Знание и навыки

Мы часто рассматриваем терапию как восстановление утерянных знаний и поэтому убеждены, что важно выявить конкретное локаль­ное знание людей, касающееся уникальных эпизодов и предпочти­тельных направлений в жизни. Это особенно верно, если учесть, что знание, доминирующее в культуре, оказывает существенное влияние на формирование их проблемно-насыщенных историй. Вот несколько вопросов, которые мы можем задать, чтобы обозначить навыки и знание, противостоящие проблеме:

• Если вернуться к тому событию, что вы тогда знали о сво­
их взаимоотношениях, в которых потом каким-то образом
сбились с пути?

• Что могло бы обучить вас тому, что стало бы важным в
других аспектах вашей жизни?

• Когда вы видите, как далеко зашли, что вы узнаете о себе?

Конструирование истории

Мы могли бы рассматривать "вопросы развития историй" и "воп­росы смысла" как средство для конструирования истории (а не для деконструкции или открытия пространства). Они основаны на уни­кальных эпизодах и побуждают людей использовать эти эпизоды и предпочтительный опыт как основу для развития альтернативных историй и смыслов.

Рассматривая истории, развивающиеся в процессе терапии, как собственные истории людей, мы также размышляли а над тем, что Карл Томм (1993) выявляет в обсуждении работы Майкла Уайта. Он пишет, что Уайт отбирает события, которые предлагает людям превратить в историю, и этот отбор в значительной мере опреде­ляет тип историй, которые будут сконструированы. Очевидно, что вопросы терапевта играют свою роль в том, какие события — как пережитые, так и воображаемые, — будут превращены в истории. Уникальные эпизоды, которые становятся "кандидатами" на раз­витие истории, отбираются терапевтами, когда они задают боль­ше вопросов о них, но выбор эпизодов осуществляют и клиенты, когда называют их предпочтительными событиями.

Наши ценности, нарративная метафора и опыт влияет как на выбор вопросов, так и на решения о том, на каких "ярких событи­ях" фокусироваться. Поскольку наш выбор влияет на формирова­ние типов конструируемых историй, важно обозначить определен­ные рамки. Для этого нужно по возможности прояснить наши ценности, идеи и опыт, чтобы люди могли понять, что они не ней­тральны (White, 1995). Мы предлагаем свои идеи, основанные на определенном опыте, а не истину в последней инстанции. Кроме того, в ходе работы с людьми мы предлагаем им задавать вопросы о наших намерениях. (См. главу 10, где приведен более детальный отчет об этом процессе.)

В контексте терапии определенные направления царратива вы­бираются и уплотняются путем "челночного движения" между раз­витием истории и осмыслением. То есть, когда некто начинает развивать альтернативную историю, мы задаем вопросы, побужда­ющие его представить ее смысл. Затем мы можем спросить, какие пути развития истории вытекают из появляющегося смысла,^ и т.д. Таким образом сплетается кружево путей развития историй и их смыслов. В главе 6 мы предложим стенограмму, иллюстрирующую этот процесс плетения.

Мы хотели бы отметить, что наши понятия "вопросы развития историй" и "вопросы смысла" отличаются от аналогичных понятий, принятых Майклом Уайтом вслед за Джеромом Брунером (1986). Уайт (1991, 1995), за которым следуют многие другие терапевты, применяет термины "ландшафт действия" там, где мы используем развитие истории, и "ландшафт сознания" — там, где мы исполь­зуем смысл. Он использует и третью категорию — "опыт опыта" — для вопросов, которые побуждают людей принять точку зрения

другого*. Вместо того чтобы выделять эти вопросы в отдельную категорию, мы включили их в рубрику "вопросы развития историй" или "вопросы смысла", в соответствии с целью их постановки. То есть мы называем их вопросами развития историй либо вопросами смысла — в зависимости от того, развивают ли они историю, либо смысл с точки зрения другого человека. Например, мы назвали бы вопрос "Если бы мне довелось быть там и видеть, как вы сделали этот шаг, как вы думаете, как бы я описал то, что видел?" — во­просом развития истории, а вопрос "Если бы мне тогда довелось сказать кому-то, что, по моему мнению, привело вас к этому шагу, как вы думаете, какие бы ваши качества я назвал?" — вопросом смысла.

Что спрашивать и когда

Может создаться впечатление, что представленные типы вопро­сов следует задавать именно в такой последовательности. Некото­рым людям полезно держать в уме определенный,порядок и, по­скольку в этом есть необходимость, порядок, в котором мы их выписали, не так уж плох. Тем не менее мы хотим подчеркнуть, что другие последовательности могут работать не менее успешно.

Мы начинаем немного понимать людей отнюдь не в связи с их проблемами. Как отмечают Вики Дикерсон и Джефф Зиммерман (1993), "это важный шаг в понимании членов семьи как людей, изолированных от своей проблемы, и как экспертов в своей соб­ственной жизни".

Мы считаем полезным следовать за интересами людей. Часто беседа естественным образом подводит тому, что привело их в те­рапию. Если этого не происходит, мы проявляем инициативу. Затем мы, как правило, выслушиваем описание проблемы и в про­цессе начинаем задавать деконструктивные вопросы.

Недавно, когда мы представляли семинар вместе с коллегами (Adams-Westcott и др., 1994), кто-то спросил." "Сколько деконст-руктивных вопросов следует задавать?" Джефф Зиммерман ответил: "Столько, сколько потребуется". Мы привыкли систематически задавать деконструктивные вопросы (особенно "вопросы о влия­нии"), однако теперь предпочитаем задавать "вопросы развития

*Ранее в данной главе мы описали использование этих вопросов под рубрикой "точка зрения", когда нашим намерением является открытие пространства.

истории" каждый раз, когда присутствует начало истории. Если этого требует ситуация, мы можем всегда вернуться к деконструк-тивному выслушиванию и опросу.

В ходе конкретного интервью некоторые типы вопросов могут совсем не использоваться* Мы предпочитаем задавать вопросы деконструкции и открытия пространства на начальной стадии бе­седы, касающейся конкретной проблемы Вопросы предпочтения мы используем в ходе всего интервью, особенно в отношении уни­кальных эпизодов. Если предпочтительный уникальный эпизод определен, мы задаем вопросы развития истории и смысла, часто перемежая их, или задавая несколько вопросов развития истории, а потом вопрос смысла, за которым следуют еще несколько воп­росов развития истории. Однако из этой общей формы существует множество исключений. Например, мы часто опускаем вопросы предпочтения, руководствуясь тоном голоса, выражением лица и прошлыми заявлениями о предпочтениях.

Если члены семьи начинают терапию с описания того, что они хотят или на что надеются, мы, как правило, реагируем на это как на уникальный эпизод и предлагаем им сочинить историю — порой даже не выслушивая или деконструируя проблемную историю. Мы можем коснуться проблемной истории с помощью вопросов разви­тия истории, которые противопоставляют прошлое настоящему или будущему таким образом, что сочинение альтернативной истории и изложение проблемной истории переплетаются в ходе всего те­рапевтического процесса.

Иногда мы движемся между проблемными и альтернативными историями, чтобы установить связь с опытом людей. Порой чело­век начинает жить альтернативной историей, но потом его что-то останавливает. Он чувствует себя заблокированным или отброшен­ным назад. В этой ситуации мы можем либо спросить об альтер­нативной истории (об условиях, достаточных для того, чтобы сно­ва включить его в нее), либо слушать и задавать деконструктивные вопросы о том, что отбрасывает назад. Для некоторых людей пред­почтительней второй вариант. Вероятно, они пересочиняют направ­ление истории, потом обнаруживают другую проблему, пересочи-

"Существует множество типов вопросов, которые мы вообще не упомянули К их числу относятся "Опрос интернализованного другого", разработанный Дэвидом Эпстоном и Карлом Томмом (Epston, 1993b), и вопросы "повторного приветствия", разработанные Майклом Уайтом (1988b), которые используются при работе с людь­ми, страдающими от скорби

няют это направление и т.д., пока полностью не погружаются в альтернативные истории.

По мере того как люди все больше и больше вовлекаются в пе­реживание альтернативных историй, в определенный момент они обычно решают, что могут обойтись без терапии. Часто наши кли­енты предпочитают "оставить дверь открытой" для консультации "по случаю". Поскольку мы оговариваем условия следующей терапев­тической встречи в конце каждого сеанса, окончание терапии обыч­но представляет собой "естественный" и легкий процесс.

В ходе завершающих встреч мы обычно задаем людям вопросы, которые побуждают их дать обзор развития истории — особенно противопоставляющие настоящее прошлому, а также вопросы, ориентированные на будущее. А иногда мы устраиваем торжество!