебность. Таким образом, надо быть осторожным, чтобы не спутать зависть и негодование. Негодование - моральное чувство. Если мы негодуем по поводу того, что имеем меньше, чем другие, то это потому, что мы думаем, что их лучшее благосостояние является результатом несправедливых институтов или неправильного поведения с их стороны. Те, кто выражает негодование, должны быть готовы показать, почему некоторые институты несправедливы или в чем заключается причиненное им зло. Зависть отличается от моральных чувств другим способом объяснения, углом зрения, под которым рассматривается ситуация"¹.

Любопытно отметить, что Ролз, уже исключив зависть и злобу, присущую индивидам, из своей концепции справедливости, все же оговаривается: "пороки суть распространенные нежелательные черты, явными примерами которых являются злоба и зависть, поскольку они наносят ущерб каждому. Стороны, конечно, предпочтут концепции справедливости, реализация которых не возбуждает этих наклонностей... Однако иногда обстоятельства, возбуждающие зависть, непреодолимы, так что если брать людей такими как они есть, никаким разумным образом нельзя преодолеть их злобные чувства... Действительно, мы можем негодовать, если ситуация вызывает в нас зависть, так как общество может допускать настолько большие несоразмерности в благах, что при существующих социальных условиях эти различия не могут не вести к потере положительного самоуважения. Для страдающих от этого ощущения чувство зависти не иррационально; удовлетворение их злобы сделало бы самочувствие лучшим. Когда зависть является реакцией на потерю чувства собственного достоинства в обстоятельствах, где было бы неразумным ожидать, что человек будет чувствовать иначе, я буду говорить, что она извинительна..."².

Эта оговорка не случайна. С одной стороны, теория справедливости Дж. Ролза полностью отвечает модели экономического человека и согласуется с мейнстримом, с другой - само понятие справедливости требует от индивида признания существования и учета интересов других людей. Для того чтобы согласовать модель и объект исследования, приходится ввести неявное допущение о том, что эти экономические индивиды имеют примерно те же потребности и ту же шкалу формирования предпочтений, что и субъект, требующий справедливости. Другими словами, Ролз неявно вводит посылку однородности, характерную для неоклассических моделей.

¹ Там же, с. 462 - 263.

² Там же, с. 463.

стр. 113

Отсюда он логично приходит к замечательному выводу о том, что справедливость в своей основе тождественна честности. И действительно, в условиях равенства прав и равенства возможностей "однородных экономических людей" получить одностороннее преимущество, не связанное с более высокими затратами труда и более высокой индивидуальной производительностью, возможно только за счет обмана (т. е. оппортунизма и использования асимметрии информации). Нечестность индивидов и позволяет сформироваться несправедливым институтам, в которых негодование и даже зависть могут оказаться морально оправданными. В таком случае естественным представляется и совершенствование институтов, а построение справедливого общества будет сочетаться и с долгосрочным ростом эффективности, и с развитием индивидуальной свободы (обязательное условие по Ролзу). При этом либеральные свободы могут сочетаться даже с общественной собственностью (социализмом), если соблюдаются основные принципы справедливости¹.

Любопытно отметить, что в обширном предметном указателе к книге Дж. Ролза отсутствуют два важных понятия - однородность и власть. Понятно, что однородность является нерефлексируемой посылкой, а власть в условиях справедливого общества не нужна и даже невозможна, заменяясь нейтральными организацией и управлением. Если общество устроено справедливо, то отношения господства - подчинения между индивидами исключаются, это противоречит принципам равенства. Тем самым, несмотря на свой анализ зависти, Дж. Ролз не допускает реального присутствия зла ни в природе отдельных индивидов, ни в обществе в целом.

Но индивиды, как и общество, неоднородны. Как показывает С. Жижек, достаточно ввести в анализ хотя бы половое различие, как эта оптимистическая концепция справедливости начинает ломаться: "Когда Джон Роулз, начиная рассуждать о дистрибутивной справедливости утверждает, что его гипотеза исключает наличие зависти у рациональных субъектов, он тем самым исключает желание как таковое в его конститутивном отождествлении с желанием Другого. Однако логика "зависти" вовсе не одинакова для обоих полов. В чем же тогда различие в "желании, которое является желанием Другого" для мужчин и женщин? Мужской вариант, выражаясь проще, - это вариант соревнования/зависти: "Я желаю это, потому что ты желаешь это получить, и желаю в той мере, насколько ты этого желаешь" - т. е. степень желанности объекта для мужчины определяется тем, насколько он уже желаем другим. Целью здесь является окончательное унижение Другого, что, разумеется, обесценивает и сам объект - в этом и состоит парадокс диалектики мужского желания. Женский же вариант желания -

¹ Там же, с. 242 - 245.

стр. 114

прямая противоположность: "я желаю посредством Другого", в том смысле, что "пусть Другой делает это (владеет и наслаждается объектом, и так далее) за меня" (пусть мой муж, мой сын... достигнет успеха вместо меня), а также и в смысле "Я желаю то же, что желает он, я лишь хочу исполнить его желание""¹.

В соответствии с приведенной логикой индивиды могут получать удовольствие от унижения других, возникающего как результат конкуренции (соревнования, зависти). При этом способы такой конкуренции различаются уже "по половому признаку". Но гендер - только одно из возможных социальных различений. Все разнородные индивиды, участвующие в процессе конкуренции, имеют свои способы получения удовольствия от "унижения Другого". Последнее, вообще говоря, предполагает, что человек "наслаждается злом", удовлетворяя не только свои "нормальные потребности" по Маслоу, но и унижая других.

Именно такой взгляд на социальные отношения отстаивал столь неоднозначный российский социальный мыслитель, как А. Зиновьев: "Принято думать..., что человеческое общество есть одно из самых сложных явлений и что по этой причине его изучение сопряжено с необычайными трудностями. Это заблуждение... с чисто познавательной точки зрения... законы общества примитивны и общедоступны. Если бы это было не так, общественная жизнь вообще была бы невозможна, ибо люди живут в обществе по этим законам и по необходимости осознают их... Это действует удручающе на современного ученого человека, которому голову забили идеями математизации, формализации, моделирования... Социальные законы суть определенные правила поведения (действия, поступков) людей друг по отношению к другу. Основу для них образует... стремление людей и групп людей к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социального бытия. Примеры таких правил: меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя и т. д.

Социальные законы не фиксируют явно вроде правил морали, права... Но они и без этого общеизвестны и общедоступны. Легкость, с какой люди открывают их для себя и усваивают, поразительна. Это объясняется тем, что они естественны, отвечают исторически сложившейся природе человека... Нужны исключительные условия, чтобы тот или иной человек выработал в себе способность уклоняться от их власти и поступать вопреки им. Нужна длительная кровавая история, чтобы в каком-то фрагменте челове-

¹ С. Жижек. Чума фантазий. - Харьков, Изд-во Гуманитарный Центр, 2012. - С. 211 - 212.

стр. 115

чества выработалась способность противостоять им в достаточно ощутимых масштабах...

Хотя социальные законы соответствуют природе человека и групп людей..., люди предпочитают о них помалкивать... Почему? Да потому, что прогресс общества в значительной мере происходил как процесс изобретения средств, ограничивающих и регулирующих действие социальных законов. Мораль, право, искусство, религия, пресса, гласность, публичность, общественное мнение изобретались людьми в значительной мере.., как средства такого рода. И хотя они, становясь массовыми организациями людей, сами подпадали под действие социальных законов, они так или иначе выполняли и выполняют... антисоциальную роль. Социальный прогресс общества был прежде всего прогрессом антисоциальности. Людей веками приучали облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения морали, религии, права, обычаев, или скрывать от внешнего наблюдения как нечто предосудительное. И неудивительно, что социальные правила поведения представляются им как нечто, по меньшей мере, неприличное, а порой даже преступное...

Примем мы концепцию, согласно которой зло необходимо, а добро случайно, или противоположную концепцию, согласно которой добро необходимо, а зло случайно, мы тем самым не решаем вопроса о том, что чаще встречается - зло или добро, а указанные концепции сами по себе обе не объясняют ни того, ни другого, а значит, в равной степени могут быть использованы для того и другого"¹.

Последнее положение несколько противоречит предыдущей логике, в которой правила жизни "за счет других" (зло) объявлялись естественными социальными законами, а мораль, религия, право (добро, справедливость по Ролзу) - "антисоциальными". Подход, при котором "зло является необходимым, а добро - случайным", напоминает манихейскую доктрину доминирования зла в материальном мире, поэтому Зиновьев смягчает свою позицию. Однако в целом предложенная интерпретация социальных законов не противоречит сказанному в предыдущем разделе - прогресс общества не достигается автоматически, с ростом дохода и внедрением все новых социальных и технических инноваций. Соответственно, неоднородность общества и онтологическое зло не позволяют реализовать оптимистическую концепцию справедливости Дж. Ролза (удовольствие, которое получают индивиды и элитные группы от унижения других, проигравших им в конкуренции, не может быть компенсировано общим приростом дохода, даже если последний распределяется относительно равномерно).

¹ Зиновьев А. Зияющие высоты (книга первая). - М.: ПИК, 1990. - С. 42-45.

стр. 116