Понятие «persona»

В гражданском обороте лк представлены не как таковые, а в той типичной социальной роли, которую правопорядок признает адекватной для соответствующих отношений. Право воспринимает субъекта прав и обязанностей в его внешних социально значимых проявлениях, абстрагируясь от особенностей, которые полагает несущественными. Идея универсальной типизированной роли субъекта правоотношения в римском праве выражается понятием лица — «регsona» (первоначальное значение — “театральная маска”).

«регsona» всегда выражает юридически значимый момент личности, задействованный в отношении. Раб, отпускаемый на волю, не станет римским гражданином, а получит промежуточный статус латина, если в отношении его «регsona» не соблюдены требуемые условия. Если раб назначен в завещании наследником, но не объявлен при этом свободным, то он не считается наследником, поскольку в отношении его «регsona» завещание не имеет силы. Говоря о causa probation к которой прибегал латин с целью достижения римского гражданства для себя, своей супруги и годовалого ребенка, Гай (1,30) указывает на специфику в отношении «регsona» ребенка от такого брака (если мать была римской гражданкой, перемена статуса для него уже не потребуется). Недопустимость брака между членами агнатической семьи определяется позицией их «регsona» в системе семейных связей. Изменения в порядке наказания вора, застигнутого на месте преступления, коснулись «регsona» как рабов, так и свободных. Во всех этих случаях «регsona» указывает на индивида как носителя определенного статуса, значимого для конкретной юридической ситуации.

Коллективное целое обладает одной «регsona»: так агрименсоры говорят о “регsona coloniae”. Здесь значение термина приближается к современному понятию юридического лица.

Непринятое наследство представляет в обороте «регsona» наследодателя, поэтому возможны приобретения в пользу наследства, течение срока давности и подобные явления, реализации которых и служит эта фикция присутствия другой стороны правоотношения.

Выражение «регsona sustinere» встречается еще в двух показательных ситуациях. Решая казус, когда один человек был назначен наследником в доле и одновременно подназначен (назначен наследником на случай отказа назначенного наследника принять наследство) другому долевому наследнику, Юлиан говорит, что в случае отказа от наследства со стороны долевого наследника, он представляет в правоотношении две «регsona» свою и отказавшегося. Воля наследодателя определяет число сторон, управомоченных на принятие наследства; осуществление этих ролей одним человеком ведет к мультипликации его «регsona».

Раб, приобретающий господину, имеет столько «регsona» сколько у него господ, поэтому при невозможности приобрести в пользу одного из них, доля оставшихся увеличивается. К такой конструкции прибегает Юлиан, говоря однажды, что общий раб представляет «регsona» двух рабов, а в другом случае — что он подобен двум рабам. Общий раб представляет не коллектив, а коллегию господ. Его «регsona» поэтому мультиплицируется в соответствии с числом отправляемых над ним господ.

Последняя ситуация показывает, что категория “«регsona» фиксирует наличие стороны в правоотношении (и соответствующего волеизъявления), определяемое участием автономной социальной единицы. Лица, наделенные отраженной правоспособностью носителя роtestas не имеют собственной «регsona», поскольку их роль в правоотношении полностью зависит от воли господина. Общий раб, действуя по приказу одного из своих господ, приобретает только в его пользу, если в торжественном заявлении при сделке указывает его имя. Формальное воплощение воли господина определяет эффект сделки. Если же имя господина не названо, само наличие приказа оказывается скрытым и встает проблема соотношения актуального волеизъявления отдельного господина и стандартного положения раба в зависимости от роtestas обоих господ.

Волевой момент ситуации акцентирован последователями Сабина: в соответствии с их пониманием роль раба в правоотношении зависит от актуально выраженной воли господ. «регsona» раба задействована настолько, насколько она представляет волеизъявление господина. В эту логику вписывается и учение Юлиана (последнего главы сабинианской школы) о множестве «регsona» общего раба. Фигура раба двоится, так что отсутствие приказа исключает и одну из его «регsona» из состава субъекта отношения. Последователи Лабеона и Прокула воспринимают группу “раб — господин” как раз и навсегда данную конструкцию субъекта права, полагая роtestas основанием самого участия раба в обороте. По этой конструкции актуальное волеизъявление одного из господ не сказывается на композиции субъекта (и может получить значение для эффекта сделки — нарушая общее правило — только при наличии специального упоминания), поскольку «регsona» раба есть лишь выражение потестарной природы его связи с господином (точнее, с господами, число которых определяет и роль раба в обороте). Вопреки мнению М. Бретоне, поставившему вопрос о концептуальной основе этой контроверзы, следует признать, что взгляд учителей прокулианской школы ближе к оригинальной конструкции отраженной правосубъектности раба.

Единство роtestas в патриархальной семье определяет исключительную правоспособность семьи. Все домочадцы и рабы выступают в отношениях, внешних семейству, лишь инструментом этого автономного целого. Сам домовладыка — носитель роtestas — тоже связан принадлежностью к семье: его актуальная воля определяет содержание конкретного юридического акта, но не может модифицировать конструкцию производной правосубъектности лиц. Его собственная правоспособность связана с автономией семейства так же, как и потестарная природа отраженной правосубъектности лиц, идентичность роtestas которых соответствует единству объединяющей их роtestas.

«регsona» самого домовладыки — явление того же порядка, что и «регsona» подвластных. Его роль в правовом общении определяется роtestas и ее источником — автономной семьи. Устойчивость в римском правосознании представления, что все члены одной патриархальной семьи, все лица, связанные единой роtestas обладают одной «регsona», отражает конституция Юстиниана 531 г. (С.6,26,11), в которой совместное наследование отца и сына обосновывается естественным единством их «регsona».