Топосы как наследие

Система топосов традиционных культурных ландшафтов может рассмат­риваться как важный элемент регионального и местного «нематериального» культурного наследия. Топологическая организация культурного ландшафта характеризует его уникальность или типичность для данного региона.

Наряду с сохранением важного пласта регионального наследия и возмож­ностями более эффективного территориального управления, такие гуманитар­но-ландшафтные исследования могут иметь и довольно неожиданные при­кладные последствия, например, для «артикуляции» культурного ландшафта и создания его новых образов с целью развития экологического и эколого-культурного туризма.

Культурный ландшафт как объект наследия

Первые шаги в этом направлении могли бы быть следующими:

¨ выявление топосов, фиксация спектра их значений (с особым внимани­ем к реликтовым топосам, отражающим своеобразие освоения региона и его культуры), создание региональных и местных текстовых, визуаль­ных и других каталогов топосов;

¨ пространственная локализация (картографирование) топосов — с созда­нием разномасштабных картосхем;

¨ пространственный анализ топосов, изучение их состава, выявление ре­ликтовых и других топосов, наиболее значимых для поддержания образа культурного ландшафта;

¨ разработка проектов территориального развития и управления, менедж­мент-планов особо охраняемых территорий с учётом топологической организации культурного ландшафта.

Литература

Березович Е. Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000.

Иванова А. А., Калуцков В. Н.Светлое Пинежье. Путешествие по краю. М.—Архангельск—Карпогоры: «Эслан», 2000.

Иванова А. А., Калуцков В. Н. Топонимия Верколы: постановка проблемы и направления дальней­ших исследований // Слово Федора Абрамова: сборник статей. Архангельск: АЦ РГГО, 2001.

Каганский В. Л., Родоман Б. Б. Культура в ландшафте и ландшафт в культуре // Наука о культуре: итоги и перспективы (информационно-аналитический сборник). Вып. 3. М.: РГБ (Информ-культура), 1995.

Калуцков В. Н.Феномен «странствующего» селения и его ландшафтная индикация // Культурный ландшафт Русского Севера / Семинар «Культурный ландшафт»: первый тематический вы­пуск докладов. М.: Изд-во ФБМК, 1998.

Калуцков В. Н. Основы этнокультурного ландшафтоведения: Учебное пособие. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000.

Калуцков В. Н., Иванова А. А., Давыдова Ю. А. и др. Культурный ландшафт Русского Севера / Семи­нар «Культурный ландшафт»: первый тематический выпуск докладов. М.: Изд-во ФБМК, 1998.

Костинский Г. Д. Идея пространственности в географии // Известия АН. Серия географическая. 1992. № 6.

Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М.: «Мысль», 1984.

Симина Г. Я. Географические названия (по материалам письменных источников и топонимики Пинежья) Л.: «Наука», 1980.

Энциклопедический словарь географических терминов. М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1968.

Aasbo S. History and Ecology in Everyday / Papers from the Department of Geography, University of Trondheim, 1999, № 27.

Jackson J. B. The Vernacular Landscape / In: Penning-Rowsell E. C., Lowenthal D. (eds.) Landscape Mea­nings and Values.— London: Allen and Unwin, 1986.

Vistad O. I. Roros and the locals: Word Heritage Site and vernacular landscape / Papers from the Depart­ment of Geography, University of Trondheim, 1999, № 27.

1.7 Эволюция взглядов на культурный ландшафт в российской
географической науке

М. А. Оболенская

Т

ермин «культурный ландшафт» был введён в отечест­венную научную литературу Л. С. Бергом в начале XX века. В статье «Предмет и задачи географии» (1915) Берг, рассматривая гео­графию как науку о ландшафтах, указывал, что «целью географического иссле­дования является отыскание связей и законностей, какие существуют между распространением отдельных, интересующих географа, вещей». «Другими сло­вами,— писал Берг,— конечную цель географии составляет изучение и описа­ние ландшафтов как природных, так и культурных. Природными ландшафта­ми мы называем такие, в создании которых человек не принимал участия, в от­личие от культурных, в которых человек и произведения его культуры играют важную роль. Город или деревня, по нашей терминологии, суть составные час­ти культурного ландшафта».

В этой работе Берг развивал идеи своего учителя В. В. Докучаева о создании комплексной науки, охватывающей «единую, цельную и нераздельную приро­ду». Докучаев полагал, что при изучении окружающего мира необходимо рас­сматривать «генетическую, вековечную, и всегда существующую связь, между мертвой и живой природой, между растительным, животным и минеральным царствами, с одной стороны, и человеком, его бытом и даже духовным ми­ром — с другой стороны» (Докучаев, 1949).

Надо отметить, что для русской физической географии всегда был характе­рен именно комплексный природно-культурный подход к описанию изучае­мых земель. Так, ещё в середине XIX века, разрабатывая теоретические основы географической науки, знаменитый учёный-путешественник П. П. Семёнов-Тян-Шанский отмечал, что «физиогеография земной поверхности имеет зада­чей описание как постоянных, неизгладимых веками черт её, набросанных са­мой природой, так и переменных, изгладимых, произведенных рукой человече­скою» (Творцы отечественной науки, 1996).

В трудах другого знаменитого русского путешественника — Н. М. Прже­вальского — интереснейшие экспедиционные описания всегда содержат обоб­щения географических и этнологических материалов. Так, в своей первой книге «Путешествия в Уссурийском крае в 1867–1868 годах» автор знакомит европей­ского читателя с неизведанной ещё в те времена далекой окраиной русской земли, с её богатейшей природой, а так же с жизнью и бытом коренного населения и

Культурный ландшафт как объект наследия

русских поселенцев, проблемами колонизации и хозяйством. Значение геогра­фических исследований, проведённых Пржевальским в Монголии, Западном Китае и Тибете, состоит не только в новых сведениях о природе Центральной Азии, но и в богатейшем материале, иллюстрирующем жизнь, быт и нравы на­родностей, населяющих эти районы. Итог его первого тибетского путешест­вия — это 8 тысяч километров пути по неизведанным ранее районам, открытие новых горных хребтов, ежедневные метеорологические наблюдения, позво­ляющие сделать важные выводы о климате Центральной Азии, огромная кол­лекция животных и растений, а также толстые дневники, где собрано множест­во фактов из жизни тибетцев, тангутов и китайского населения Нань-Шаня (Пржевальский, 1946).

Основанная на традициях русской физической географии XIX века идея культурного ландшафта, высказанная Бергом, была легко воспринята отечест­венными учёными, работающими в области как физической, так и экономиче­ской и социальной географии, и получила особенное развитие в послевоенные годы, когда ландшафтоведение оформилось в науку, охватившую широкие круги научной общественности. «Ландшафт превратился в реальный объект полевых натурных исследований, картографирования, хозяйственного проек­тирования и рационального природопользования» (Волкова и др., 1999). Нуж­ды народного хозяйства и социалистической экономики стимулировали даль­нейшее развитие идеи культурного ландшафта, формирование которой во многом определялось идейными установками того времени.

Очевидно, что советская наука, опираясь на идеи марксистской философии, обычно воспринимала отношения человека и природы как борьбу, конечным результатом которой должно было стать полное покорение и преобразование при­роды на благо общества. В связи с этим культурный ландшафт стал мыслиться учёными-географами как ландшафт, целенаправленно преобразованный чело­веком. Как пример такой интерпретации культурного ландшафта можно при­вести работы некоторых учёных, опубликованные в конце 40-х — начале 50-х годов XX века. Так, Д. В. Богданов в статье «Культурные ландшафты долин северо-западного Памира и возможности их преобразования» пишет: «В нашем социалистическом обществе развитие культурных ландшафтов осуществляется в интересах всего народа, на основе всех достижений науки, с научным предвиде­нием многих результатов преобразования. Мы вступили в эпоху создания преоб­разованных культурных ландшафтов» (Богданов, 1951). Культурный ландшафт автор определяет как ландшафт, в формировании которого человек принимал активное, целеустремленное участие (имеется в виду целеустремленность в смысле достижения того или иного хозяйственного результата). По степени воз­действия общества на природный ландшафт Западного Памира Богданов разли­чает следующие типы ландшафтов: первоначальный, или первобытный ланд­шафт, ландшафт вне изменения и воздействия (область вечных снегов и скал), относительно слабо изменённый ландшафт (альпийские и субальпийские паст­бища), культурный ландшафт (коренным образом изменённый ландшафт на за­селённых конусах выноса). По мнению автора, общая тенденция развития ланд­шафтов в исторический период состоит в превращении первобытных ландшаф­тов в культурные, преобразованные человеком.

Методология изучения культурных ландшафтов

Об активной, преобразующей природу, хозяйственной деятельности чело­века пишет и экономикогеограф Ю. Г. Саушкин — один из инициаторов изуче­ния культурных ландшафтов. По Саушкину, культурным называется такой ландшафт, в котором непосредственное приложение к нему человеческого тру­да так изменило соотношение и взаимодействие предметов и явлений природы, что ландшафт приобрёл новые, качественно иные, особенности по сравнению с прежним, естественным своим состоянием (Саушкин, 1951). Как экономико-географ Саушкин основное внимание в формировании культурного ландшаф­та уделяет хозяйственной деятельности человека. Автор считает, что культур­ный ландшафт является результатом длительного воздействия людей на при­роду в различных исторических условиях и что во многих культурных ландшафтах как бы «отпечатались» сменявшие друг друга способы производст­ва, каждому из которых свойственны свои особенности изменения природы. Поэтому для успешного преобразования ландшафтов необходимо их изучение географами различных направлений: физической и экономической геогра­фии,— и создание особой ветви географии, которая взяла бы на себя изучение культурных ландшафтов, то есть специальной науки об истории развития при­родной среды в связи с историей общества.

С таких же позиций, только в русле социально-культурной географии, проблемы взаимодействия природы и общества освещены в работах Р. М. Кабо. Согласно мнению автора (Кабо, 1947), природа на всех исторических ступенях, через которые проходит развитие общества, навязывает человеку принудитель­ную необходимость вести борьбу с ней за подчинение себе, за пользование её ресурсами и энергией для производства материальных благ. Ссылаясь на клас­сиков марксизма, Кабо утверждает, что борьба с природой составляет самую важную историческую деятельность человека и что в условиях всех историче­ских формаций человек выступает преобразователем природной среды и созда­телем культурного ландшафта. Вокруг человека создается «пояс человеческого влияния», который включает предметы и явления, созданные человеческой деятельностью, и продукты этой деятельности, часто не предусмотренные, нередко отрицательные. Наличие тех и других предметов в окружающей человека при­роде делает этот «пояс», по словам Кабо, «выражением человеческой культуры со всеми её положительными и отрицательными чертами».

Надо заметить, что с середины XX века регрессивное, разрушительное воз­действие человека на природу охватывает всё большие и большие территории, порождая целый ряд проблем в области экологии и охраны природы. В науке не­обходимость решения этих проблем стимулирует возникновение новых идей, концепций, методов, появляется новая терминология. С 70-х годов XX века в ландшафтоведении для обозначения природных комплексов, изменённых чело­веком, активно начинает использоваться термин «антропогенный ландшафт».

Новая концепция антропогенного ландшафта была введена Ф. Н. Мильковым и быстро получила широкое распространение. В своей работе (Мильков, 1973) он исследует роль антропогенного фактора в формировании ландшафтов Земли, анализирует свойства антропогенных ландшафтов и классифицирует эти ландшафты по ряду признаков, важных для целей практики: по содержанию (сельскохозяйственные, лесные, промышленные, водные, селитебные ком-

Культурный ландшафт как объект наследия

плексы); по глубине воздействия человека на природу (заново созданные, ранее не существовавшие в природе и преобразованные ландшафты); по генезису (техногенные, подсечные, пашенные, пастбищные, пирогенные ландшафты); по целенаправленности возникновения (прямые и сопутствующие ландшаф­ты); по длительности существования (долговечные саморегулируемые, много­летние частично регулируемые и кратковременные регулируемые ландшафт­ные комплексы) и, наконец, по степени хозяйственной ценности, бонитету (культурные, или конструктивные, и акультурные ландшафты). По Милькову, культурные, или конструктивные, ландшафты — это обычно регулируемые человеком антропогенные комплексы, постоянно поддерживаемые в состоя­нии, оптимальном для выполнения возложенных на них хозяйственных, эсте­тических и других функций. Мильков рассматривает культурные ландшафты как результат рационального ведения хозяйства и считает, что бонитет (цен­ность) их, как правило, выше, чем ценность тех природных ландшафтов, на месте которых они возникли. «Большая часть наших возделываемых полей, по­лезащитных лесных полос, прудов, плодовых садов,— пишет автор,— принад­лежит к типу культурных ландшафтов. Акультурные ландшафты — антропо­генные комплексы низкого бонитета, так называемые бросовые земли, «антро­погенный бедленд», возникшие в результате нерационального, неумелого ведения хозяйства». Таким образом, после работ Милькова термин «культур­ный ландшафт» приобретает новое оценочное значение, говорящее о рацио­нальном ведении хозяйства, о культуре природопользования.

Именно такой оценочный подход к идее культурного ландшафта характе­рен для исследователя ленинградской школы А. Г. Исаченко. Разрабатывая тео­рию оптимизации природной среды, он считает, что путь оптимизации заключается в переходе от ландшафтов, нарушенных неумелой хозяйственной деятель­ностью человека, к культурным ландшафтам (Исаченко, 1980). Автор предлагает выделить два главных качества, присущих культурному ландшафту: 1) высокая производительность и экономическая эффективность и 2) оптимальная эколо­гическая среда для жизни людей. Повышение экономической эффективности ландшафта достигается рациональным использованием и расширенным вос­производством природных ресурсов. Воспроизводство относится только к во­зобновимым, прежде всего — к биологическим ресурсам. Для сохранения невозобновимых ресурсов и поддержания здоровой среды необходимо использо­вание практически неисчерпаемых источников энергии — солнечной радиации, геотермального тепла, ветра, приливов. При этом предполагается исключение всех вредных воздействий производства на природу, а также предотвращение стихийных бедствий как природного, так и техногенного происхождения.

Культурный ландшафт должен обеспечивать не только биологические по­требности людей, но и условия для воспитания и культурного развития челове­ка. Автор отмечает, что не существует некоего эталона или идеала культурного ландшафта: многообразие природных ландшафтов, помноженное на много­образие форм человеческого воздействия, даёт необозримое число их конкрет­ных современных модификаций. Поэтому пути оптимизации должны быть дифференцированы соответственно реальным ситуациям.

Можно различить три основных направления оптимизации геосистем.

Методология изучения культурных ландшафтов

Во-первых, это полная консервация, то есть сохранение естественного режима. Во-вторых, строго регламентированное, преимущественно экстенсивное ис­пользование, направленное на поддержание природного равновесия в ланд­шафте. Принцип оптимизации в этом случае можно характеризовать как забо­ту о ландшафте. Подобные ландшафты вполне можно отнести к категории культурных, хотя это не предполагает их коренного преобразования. Ив-треть­их, активное воздействие преобразовательными методами. Здесь равновесие в ландшафте поддерживается в значительной степени искусственно.

Культурный ландшафт менее устойчив, чем его исходный инвариант. За­дача состоит в том, чтобы из возможных модификаций выбрать наиболее ус­тойчивую, а значит и наиболее экономичную, модификацию культурного ландшафта. Устойчивость ландшафта, как известно, зависит от его внутреннего разнообразия. По мнению автора, отличительная черта культурного ландшаф­та — это непрерывное поддержание и регулирование природных процессов в желательном направлении и на должном уровне. Таким образом, работы Милькова, Исаченко и других ландшафтоведов сформировали в географической науке представление о культурном ландшафте как региональной природо-хозяйственной геосистеме, оптимально выполняющей заданные ей социаль­но-экономические функции.

С таких же позиций подходит к оценке культурного ландшафта профессор МГУ В. А. Николаев. Используя геоэкологическую концепцию культурного ландшафта, он пишет: «В составе современных антропогенных ландшафтов могут быть ландшафты разной степени экологического совершенства. К истин­но культурным, к сожалению, относится лишь малая их часть. Порой среди антропогенных ландшафтов встречаются акультурные, возникающие в резуль­тате нерациональной хозяйственной деятельности, деградированные ландшаф­ты» (Николаев, 2000). Николаев выделяет три основных составляющих куль­турного ландшафта как природно-антропогенной системы, три подсистемы: природную, социальную и производственную. По мнению автора, гармонич­ность культурного ландшафта в первую очередь определяется антропогенным фактором, то есть в культурном ландшафте социальная составляющая должна обладать высокой экологической культурой. Для поддержания устойчивого функционирования культурного ландшафта необходимо антропогенное управление, без которого ландшафт неизбежно деградирует.

Николаев рассматривает два основных вида антропогенного управления: «мягкое» и «жёсткое». «Мягкое» управление направлено на мобилизацию при­родных сил самого ландшафта для поддержания его устойчивости. Оно произ­водится путём воздействия, главным образом, на биоту и природные воды. «Жёсткое» ландшафтное регулирование, или управление, производится, как правило, путём создания инженерно-технических сооружений. При проектиро­вании и создании культурных ландшафтов необходимо учитывать важный принцип природно-хозяйственной адаптивности и разнообразия природно-хозяйственных систем. Антропогенный ландшафт тем легче поддается управ­лению, чем лучше его территориальная и временная организация приспособле­на к морфологии и динамике природного ландшафта. Одной из характерных черт культурного ландшафта автор называет здоровую, экологически благоприятную

Культурный ландшафт как объект наследия

среду обитания, для поддержания которой необходимо проведение постоянного экологического мониторинга.

Ещё одной характерной чертой является внешний облик культурного ландшафта (его пейзаж), восприятие которого должно удовлетворять высоким эстетическим требованиям. Эстетика ландшафта — это направление ландшафтоведения, изучающее красоту и живописность ландшафтов, особенности их эстетического восприятия и оценки (Николаев, 1999).

Изложенные выше представления о культурном ландшафте как оптималь­но действующей антропогенной геосистеме существуют в рамках традицион­ной физической, экономической и социальной географии. Наряду с этим в со­временной географической науке возникли новые направления в изучении культурного ландшафта, сформировавшиеся на стыке теоретической геогра­фии и других областей знаний, в частности, наук о культуре.

Автор известной концепции поляризованного ландшафта Б. Б. Родоман, предлагая свою модель идеального культурного ландшафта как территориаль­ного симбиоза человека и природы, большое значение придаёт культурной со­ставляющей ландшафта. В работе, посвящённой охране культурных ландшаф­тов России, он пишет: «Родной ландшафт — это не только творение природы, но и наше культурное наследие, продукт и памятник труда и всей жизнедеятельно­сти наших предков. Любые недвижимые памятники природы, истории и архи­тектуры, вырванные из ландшафтного контекста, как правило, теряют своё куль­турное значение» (Родоман, 1984). Автор считает, что культурный ландшафт должен обладать высокой эстетичностью. Необходимо развивать эмоциональ­но-эстетическое отношение к ландшафту, представляющему собой не склад слу­чайных вещей, а цельную систему, красота которой свидетельствует о его жизне­обеспечивающей целесообразности. «Красота ландшафта — это его интуитивно ощущаемая полезность для людей, в том числе и духовная; полезность для био­сферы, для продолжения жизни на Земле» (Родоман, 2000). По мнению автора, ландшафт красив, если ему присущи черты живого организма или биоценоза: иерархичность, многоярусность, округлённость очертаний, обилие всякого рода ядер, центров, границ, сетей, оболочек, бордюров, переходных (экотонных) зон, смягчающих контрасты; постепенное обновление частей; сотрудничество новых и старых элементов. Художники, архитекторы, ремесленники всегда заимствова­ли у природы идеи рационального и красивого обустройства жилищ и построек, усадеб, разумного природопользования. Таким образом, культурный ландшафт по многим своим характеристикам должен рассматриваться как квазиприрод­ный ландшафт. Разделяя гипотезу Л. Н. Гумилева о том, что этнос связан со своим ландшафтом, как животное — с соответствующей ему экологической нишей, Родоман предупреждает: «Лишившись эстетически ценных благоприятных ландшафтов Центральной России, мы тем самым потеряем некоторые специфи­ческие пласты нашей культуры» (Родоман, 1984).

Ученик Родомана, представитель гуманитарного направления в географии, В. Л. Каганский в своих работах развивает идею о доминирующей роли куль­турной составляющей ландшафта. Он отмечает, что культура всегда представ­ляет собой сопряжение человека и ландшафта, поэтому культуру можно рас­сматривать как существенный аспект ландшафта, а ландшафт является средой,

Методология изучения культурных ландшафтов

Сферой и ценностью культуры — «видение культуры подразумевает ландшафт, видение ландшафта подразумевает культуру» (Каганский, 1995). Создавая тео­ретическую модель культурного ландшафта, автор исходит из того, что куль­турный ландшафт — это одновременно земное и семантическое пространство, некий пространственный феномен. На основе этого теоретико-географическо­го подхода Каганский создает концептуальный образ культурного ландшафта нашей страны, предлагает свои способы и методы «чтения» общества по его культурному пространству (Каганский, 2001).

Надо отметить, что не всегда исследователи, работающие в области изуче­ния взаимодействия человека и ландшафта, используют в своих работах тер­мин «культурный ландшафт». Но новые подходы, которые они демонстриру­ют, и предлагаемые ими методы исследований свидетельствуют об успешном развитии гуманитарного направления в ландшафтоведении.

Например, в работах В. А. Низовцева (МГУ) предложен ландшафтно-исторический метод, сущность которого заключается в «сквозном» ландшафтно-историческом исследовании территории с сопряжённым изучением ландшафта и хозяйственной деятельности в нём. При таком подходе исследователь сопос­тавляет изменённые человеком ландшафты с коренными или естественными, а также с ландшафтами, изменёнными человеком в различные периоды. В ре­зультате этих сопоставлений выявляется существование так называемых природно-хозяйственных систем, которые можно охарактеризовать как результат конкретной хозяйственной деятельности в конкретных ландшафтных услови­ях. Но большинство природно-хозяйственных систем, существовавших в исто­рическом прошлом, до настоящего времени не сохранилось и сейчас представ­лено ландшафтно-историческими памятниками (археологическими и истори­ческими), которые образуют с окружающей природой единое целое и отражают разные периоды хозяйственной и культурной деятельности человека в конкрет­ных ландшафтных условиях (Низовцев и др, 1999).

Своеобразный подход к изучению культурного ландшафта содержится в монографии Н. М. Теребихина «Сакральная география русского Севера» (1993). В этой работе автор реконструирует религиозно-мифологический об­раз Русского Севера, созданный поморами. По мнению автора, этот образ складывается, с одной стороны, из религиозно-мифологических представле­ний о строении сакрального ландшафта земель Севера и о свойствах народов, населяющих эти земли, а с другой стороны — из реальных географических объектов, наделённых определённым сакральным смыслом. Теребихин рекон­струирует этноцентрическую модель мира поморов, представляющую собой своеобразную «карту мира», которая преобразует географию Русского Севера в космографию сакрального мира и позволяет отделить пространство «своей» земли, расположенной в центре мира, от пространства «чужих» земель, «чужо­го» мира. Среди объектов макрогеографии поморов выделяется, например, об­раз «моря» — символа Пути, ведущего в иной мир. Подчёркивая религиозно-мифологический характер микрогеографии, или топографии, Русского Севе­ра, автор указывает на такие важнейшие элементы, как крест, часовня и храм. По мнению автора, крест является одним из ключевых символов православ­ной культуры и занимает центральное место в сакральной географии Русского

Культурный ландшафт как объект наследия

Севера, являясь обязательным компонентом его архитектурно-природного ландшафта. Выдвинутые в работе идеи и методы исследования позволили ав­тору выделить этнически своеобразные типы отношения к пространству и специфические механизмы его освоения как поморами, так и другими народа­ми Европейского Севера, что особенно важно при изучении культурного на­следия этих народов.

Очевидно, что представление о культурном ландшафте в работах разных исследователей во многом зависит от того, насколько широко они определяют роль культуры в формировании ландшафта. Одни авторы говорят о культур­ном ландшафте как об оптимально работающей геосистеме, обладающей бла­годаря культуре природопользования экологическими и эстетическими досто­инствами, другие — как о пространстве, освоенном и преобразованном людьми той или иной культуры.

Необходимо отметить ещё одну интерпретацию культурного ландшафта, в основе которой лежит концепция учёного и философа XX века В. И. Вернад­ского о ноосфере как результате творческой, интеллектуальной и созидатель­ной деятельности человека по преобразованию и целенаправленному развитию биосферы. В этом случае культура рассматривается как результат разнообраз­ных видов материальной и интеллектуальной деятельности человека и его от­ношения к окружающему миру, обусловленному сложившимися у него ценно­стными критериями (Веденин, Чалая, 1997). Такой подход к проблеме культур­ного ландшафта осуществлён в Институте культурного и природного наследия. Культурный ландшафт определяется как целостная и территориально локали­зованная совокупность природных, технических и социально-культурных яв­лений, сформировавшихся в результате соединенного действия природных процессов и художественно-творческой, интеллектуально-созидательной и ру­тинной жизнеобеспечивающей деятельности людей (Веденин, 1997).В культур­ном ландшафте накапливается потенциал интеллектуально-духовной деятель­ности, который наиболее чётко проявляется в культурном слое ландшафта. Этот слой по мере своего развития становится всё более значимым в ландшафте и со временем превращается в доминирующий фактор его развития. Поэтому Ю. А. Веденин считает, что при рассмотрении культурного ландшафта как сис­темы важно выявить строение именно культурного слоя, то есть наряду с эле­ментами материальной культуры выделить нематериальные информацион­но-ментальные пласты (духовно-религиозные, морально-нравственные, эсте­тические, интеллектуальные и другие ценности), являющиеся необходимыми характеристиками культурного ландшафта.

В последнее время в международной практике концепция культурного ландшафта всё чаще используется как методологическая база решения многих проблем охраны природной и историко-культурной среды. С таких позиций культурный ландшафт может быть рассмотрен как принципиально новый объ­ект природного и культурного наследия, что особенно важно для решения во­просов, возникающих в связи с включением культурных ландшафтов в Список Всемирного наследия. Культурные ландшафты как комплексные историко-культурные и природные образования являются носителями исторической па­мяти, запечатлённой в архитектурных, археологических, топонимических и

Методология изучения культурных ландшафтов

иных памятниках, в архивных и библиографических источниках, в разнообраз­ных природных и антропогенных объектах, указывающих на связь ландшафта с историческими событиями прошлого, с жизнью и деятельностью великих лю­дей. Таким образом, концепция культурного ландшафта позволяет связать природные и культурные ценности наследия и рассматривать сохранение ланд­шафта как интегрального целого (Веденин, Кулешова, 2001).

На современном этапе развития теоретических основ культурного ландшафтоведения активно идёт процесс не только формирования новых концеп­ций и подходов, но также обновления и развития классических направлений географических исследований. Так, на кафедре ландшафтоведения МГУ под руководством В. Н. Калуцкова получила новый импульс развития этнокуль­турная концепция культурного ландшафта. Этнографическая составляющая исследований антропогенных ландшафтов в той или иной степени издавна была присуща русской географической науке. Новое, этнокультурное, направ­ление в ландшафтоведении формируется на стыке естественнонаучных и гу­манитарных знаний: физического ландшафтоведения, этнографии, фолькло­ристики, топонимики, культорологии (Калуцков, Красовская, 2000). Базовы­ми понятиями для этнокультурного ландшафтоведения являются: «место», «местное сообщество» и «культурный ландшафт». Предметом этнокультурно­го ландшафтоведения является культурный ландшафт, который понимается как природно-культурная среда развития определённого этноса или опре­делённого местного сообщества (Калуцков, 2000). При этом материальные проявления культурного ландшафта в виде своеобразия местной природы, традиционных построек, особенностей быта, организации хозяйства, плани­ровочных особенностей поселений не могут рассматриваться в отрыве от ме­стной мифологии, духовной культуры, фольклора, традиций. Предложенная автором в рамках этого направления модель культурного ландшафта пред­ставляет собой сложную шестикомпонентную систему, которую образуют ду­ховная культура, местное сообщество, местное хозяйство, селенческая подсис­тема, местная языковая система (включая топонимию) и природный ланд­шафт. Такой подход, по мнению автора, позволяет охватить всю целостность традиционной культуры, выявить и описать основные свойства культурного ландшафта.

В заключение необходимо отметить, что культурное ландшафтоведение является одним из успешно развивающихся направлений современной геогра­фии. Термин «культурный ландшафт» продолжает активно использоваться как в традиционных физико-географических и геоэкологических исследованиях, так и в области социальной и исторической географии, этнографии и культурологии. Это во многом объясняется универсальностью самого понятия «ланд­шафт», что помогает целостному восприятию окружающего пространства. По­нятие «культурный ландшафт» удобно для интеграции разнообразных природ­ных и культурных явлений. Возникающие в последнее время новые концепции, новые подходы, новые методы в изучении культурного ландшафта всё больше расширяют область применения этого термина и позволяют говорить о куль­турном ландшафте как об одном из фундаментальных понятий современной географии.

Культурный ландшафт как объект наследия

Литература

Берг Л. С. Предмет и задачи географии // Известия русского геогр. об-ва. 1915. Т. 51. Вып. 9.

Богданов Д. В. Культурные ландшафты долины северо-западного Памира и возможности их пре­образования // Вопр. геогр., 1951.

Веденин Ю. А. Очерки по географии искусства. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1997.

Веденин Ю. А., Кулешова М. Е. Культурный ландшафт как объект культурного и природного на­следия // Известия АН. Серия географическая, 2001. № 1.

Веденин Ю. А., Чалая И. П. Культурно-ландшафтное районирование Тверской области. М.: Ин­ститут Наследия, 1997.

Волкова Н. И., Жучкова В. К., Николаев В. А. Главные вехи становления и развития ландшафтове-дения в России // Ландшафтная школа Московского Университета: традиции, достижения, перспективы. М.: «РУСАКИ», 1999.

Докучаев В. В. К учению о зонах природы // Изб. соч. Т. II. М.: Сельхозгиз, 1949.

Исаченко А. Г. Оптимизация природной среды. М., 1980.

Кабо Р.М. Природа и человек в их взаимных отношениях как предмет социально-культурной гео­графии // Вопр. географии. Вып. 5. М., 1947.

Каганский В. Л. Культура в ландшафте и ландшафт в культуре // Наука о культуре: Итоги и пер­спективы. Информационно-аналитический сборник. Вып. 3. М., 1995.

Каганский В. Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. Сборник статей. М.: «Новое литературное обозрение», 2001.

Калуцков В. Н. Основы этнокультурного ландшафтоведения: Учебное пособие. М.: Изд. МГУ, 2000.

Калуцков В. Н, Красовская Т. М. Представление о культурном ландшафте: от профессионального до мировоззренческого // Вест. МГУ. Сер. 5. География. 2000. № 4.

Мильков Ф. Н. Человек и ландшафты. М., 1973.

Николаев В. А. Эстетическое восприятие ландшафта // Вестн. МГУ. Сер. 5. География. 1999. № 6.

Николаев В. А. Ландшафтоведение. М.: Изд. МГУ, 2000.

Низовцев В. А., Онищенко М. В., Богданова Е. В. и др. Ландшафтно-исторический подход к функ­циональному зонированию охраняемых территорий историко-культурного назначения // Ландшафтная школа Московского университета: традиции, достижения, перспективы. М.: «РУСАКИ», 1999.

Пржевальский Н. М. Путешествия в Уссурийском крае. М.: Географиздат, 1946.

Пржевальский Н. М. От Кульджи за Тянь-Шань и Лоб-Нор. М.: Географгиз, 1946.

Родоман Б. Б. Саморазвитие культурного ландшафта и геобионические закономерности его фор­мирования // Географические науки и районная планировка. Сб. 11. М., 1980.

Саушкин Ю. Г. К изучению ландшафтов СССР, измененных в процессе производства// Вопр. Гео­графии. Вып. 24. М., 1951.

Творцы отечественной науки. Географы / Под ред. В. А. Есакова. М.: «АГАР», 1996.

Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера (религиозно-мифологическое простран­ство северорусской культуры). Архангельск: Изд. Поморского международного педагогиче­ского университета им. М. В. Ломоносова, 1993.

2
Типологическое разнообразие
культурных ландшафтов
как объектов наследия
и алгоритмы их
описания