Этика йоги II

10 января 2002

Обратимся к проблеме йогической духовности в контексте некоторых аспектов тибетского буддизма (см. «Тибет: сияние пустоты», Е.Н. Молодцова, Москва, «Алетейя», 2001).

Известно, что главная заповедь первоначального учения Будды — сострадание ко всем живым существам, откуда, скажем, в Махаяне и возникло такое понятие, как бодхисаттва.

В 747 году нашей эры по приглашению царя Дэвцена из Индии в Тибет прибыл тантрический махасиддхи Падмасамбхава. Откуда вообще появилось учение махасиддх? (см. «Кукай. Избранные труды, с приложением очерка истории эзотерического буддизма», Москва, «Серебряные нити», 1999).

Итак, находим следующее: «Начиная с середины пятого века нашей эры в Индии растёт интерес к культам женских божеств и практике магико-религиозных ритуалов, с помощью которых их отправители надеялись достичь освобождения от «мира иллюзий» или обрести сверхъестественные способности. Такого рода практики были отнюдь не новы — по мнению Т. Бхаттачарья в том или ином виде их можно проследить до Вед, однако в то время о них мало упоминали в ещё формировавшейся религиозной литературе и почти не выражали в искусстве, из чего можно сделать вывод, что они не имели достаточной поддержки в среде людей образованных, но отправлялись низшими социальными слоями. Их влияние медленно, но неуклонно распространялось, до тех пор, пока в средние века по всей стране не возникли группы посвящённых (как индуистов, так и буддистов), практикующих таинственные ритуалы с целью обретения мистических способностей, которые, как они верили, откроют им путь к высшим формам существования.

Ранний буддизм никогда не отрицал возможности сверхъестественных явлений. Сам Будда Шакьямуни, по преданию, за одну ночь вырастил манговое дерево из камня, а также умножал своё тело (творил «нирманические тела») средствами аспханака-йоги, но такого рода чудеса совершались только по одному разу и с целью продемонстрировать превосходство буддизма над другими учениями. Причём сам же Будда наказывал своим ученикам не пользоваться магическими силами в личных целях, поскольку это могло отвлечь от пути, ведущего к нирване. Тем не менее всегда существовали и монахи-отшельники, жившие вне монастырей в одиночестве или в относительном одиночестве, от которых, возможно, и стали распространяться магические практики.

Это направление в буддизме, как и в индуизме, известно под общим названием «тантризм». «По свидетельству тибетских источников, буддийские тантры появились в основном после времён Дхармакирти, приблизительно в седьмом веке» (нашей эры, равно как индуистские, что однозначно снимает вопрос о том, что было раньше — Тантра или «Йога-сутры», составление которых датируется временем не позднее третьего века нашей эры, с учётом обстоятельства, что Патанджали систематизировал в своей работе то, что уже было ранее! — В.Б.).

...Мистические ритуалы отправлялись некоторыми втайне (гухья) от буддийской общины; из таких подвижников постепенно составилось общество «Гухьясамаджа». Хотя они и не противопоставляли себя общине, но, чтобы заявить о себе открыто и быть признанными, им необходимо было иметь «сангити» — книгу изречений-стихов, произнесённых Буддой, — таковой стала составленная в третьем веке «Гухьясамаджа-тантра» (при этом, как и в случае с возникшим спустя столетия после ухода Татхагаты учением Махаяны использовалось демагогическое утверждение о том, что предлагаемая модифицированная доктрина была якобы дана Буддой его избранным ученикам, но не проповедовалась ранее открыто только потому, что ещё «не пришло время». Именно под такой маркой были созданы впоследствии различные тексты, приписываемые как Шакьямуни в буддизме, так и Патанджали в йоге. Впрочем, ближе к нашему времени появилась мода ссылаться не только на вымышленных «учителей» йоги, например «мудреца Ваману», но также на мифические тексты типа «Йога-корунта» — В.Б.).

Через «Гухьясамаджа-тантру» в буддизм вводились следующие инновации (аналогичные новшествам, внесённым когда-то тантристами в йогу Патанджали):

1) положение о том, что освобождение не зависит от умерщвления плоти и отрицания мирских удовольствий (в противовес жёстким ограничениям раннего буддизма);

2) состояния Будды можно достичь в кратчайший период, даже при нынешней жизни;

3) переосмысление категории «праджня» — женского энергетического начала...

Таким образом в «Гухьясамаджа-тантре» были систематизированы все наличествующие на то время формы мистицизма, и эта новая система получила название «Ваджраяна» – «Алмазная колесница».

Тезис о том, что когда Будда являлся в мир в облике Дипанкары и Кашьяпы он не проповедовал тайных мистических доктрин из-за «неподготовленности слушателей» был использован потому, что «...Вероятно возник достаточно сильный протест против проповеди «вседозволенности», о чём мы можем лишь косвенно догадываться по такого рода сохранившимся отрывкам текстов:

«Почему, о Великий Повелитель Татахагат, ты произносишь столь недостойные слова на столь славном собрании?» Тот выразил изумление и молвил: «О, Кулапутра, не говори так. Поведение, о котором я сказал, известно как «поведение бодхи», которое чисто и не загрязнено, и считается таковым Буддами, постигшими истинно-сущее...» Как только он закончил, бодхисаттвы пришли в ужас и упали без чувств (каковым было на самом деле поведение махасиддхи, от которого те, главным качеством кого является сострадание ко всему живому падают без чувств, мы узнаем чуть позже).

«Ваджраяна сделала значительный вклад в индийскую культуру, введя элементы йоги в обычный ритуал...» (тем самым йога так или иначе неизбежно подверглась тантрической профанации — В.Б.).

Возникнув в третьем веке нашей эры Ваджраяна, однако, приобрела, как уже говорилось, широкую известность и популярность лишь к средине седьмого века, через посредство учений и работ 84-х «сиддхов» — «совершенных» (есть упоминания от 80-ти, 108 и др.). Их творчество явило собой новый качественный этап развития учения.

Б. Бхаттачарья писал: «Собственно буддизм есть вызов и отречение от брахманизма; Ваджраяна же – вызов буддизму».

Суть вызова была следующей: «Теми же действиями, из-за которых смертные гниют в аду на протяжении собственных обращений, йогин освобождается» («Жнянасиддхи», с.I, шл.15). Постичь природу вещей — «ваджра» — означает осознать их абсолютную пустоту (имея в виду взгляд с уровня человеческого сознания).

«Когда праджня смешивается со вселенским состраданием (не обычным, не человеческим состраданием – В.Б.), не остаётся ни думающего, ни думания; это есть положение недвойственности (адвая), называемое бодхичитта, это – несокрушимая истина, это – Ваджрасаттва, истиннопросветлённый (самбуддха), это – совершенная мудрость» («Хеваджра-тантра»).

Утверждая йогические практики, буддийские тантры учат, что человек связывается эмоциями и привязанностями, но ими же и освобождается, достигая самараса – самоотождествления: «Всё сущее должно быть постигнуто, как высшая истина собственной природы; нет ничего иного, кроме себя...» («ХТ»).

И вот, обладая такой специфической «духовностью» йоги тантры, махасиддхи Падмасамбхава по приезде в Тибет соединил её с воззрениями религии бон — так называемой чёрной веры, ритуалы которой издревле отправлялись жрецами шен. Несомненный интерес представляет тот факт, что символика нацизма была заимствована непосредственно из иконографии бон, неизменным символом которой является видоизмененная буддийская свастика (по-тибетски «юнгдрунг», что значит «вечное и нерушимое»). Кроме того, у нацистской Германии (как и в коммунистической России, направлявшей экспедиции в Шамбалу — см. О. Шишкин: «Битва за Гималаи», М., «Олма-прессс», 1999) были в Тибете обширные оккультные интересы, о чём свидетельствуют документальные источники (см. Повель, Бержье «Утро магов», Киев, «София», 1994).

В мифологии бон была известна некая страна Олмо, которую часто отождествляют с Шамбалой: «Возможность посетить которую открывается только для духовно возвышенных людей» («Тибет...», с.49).

Очевидно Гитлера, склонного к вере в сверхъестественное, чёрная вера Тибета привлекала именно возможностью управления богами и людьми, принося кровавые жертвы (чтобы остановить, например, наступление советских войск, по приказу фюрера затопили берлинское метро, в котором погибло около двухсот тысяч мирных жителей).

«Дело в том, что кровь жертвы давала жизненную энергию богам (этой религии — В.Б), нагам, духам земли и самим бонским жрецам. В бон работали с энергетическими процессами, причём работали «по-чёрному» («Тибет...» — далее даётся ссылка на номера страниц данной работы — В.Б.). Для бон нет ничего невозможного, здесь бог и жрец – одно и то же лицо, они являют абсолютное тождество. А если жрец — это бог, то по отношению к любому живому существу он может позволить себе всё что угодно (с.53).

Практика бон требует от жреца жестокости: безо всякого страха он должен уметь уничтожать и держать в подчинении. Для этого необходимо особое воспитание исполнителя, его бестрепетность в любой ситуации, и потому ритуальное убийство часто осуществляется просто с целью тренинга личности жреца. Тибетская мудрость жёстко гласит: «Неспособность (очевидно здесь опущено слово «убивать» – В.Б.) есть не добродетель, а бессилие» (с.54)

(Не правда ли, очень знакомый мотив? Одним из фигурантов Нюрнбергского процесса над военными преступниками был сравнительно молодой человек, прошедший «полный курс» нацистского воспитания – комендант лагеря смерти Освенцим. На вопрос обвинителя: «Как вы могли совершить всё это?!» он ответил следующее: «Я глубоко сожалею и чувствую себя виновным в том, что не сумел выполнить приказ фюрера и уничтожить всех евреев»).

Итак, «духовность» махасиддхи Падмасамбхавы успешно сочеталась с верой бон и получился чудесный результат — тибетский буддизм со своей специфической духовностью, которую Молодцова живописует прямо-таки с симпатией.

Вот некоторые наиболее любопытные детали из намтара (жития) Падмасамбхавы.

«Для начала Падмасамбхава...совершил... в своём великом сострадании ритуальное убийство людей (женщины и ребёнка — В.Б.), чья карма была нечиста, освободив их для лучших перерождений. Дело в том, что Падмасамбхава принял (или создал) ту разновидность буддизма, которая очень близка к учению бон и согласно которой убийство может являться актом сострадания, если жертву никак иначе нельзя отвратить от большого греха и спасти от грядущих страданий в цепи перерождений. Акт убийства такого существа является большой помощью ему и совершается лишь ради того, чтобы перевести его в блаженное состояние. Естественно, совершить такое убийство может лишь человек, достигший очень высоких духовных степеней. Ибо лишь из чувства высшего сострадания берёт он на себя тяжкую карму убитого, зная, что способен очистить тем самым сознание жертвы, которую он таким образом водворяет в чистые и счастливые обители.

Своей кармы, ни плохой, ни хорошей у махасиддхи просто нет, он сумел полностью изжить её, и то же самое он проделывает с принятой на себя кармой. Если же живое существо убивает обычный человек, неспособный оперировать с кармой и переносом сознания, то он совершает самый тяжкий с точки зрения буддизма грех и непомерно загрязняет собственную карму. То, что для Прадмасамбхавы, предвидящего будущее убиваемого, благое деяние, то для мирянина смертный грех. Ибо то, что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Не следует думать, что такие взгляды являются достоянием глубокого прошлого. В двадцатые годы двадцатого века знаменитый монгольский то ли святой, то ли просто бандит Джа-лама, убивший несчётное количество людей, в ответ на вопрос, как он, будучи буддистским монахом может носить оружие и убивать, высказал те же мысли. Джа-лама сообщил, что истина «не убий» годна лишь для тех, кто стремится к совершенству, но не для совершенных. Подобно тому, как человек, взошедший на гору, должен спуститься вниз, так и совершенный должен стремиться вниз, в мир – служить на благо другим. Если совершенный видит, что какой-то человек способен погубить тысячу других и стать причиной бедствия целого народа, то он может убить такого человека, и это убийство очистит душу грешника, ибо убивший возьмёт его грехи на себя, и грешник воспарит в небеса (с.66).

Чтобы быть способным на столь экстравагантные поступки, человек проходит различные стадии подготовки, подчас столь же экстравагантной (Опять же в Гитлерюгенде, рядовым воспитанником которого был упомянутый выше комендант Освенцима, каждый ребёнок в определённом возрасте получал от наставников в подарок котенка, возиться с которым разрешалось всё свободное время. Когда же котенок подрастал, в какой-то момент времени владелец, всей душой привязавшийся к животному в условиях постоянной казарменной муштры, должен был, очевидно тренируя «духовность», медленно умертвить его с особой жестокостью — В.Б.).

Одной из составляющей такой подготовки являются специфические медитации, в которых перед практикующим мир предстаёт вначале пустым, а затем наполненным лишь кровью, трупами и костями (может быть лагеря смерти и были для кого-то из «сверхлюдей» местом таких медитаций на реальном «материале»?).

Описанная медитация способствует преодолению барьера перед убийством, но если его снятие не сопровождается соответствующим уровнем духовного развития личности (т.е. отсутствием метафизического обоснования — В.Б.), прочими духовными императивами, то мы получаем чудовище вместо человека.

Согласно воззрениям тибетцев, Падмасамбхава подал другим пример подлинного благодеяния, направленного исключительно на счастье живых существ. Впрочем, повторяю, что совершать такие подвиги разрешалось только очень могущественному человеку, истинному махасиддхи (например, тому же Гурджиеву: «Если и водились вокруг Гурджиева значительные личности, то все они умерли. Своеобразная гекатомба. Зальцман, Домаль, Дитрих. Ирен Кароль-Равельотти писала матери: «Милая мама, я уверена, что Гурджиев навел на меня порчу». Умерла она 11 числа. От какой болезни — врачи не установили. — Л. Повель «Мсье Гурджиев», М., «Крон-пресс», 1998).

Отнять жизнь у живого существа, не обладая достаточной силой, чтобы нужным образом направить его сознание, означает совершить самый тяжёлый грех из всех возможных грехов. Перенос своего ли, чужого сознания непосредственно в сферу чистой реальности – это особая, требующая огромной подготовки процедура, выполняемая с напряжением всех, ставшими сверхчеловеческими, сил. Поэтому то, что мы с вами сочли бы злодеяниями, с точки зрения верующего тибетца выглядит великим подвигом Падмы. (с.70)

Молодцова говорит далее: «Составленный Еше Цогель намтар (житие Падмасамбхавы) призван был служить образцом поведения всех живых существ, которым следует стремиться стать махасиддхи ради того, чтобы столь же бестрепетно и мощно, как Падмасамбхава, распространять и защищать буддийскую веру и постоянно помнить, что данная нам земная жизнь не имеет самостоятельной ценности, она — лишь мгновение в океане вечности. Смысл и оправдание этой жизни состоит лишь в том, что она может стать ступенью на пути к просветлению, как единственно истинной цели» (с.83).

Итак, теперь мы имеем некоторое представление о «духовности» основоположников Тантры, чёрной веры бон и продукта их диффузии _ тибетского буддизма, а также возможность поразмыслить над всем этим.

В работе «Судьба цивилизации. Путь разума» («Языки русской культуры», М., 2000) академик Н.Н. Моисеев пишет: «Дело в том, что носителями знаний, индивидуумами, способными их регистрировать, накапливать и передавать следующим поколениям, были вовсе не те, которые выигрывали в борьбе за самку и сохранялись в процессе естественного отбора. Человек не был наделён «инстинктом волка» (этот термин ввел известный австрийский этолог Конрад Лоренц), сохраняющим жизнь волку и другим животным, проигравшим «рыцарскую схватку». Можно понять, почему такое произошло. Природа не дала предкам человека того смертоносного оружия, которым от рождения обладает волк. Поэтому до поры до времени нашему предку такой инстинкт был и не нужен: проигравший драку за самку оказывался избитым, но, как правило, оставался живым. А с ним сохранялись и знания и навыки, приобретённые проигравшим. Но вот однажды у нашего предка появился в руках каменный топор, и он его сразу же пустил в дело не только во время охоты. И такой факт мог внести в судьбу прачеловека не только кардинальные, но и трагические изменения: не случайно у большинства поздних австралопитеков, скелеты которых были найдены в Олдувайском ущелье (раскопки были осуществлены профессором Лики — В.Б.), были проломлены черепа. Но умение сделать топор и использовать его в драке требуют совсем разных «талантов».

Конрад Лоренц знал результаты раскопок в Олдувайском ущелье и по этому поводу высказал свою гипотезу. Он сказал о том, что возникшая ситуация неизбежно привела бы к тому, что прачеловеки просто перебили бы друг друга. А так как инстинкты не возникают за считанные поколения, то для сохранения на земле потомков австралопитеков сделалось необходимым введение нового типа запретов, доселе незнакомых сообществам, живущим по биосоциальным законам. Так возникло, быть может, первое табу. Это было табу «не убий!», открытие, которое однажды войдёт как заповедь во все мировые религии и заложит основу человеческой нравственности.

Знаменитая заповедь... очень по-разному понимается в разные времена и у разных народов. Но она присуща всем им. По-видимому... все виды неоантропов прошли через утверждение подобного табу. Такое табу было важнейшей предпосылкой, которая открыла путь к развитию коллективной памяти, а следовательно, и дорогу для развития цивилизации» (с.30 — 31).

В процессе развития человечества было создано множество мифов, которые в определённом смысле были ступенями познания, они впоследствии уточнялись, образуя всё более точную картину миропонимания и превращаясь в науку. У человека сложилось своё представление об окружающем. В зависимости от конкретных климатических условий были созданы различные религиозные системы, которые, тем не менее, формулируют основные этические принципы инвариантно:

Буддизм: «Не причиняй вред другим, так же как ты не хочешь, чтобы навредили тебе».

Бахаизм: «Он не должен желать другим того, что не желает себе, и обещать того, что не может выполнить».

Зороастризм: «Природа только тогда хороша, когда не делает другому того, что не хорошо для неё».

Даосизм: «Хороший человек должен жалеть о злонравных поступках других; смотреть на удачи других, как на свои собственные, и на их беды так же, как на свои».

Индуизм: «Суть всех добродетелей в том, чтобы обращаться с другими так же, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой».

Ислам: «Никто не может считаться верующим, пока он не желает для своего брата того же, что желает для себя».

Иудаизм: «Не делай ближнему своему того, что плохо для тебя. В этом весь закон, всё остальное — комментарии к нему».

Конфуцианство: «Максимум доброты — это не делать другим того, что не желаешь себе».

Христианство: «Поступайте с человеком так же, как вы хотите, чтобы он поступал с вами». (Н.Н. Моисеев, с.99 — 100).

Принципы суть одинаковые и замечательные, другое дело — перетолковывание сектами, культами и отдельными людьми, что с ловкостью необыкновенной превращает данные принципы в полную противоположность, о чём свидетельствуют «славные» деяния инквизиции, конкиста, религиозные войны и печальная история двадцатого столетия, с её попытками создать на земле в одном случае — золотой век, в другом – царство избранных. За что и было напрасно заплачено десятками миллионов жизней, хотя уже давно известно, что царства Божьего на земле нет и быть не может.

Ясно, что любые метафизические объяснения миропорядка — это всего лишь схемы, выдуманные человеком и не существующие на самом деле, так же, как километры, килограммы и секунды.

На каком же основании некоторые системы мировоззрения и отдельные личности позволяют себе выходить за пределы абсолютного круга запретов, принятых ещё на заре цивилизации, что оборачивается, как правило, самыми жуткими последствиями?

В культуре западного образца любой субъект, находящийся в состоянии полной утраты адекватности поведения изолируется от социума и возможности действовать в нём, поскольку это опасно для жизни окружающих и разрушает структуру бытия.

Если даже более или менее «честные» попытки создать царство Божие на земле всегда оборачивались жестоким маразмом (равно как и опыты построения общества равенства, братства и счастья), то поползновения воссоздать в натуре порядок демонический, теория которого дана в тибетском буддизме, обернулась кошмаром, мифическая Шамбала была реализована в облике Третьего рейха.

«Чистое» безумие индивида в этом плане гораздо более безопасно, поскольку является очевидной душевной болезнью, не имея мифологического либо религиозного обоснования (хотя в нашей стране некоторые серийные убийцы-маньяки последнего десятилетия оправдывали свои действия высокой миссией очищения земли от скверны – то есть брали на себя благое дело, как бы двигаясь по стопам Падмасамбхавы и Джа-ламы — В.Б.).

Итак, цивилизация христианского мира в своём религиозном аспекте обозначила когда-то границу социально приемлемого поведения, абсолютную систему отсчёта, первым и главным параметром которой стала заповедь «не убий!», являющаяся пролонгированием одного из неолитических табу.

Конечно, как и в любом случае абсолютность здесь подразумевает исключения, вызванные чрезвычайными обстоятельствами, когда одна жизнь пытается каким-то образом прервать другую, — конечно, речь идёт о социуме, поскольку в животном мире человеческие законы не действуют, животные убивают только по необходимости, чтобы жить, хищники просто не умеют добывать себе пропитание каким-то иным образом. У человека цивилизованного и адаптированного к действительности такой необходимости нет и не было.

Исключения известны и учтены законом, это:

— Убийство, совершённое при защите собственной жизни при умышленном либо безумном покушении на неё;

— Убийство, совершённое безумцем, утратившем социальную адекватность;

— Убийство в состоянии аффекта;

— Убийства, совершаемые по роду социального статуса — военнослужащий, солдат.

Но в последнем случае даже государства стараются договориться, чтобы на полях сражений сталкивались специально обученные люди военных профессий и долга, а гражданское население по возможности не затрагивалось (Женевская конвенция, которая, кстати нарушалась и нарушается бессчётное количество раз).

Конечно, в первом и четвёртом случаях граница, отделяющая необходимость от злонамеренности крайне зыбкая, скорее виртуальная, поэтому точное определение её в каждой конкретной ситуации всегда было и остаётся величайшей индивидуальной проблемой.

Однако, на мой взгляд во все времена было и есть два главных способа уклонения от универсальности действия закона «не убий!», это религиозная вера и присвоенная отдельными субъектами так называемая «духовность».

В религиозных системах возможность безнаказанного и комфортного нарушения запрета на убийство встроена косвенным образом, как потенциальная возможность, обычно возникающая на почве фанатизма либо идиотического склада толкователей догмата веры и умственной их дефективности, породившей сектантское изуверство от хлыстов и скопцов до Аум Синрике.

Но с духовностью дело обстоит гораздо сложнее. Сегодня данный термин вследствие утраты своего первоначального значения и полной неопределённости содержания успешно применяется кем угодно для прикрытия действий, не слишком согласующихся с общечеловеческой этикой и моралью. Причём пользуются понятием «духовность» как раз не последователи христианской религии, но личности вполне современного склада, не верящие ни во что так называемые «чистые» интеллектуалы, как они сами называют себя — люди без комплексов и предрассудков, широко информированные обо всём на свете. Поэтому в начале данной главы мною и было приведено парадоксальное на первый взгляд высказывание о том, что расхожая сегодняшняя духовность — это последнее прибежище подлецов, недаром Честёртон устами одного из своих героев утверждал, что единственная безнадёжная болезнь духа — это уверенность в своём полном духовном здоровье.

В России подмена содержания понятия «духовность» началось ещё с Блаватской и Рерихов. Когда кто-то ничтоже сумняшеся заявляет о своей личной причастности к духовному, этим уже подразумевается неявное деление на его владельцев, которые являются более светлыми, истинными, продвинутыми, возвышенными, морально чистыми и теми, кто духовным не обладает — тупыми, второсортными, низкими, невежественными, погрязшими в пороке и неведении. Исподволь вводится сепарация людей их на чистых и нечистых, первосортных и второсортных, элиту и быдло, тех, кто знает единственный путь к истине и тех, кто не имеет понятия о нём.

Можно вспомнить, например, «Агни-йогу» Рерихов с её маниакальными заклинаниями и бесконечным противопоставлением себя бесчисленным врагам своей «духовности», не желающим следовать ей безоговорочно, с угрозами им и посулами кары небесной. Я думаю, что учение «Живой этики» осталось жить в умах только потому, что не подвернулась возможность воплотить его в действительность, так же как «Утопию» Мора или «Город солнца» Кампанеллы. К сожалению, никто до сих пор не задумался о том, во что вылилась бы «этика» Рерихов, если бы они располагали таким экономическим потенциалом реализации своей «духовности», как Гитлер.

Я считаю, что абстрактные рассуждения о духовности в наше время — очень удобный для многих способ прикрытия своих полностью аморальных действий и устремлений, универсальное оправдание (как говорят сегодня — «отмазка») нарушения абсолютных морально-этических ограничений.

Я считаю, что есть только одна подлинная форма духовности: когда ты самостоятельно ищешь истину и не лезешь со своими бесценными находками (с обретённой либо окончательно исчезнувшей в результате этого поиска духовностью) к остальным – пока тебя об этом не спросят. Ибо чувство собственного превосходства в данном случае – первейший симптом не наличия духовности, но окончательной её утраты.

Если же говорить о последствиях «духовного» поведения махасиддх, то, будучи воплощённым в реальную жизнь, оно ни под каким видом не способно дать позитивные результаты. Для аналогии обратимся к такому факту, как голод 1933 года на Украине (во время которого, кстати, умер мой дед Яков, а отец, будучи уже в преклонном возрасте, даже спустя шестьдесят лет не мог вспоминать об этом периоде жизни без слёз). Были тогда люди, которые выживали в местах поголовной гибели населения ценой нарушения запрета «не убий» – они становились людоедами. Но при этом либо сходили с ума, либо получали необратимые личностные деформации в виде потребности убивать (входившие впоследствии в мёртвые села части НКВД расстреливали этих безумцев на месте без суда).

Возникновение подобной патологической потребности отмечалось также у персонала лагерей смерти, карательных зондеркоманд СС, американских «зелёных беретов» во Вьетнаме (можно вспомнить типовой инцидент с деревней Сонгми), наших «афганцев», солдат, прошедших чеченскую мясорубку и т.д.

Крайне странным, но симптоматичным выглядит тот факт, что как раз махасиддхи, поведение которых ужасает даже в мифическом изложении, практиковали йогу. Более того, они получали сверхъестественные способности именно благодаря ей, и в то же время создаётся впечатление что йогическая практика отнюдь не мешала им оказываться за пределами морали, что йога действовала на них как-то автономно, не затрагивая того, что именуют человечностью. В чём тут дело? Ведь многие (в том числе и выступающие на конференции нашего сайта) считают, что успешно практиковать йогу может только человек, соблюдающий принципы ямы-ниямы, и что в результате практики духовность развивается автоматически, будучи непременным атрибутом продвинутого йога.

В нашей стране (и не только, за исключением, быть может, Индии) йогой начинают заниматься, как правило, уже взрослые и сформировавшиеся во всех отношениях люди, этические и моральные основы мировоззрения которых заложены в семье и закреплены социумом. Традиционная йога начинает процесс трансформации личности с материальной оболочки — тела. Уже затем, в процессе этой работы, начинают происходить изменения восприятия, тела и психики занимающегося. Но даже после долгих лет грамотной практики, состоявшейся интеграции психики и случившегося контакта с Единым базовая структура личности сохраняется в неприкосновенности, как отмечали ещё христианские Отцы-подвижники — Пётр остаётся Петром, Павел — Павлом, определённым образом изменяется лишь поведение, возможности и шкала ценностей.

Йога далеко не всегда, а скорее в порядке исключения, может сформировать в сложившейся личности — касательно моральных качеств — то, чего не было в ней ранее. Да, грамотная практика очищает, даёт силу и новые возможности, но что именно она очищает и фундаментализирует? Наличное, то что уже есть! Иными словами, если практикующий йогу обладает достаточно высоким интеллектом и соответствующей силой воли, будучи при этом недобрым, жестоким, амбициозным, себялюбивым, любящим власть (а такие или даже более тяжёлые комбинации свойств встречаются в людях не так уж и редко!) то по мере освоения технологии все его отрицательные качества приобретут полную завершённость, кристаллизуются, но только к ним добавится ещё и сила. И мы получаем очередного Гурджиева либо Алистера Кроули.

Весь парадокс ситуации состоит в том, что полный переворот в мировоззрении, возникающий при освоении высших ступеней йоги и после контакта с Единым действительно имеет место, но сила приходит гораздо раньше! И когда субъекты, обладающие потенциалом отрицательной духовности получают эту силу, то больше им, как правило, не надо от йоги ничего больше, кроме сохранения и приумножения этого потенциала — как раз случай махасиддх, поскольку сила может быть накоплена очень большая. И когда она начинает «вертеть» человеком не имеющим критической массы морально-этического позитива, общечеловеческих ограничений и табу — мы имеем типичного чёрного мага.

Кроме того, путь к высшим ступеням йоги по разным обстоятельствам доступен далеко не всем, а с силой дело обстоит гораздо проще. Достаточно долгое время в процессе перестройки качества физической оболочки и разгрузки бессознательного от вытесненных напряжений практика йоги не более духовна чем, скажем, конструирование и создание новой модели самолёта либо автомобиля, с той лишь разницей, что в этот процесс вовлечена в данном случае ваша собственная «конструкция». Иными словами практика йоги, особенно в её начале (а это может быть не один год) не порождает в человеке духовность автоматически! И на мой взгляд любые обратные утверждения являются демагогией, самообманом либо заблуждением. Подлинная духовная трансформация посредством йоги – это далёкий горизонт, куда суждено добраться немногим, и никому не следует обольщаться по этому поводу. Никакая, даже самая выдающаяся степень владения телом не имеет к развитию духовности ни малейшего отношения, скорее, напротив — это даёт только искушение силой, которая слишком часто не находит доброго применения.

Итак, специально подчёркиваю ещё раз: любая досужая болтовня о духовности среди тех, кто по-настоящему практикует йогу и понимает, что делает, всегда отвергается и вообще не есть тема для обсуждения.

Обычные субъекты, у которых регенерация психосоматики и появление силы кореллируют со среднестатистическими моральными качествами, становятся для окружающих не йогов источниками поддержки, опорой в жизни, импульсом к аналогичной коррекции бытия.

Для чего вообще предназначалась изначально этика йоги? Очевидно для решения двоякой задачи:

— эффективного приспособления к окружающему, чтобы социум не давил и не мешал практике, вызывая отрицательные эмоциональные состояния;

— для обеспечения внутреннего покоя путём достижения гармонии между желаниями и потребностями.

Только при соблюдении перечисленных моментов, очищенном Хатха-йогой теле и успешном устранении вытесненных напряжений можно практиковать самьяму. Иными словами – этика, как таковая, не присуща системе в силу её априорной духовности или высокой морали, она есть необходимое техническое условие или этап трансформации, и всё. И только. Яма и нияма введены в структуру Раджа-йоги не для того, чтобы занимающийся стал хорошим, если ему удаётся сохранять внутренний покой делая чёрные дела, то этого достаточно для приобретения силы на начальных этапах практики.

Для того и был приведён вопиющий пример поведения махасиддхи Падмасамбхавы с параллелями в недавнее историческое прошлое, чтобы занимающиеся йогой сегодня не питали иллюзий об изначально свойственной практике «духовности». Для основной массы людей западной системы ценностей ситуация с морально-этическими аспектами йоги оказалась перевёрнутой с ног на голову, поскольку в данном случае эти аспекты являются не тем обязательным, к чему надо стремиться по убеждению, без соблюдения чего никакой прогресс невозможен и плоды не могут быть получены, но лишь одним из технических условий, которое в процессе освоения системы просто накладывается на уже имеющиеся характеристики. Кто-то реализует йогу в рамках присущей морали, кто-то – на просторах аморальности. И, как обычно, вторые преуспевают в реализации своих желаний гораздо больше. Но всему в этом мире есть цена, расплата просто откладывается, иногда за пределы этой жизни, но она неизбежна. И потому тем, кто склонен с помощью йоги идти путями чёрной магии я напомню слова Александра Галича: «И ты можешь лгать, и можешь блудить, и друзей предавать гуртом! А то, что придётся потом платить, так ведь это ж, пойми, — потом!». Но придётся неизбежно.